Он увидел, как ее затененные луной зубки прикусили нижнюю губу, и она огляделась. Чейз уже давно работал в полиции и знал, что она выигрывает время, чтобы выдумать правдоподобную ложь.
Поэтому нетерпеливо поднажал:
— Мисс Гуднайт.
Она вскинула глаза на него и произнесла своим тихим, привлекательным голоском:
— Фэй.
— Что?
Он услышал, как она прочистила горло, и повторила на этот раз громче:
— Фэй. Меня зовут Фэй.
— Я знаю, — сообщил он не менее резким тоном, а вероятно, и в разы резче.
— Ну, вы можете, э-м… ну, звать меня по имени, — предложила она.
— Отлично, — отрезал он. — Теперь не хотите ли ответить на мой вопрос?
— Нет, вообще-то, э-э… не совсем, — ответила она, и Чейз уставился на нее.
Она его удивила.
Она была красоткой, черт возьми, невероятно великолепной. Густые, прямые, длинные темно-каштановые волосы с естественной рыжиной. Волосы, которые блестели так сильно, что, нахрен, ослепляли. Тело, которым она не хвасталась при малейшем удобном случае, но это не означало, что мужчина не мог видеть ее изгибы во всех нужных местах, а они были привлекательно пышными. Она не была ни высокой, ни низкой. Достаточно высокой, чтобы носить туфли на каблуках, но ему при этом все равно пришлось бы наклониться, чтобы завладеть ее губами. А губы у нее были красивыми и полными, и такими розовыми, что, казалось, на вкус окажутся как жевательная резинка. Высокие, округлые, необычные скулы свидетельствовали о том, о чем все в городе знали: в ее предках текла кровь коренных американцев.
И глаза. Чистого светло-голубого цвета. Не серо-голубые. А голубые. Чейз никогда не видел такого совершенного, такого чистого, такого прекрасного голубого цвета и, черт возьми, совершенно не похожего ни на чьи другие.
Но она была молчаливой. Застенчивой. Не то чтобы она жила отшельницей или казалась невидимкой. Она ходила на работу. Обедала в закусочной. Ходила в магазин за продуктами, на почту, в итальянский ресторан, в «Ла-Ла-Ленд» за кофе. У нее имелись друзья, огромная семья, и она была близка с ними.
Но все знали, что она жила в книгах. Она не ходила на свидания. Не ходила в бар «У Баббы» и не выпивала. Чейз видел ее в «Ла-Ла-Ленде», уткнувшуюся носом в книгу или державшую одну из этих «читалок», она ела пирожное Шамблза и попивала кофе. Чейз видел ее в закусочной в той же самой позе. Господи, не раз за годы, проведенные в этом городке, он видел, как она шла по проходу магазина, выходила из почтового отделения, из библиотеки, опустив голову и уставившись в книгу.
И поймав ее по какой бы то ни было причине в Харкерс-Вуд в два часа ночи, он не ожидал, что у нее хватит смелости хоть на что-то, кроме как ответить на его вопросы. Вероятно, запинаясь. Но она бы сделала это.
Он никогда бы не подумал, что она откажется говорить.
— Боюсь, такой ответ неприемлем, мисс Гуднайт, — сообщил он.
— Фэй, — тихо поправила она.
— Да мне похрен, — отрезал он. — Итак, спрошу еще раз, что вы здесь делаете?
Несколько долгих мгновений она изучала его, прежде чем сделать полшага к нему, но резко остановилась и тихо спросила:
— Вы часто сюда приходите?
— Не уверен, что это ваше дело, — ответил он.
— Но уверены, что ваше дело — знать, зачем сюда пришла я? — парировала она, не раздраженно и не резко, просто осторожно.
— Это место преступления, мисс Гуднайт.
— Фэй.
Он наклонился и коротко бросил:
— Фэй.
И снова пожалел об этом, потому что она вновь сморщила носик. И чуть дернулась. Так мило. Чейз заглушил свою реакцию, поняв, что симпатичная, соблазнительная, вероятно, девственная городская библиотекарша, которую он когда-то относил к тому типу женщин, которых хотел сделать своими, прежде чем его жизнь утонула в дерьме, может быть милой. Затем повторил:
— Это место преступления.
— Ограждающая лента снята, — напомнила она ему. — Преступление произошло несколько месяцев назад.
