— Вот ты и скрывала от матери всю правду! — жалобно вглядывается в глаза. — И я не злюсь, Ань. Хорошие мальчики, оказывается. Серьезные. С такими и надо дружить. И мне жаль, что я запрещала тебе с ними общаться. Кто ж знал…
— Ма, ты сейчас серьезно? — мои брови ползут на лоб. — Не водила с ними дружбу втайне от тебя.
— Да какая разница, водила или нет, — голос мамы дрожит истерикой, — сейчас дружи! Твою мать и брата ждет не радужная перспектива оказаться на улице! Инвалидами! А после к тебе придут!
Я встаю, подхожу к Андрею и хватаю его за ухо:
— Мелкий ты говнюк! Телку у него увели! — поскрипываю зубами, а он кривится и нос конопатый морщит. — Я бы тебе сама ноги переломала!
Выпускаю его из злой хватки, одариваю легкой затрещиной и сердито покидаю кухню, одернув рукава блузки.
— Стерва, — шипит Андрей, и возмущенно оглядываюсь.
— Что ты сказал?
— Ничего, — трет ухо и отводит злые глаза.
— Тебе хоть немного стыдно?
— Ему стыдно, — мама кивает и с надеждой смотрит мне в глаза, — Ань, он мальчик. Вот такие они. Несдержанные, агрессивные и…
— Бессовестные, — я приглаживаю волосы и вздыхаю, — ма, я считаю, что у Андрюши серьезные проблемы если не с мозгами, то с проявлением гнева. Его бы к специалисту или хотя бы к школьному психологу.
— Я его отведу к психологу…
— Ага, — фыркает Андрей, — скорее уж отвезешь на инвалидном кресле.
Обуваюсь в прихожей и минуту медитирую на соломенного домовенка, что висит над зеркалом. Это я его мастерила в шестом классе. Пыльный, старенький и с выцветшей бумажной рубашкой.
— Ма, я ушла, — выхожу на лестничную площадку и бесшумно закрываю дверь. — Проклятье!
Глава 3. Хищники
Андрей, конечно, балбес, но я не хочу, чтобы ему ноги ломали и оставили его и маму без квартиры. Если бы у меня какая-то богатая девчуля в школе увела парня, то я бы в туалете поплакала и успокоилась. Зачем разбивать машину битой? И теперь вопросов, почему у Андрея все плохо с учебой, у меня нет. Он глупый.
Сижу в просторном и светлом кабинете с окнами на всю стену. В удобном низком кресле. Передо мной за широким столом восседает Тимур, а рядом стоит Роман, который минуту назад вышел из двери, что, вероятно, ведет в его логово. У “мальчиков” сдвоенные кабинеты, и, видимо, они друг к другу постоянно в гости заглядывают.
Могли бы в одно помещение поставить два стола, благо тут места для целого мебельного цеха, но по статусу не положено. Они же оба — генеральные директора и каждый должен сидеть в своей пафосной норе.
— Какая неожиданность, Анюта, — Рома улыбается. — Ты по какому вопросу?
— Вы ведь и так в курсе, — шевелю пальцы в тесных туфлях.
— Нет, — пожимает плечами Тимур. — Может, ты соскучилась? Или решила извиниться, что убежала со встречи и не попращалась?
— Да, было невежливо, — с осуждением вздыхает Рома. — Спокойно беседовали, а ты раз и убегаешь.
— В туалете беседовали, — чувствую, как у меня ноздри раздуваются от гнева. — В женском туалете.
— И? — Тимур вскидывает бровь. — До этого ты из-за стола встала и молча ушла. Ни извините, ни до свидания. Вот мы и подумали, что ты намекаешь, что хочешь поговорить в более интимной обстановке. Мы ошиблись?
Издеваются и наслаждаются тем, что я не могу послать их далеко и надолго.
— Мой младший брат разбил чужую машину…
— А, ты об этом, — Рома цокает, — да Инна Витальевна звонила. И знаешь, если ты не изменилась, то мама твоя — другой человек.
— Никаких криков, — Тимур удивленно разводит руками в сторону, — оскорблений и угроз. Вежливая женщина, а ведь я от нее ни один подзатыльник получил.
— Неправда.
— Конкретизируй, — глаза Тимура вспыхивают недовольством.
— Мама не поднимала руку на учеников.
Тимур переглядывается с Ромой и зло смеются, а я удивленно хлопаю ресницами. Мама не садистка. Да, возможно, могла вспылить, но подзатыльники?