— Это все еще место преступления.
Она сделала еще один шаг вперед, вновь выпрямляясь.
— Мистер Харкер передал в дар этот лес городу Карнэл десять лет назад, детектив Китон. Это парк. Общественная собственность. Я имею полное право находиться здесь.
Так оно и было. Девушка снова проявила характер, и даже видев это раньше, Чейз все равно удивился.
— Городское постановление гласит, что все парки закрыты для посещения после десяти вечера, если только это не кемпинг, — парировал Чейз и сквозь лунный свет увидел, как она поджала губы.
Затем она разомкнула их и прошептала:
— Ох.
И этот один слог, черт бы его побрал, тоже прозвучал мелодично и мило.
— Я этого не знала.
— Теперь знаете.
— Вероятно, мне стоит уйти, — предложила она.
— Никаких «вероятно», мисс Гуднайт.
— Фэй, — прошептала она, не сводя с него глаз.
Чейз не ответил.
Фэй Гуднайт не ушла.
Вместо этого она сделала к нему еще два шага, остановившись всего в трех футах.
Затем тихо спросила:
— Вы в порядке?
Ему следовало солгать и сказать «да». Или, может быть, не отвечать, а напомнить ей, что она собралась уходить.
Он не сделал ни того, ни другого.
— Мисс Гуднайт, сейчас два часа ночи, и я нахожусь на холоде в лесу, где была убита моя жена. Как думаете, я в порядке?
Мгновенно, все еще нежно, она ответила:
— Нет.
Он опомнился, затем напомнил ей:
— Вы собрались уходить.
Она не ушла. Она сделала еще один шаг вперед, склонила голову к плечу, но слегка повернула к нему лицо и посмотрела на него снизу вверх, изучая его черты.
Это тоже было мило.
Пока он разбирался с этим, до него донесся ее ласковый голос.
— Вы ее любили?
— Вы знаете ответ на этот вопрос, — немедленно ответил он, и она знала. Все знали. Чейз Китон совершенно ясно давал понять, и не только своей жене, какие чувства он к ней испытывает.
Фэй подняла голову и посоветовала:
— Может, вам стоит поговорить с кем-нибудь о, э-э… ваших чувствах.
— Вы вызываетесь добровольцем? — резко спросил Чейз.
Она даже не моргнула, прежде чем предложить:
— Если хотите.
— Без обид, Фэй, но человек, которого я выберу, чтобы выложить все дерьмо, что крутится в моей голове, не будет женщиной, которая дышит, ест и работает, но живет в мире фантазий. Вы не можете, не сбежав, справиться с собственной жизнью, которая, насколько я вижу, хороша. Так что, вам ни хрена не справиться с тем дерьмом, что у меня в голове.
Замечание было идиотским, но оно сработало. Ее плечи слегка поникли, и она отступила на шаг назад.
— Я просто пытаюсь быть милой, — указала она на очевидное.
— Было бы здорово, если бы вы потащили свою задницу обратно по тропе и оставили меня одного.
Она не двигалась. Но прошло всего-ничего, как она слегка наклонилась к нему и с нежностью сказала:
— Не думаю, что вас следует оставлять одного. Я вижу, что вы имеете дело с каким-то тяжелым грузом и явно пытаетесь справиться с ним в одиночку. — Она обвела рукой в рукавице место вокруг. — Вам нужно избавиться от ноши, Чейз.
Иисусе.
Гребаный.
Христос.
Этот голос, тихий, нежный, такой чертовски милый, произносящий его имя, ее ласковые глаза, устремленные на него.
Бл*ть.
Лучше, чем он мог себе представить.
Лучше, о чем он когда-либо мог мечтать.
И это все — не его.
И никогда не будет принадлежать ему.
А значит, наконец услышав, как она произносит его имя, было пыткой.
— Ладно, — начал он, — я пытался быть милым…
Ее голова дернулась, и она прервала его, удивленным, и снова, Боже, чертовски нежным тоном:
— Милым?
— Да, — ответил он, — милым, и вы поймете, что я был мил, когда я скажу, мисс Гуднайт, что не хочу, чтобы вы беспокоились. Не хочу, чтобы вы меня выслушивали. Мне не нужна ваша компания. Чего я хочу, так это чтобы вы утащили свою жирную задницу из леса и оставили меня, бл*ть, в покое.