— Это она с отличниками ворковала, — Тимур поправляет галстук и хмыкает. — И с дочуркой. Да, Одинцова?
— Анна.
— Анечка, — щерится в улыбке, — но согласен, как с тобой не ворковать? Ты же такая милашка была. До сих пор помню твои банты на линейке в первом классе.
— Вы потом эти банты с меня сорвали, — скрежещу зубами.
— Так мы с тобой поговорить хотели, — Рома смеется. — А ты что?
А я развернулась и букетом красных астр им по головам настучала, потому что отвлекали от важного события своими “эй, девочка, обернись” и “как зовут”.
— За бантики готов извиниться, — Рома прячет руки в карманы. — Не по-мужски было доводить девочку до слез.
— Я не плакала.
— Плакала, — Тимур усмехается.
Я медленно вдыхаю и выдыхаю. Я бы и сейчас астрами Уварова и Чернова с удовольствием избила, потому что рожи их самодовольные бесят.
— Мне нужны деньги взаймы на ремонт машины, которую разбил мой младший брат, — тихо и медленно проговариваю я.
— Да, мы в курсе, — Рома перекатывается с пяток на носки, — готовы занять на три месяца. После трех месяцев под десять процентов на год.
У меня глаза лезут на лоб. Я за три месяца не смогу отдать сумму, которую можно получить с продажи двушки в Подмосковье.
— Или, — Тимур подтягивается, как сытый кот, — есть вариант долг отработать.
— Каким образом? — сипло спрашиваю я.
— Нам нужна секретарша, — Тимур лениво покачивается в кресле и обнажает ровные белые зубы в недоброй улыбке, — исполнительная, старательная и стрессоустойчивая.
Слышу в его голосе липкую двусмысленность. Рома, присев на край стола, согласно кивает словам друга:
— Нас же двое, Анюта. Справишься?
— Будто у нее есть выбор, — смеется Тимур, и у меня от его смеха спирает грудь страхом. — Ну, Одинцова, юбочку повыше…
Им не секретарша нужна. Они вздумали меня сделать личной потаскушкой на побегушках.
— Вы в своем уме? — сдавленно отвечаю я.
— Тебе деньги нужны, Одинцова? — Тимур поддается в мою сторону и щурится. — И я придерживаюсь мнения, что твоему брату надо нести ответственность за свои проступки, как и твоей маме. Это ее прокол в воспитании.
— Определенно, — соглашается Рома.
— Пусть продает квартиру и покрывает сына, а ты иди, — улыбка Тимура пробирает до самых костей. — Как обычно, гордо вскинув голову, а мы с удовольствием посмотрим на твою крепкую задницу. Я готов за твою попку, Одинцова, в мини хорошо заплатить и никаких, сучка ты высокомерная, денег не жалко, чтобы ты входила в мой кабинет, потупив глазки.
— Да, — Рома ухмыляется, — и с чашечкой кофе. И без бюстгальтера под тоненькой блузкой.
И медленно встаю, а Тимур резко и с шуршанием отрывает из блокнота страничку, на котором что-то пишет. Протягивает листочек мне:
— Время на подумать до десяти вечера, Одинцова. Если согласна, то ждем по этому адресу.
Цепенею под черным взглядом. Рома выхватывает листок из пальцев Тимура, складывает его вчетверо и шагает ко мне. Встает вплотную и с улыбкой, от которой кишки завязываются в узел, просовывает записку в карман моего пиджака.
— Был рад новой встрече, Анюта, — выдыхает в губы. — Ты, как всегда, очаровательна, наша милая отличница.
Отступаю под немигающими взорами, разворачиваюсь и торопливо цокаю прочь. Лишь бы не споткнуться и не упасть, иначе меня разорвут на части два голодных хищника.
Глава 4. Отчаяние
— Анечка, — всхлипывает мама, — милая моя. Ты понимаешь, что мы останемся на улице?
Я стою у окна и смотрю во двор, где играют дети. Хорошо, что соседка уехала к родителям и не слышит плач и стенания моей мамы, которая сидит за столом. Так и не притронулась к чашке чая. Хотя какой тут чай.
— Мам, они отказали.
Не буду я ей говорить, что Тимур и Рома сделали мне отвратительное во всех смыслах предложение. Прямо они, конечно, не сказали, что отымеют меня, но прозрачно намекнули.
— Не лги матери, Анна! — шипит мама.
