— Похмелиться нет ничего? Сушит…
Я помотала головой и отёрла слёзы. Сегодня буду спать, но завтра он пойдёт вон.
2
Проснулась я рано, ещё семи не было. Валера ушёл, закинув кружку с недопитым кофе в мойку. На столе в блюдце сиротливо лежал выкуренный бычок.
Как я не слышала его? Удивительно!
К сегодняшнему дню полагалось учить слова, делать упражнения по грамматике и готовиться к семинару по лексикологии. Ничего не было сделано. Я начала нервничать.
Выпив быстренько чаю с хлебом, я читала учебник, устроившись на кровати. Достала из стопки на тумбочке тетрадь с лексикой и продолжила уже устроившись на подоконнике.
На зарядке зарычал телефон. Что за смс поприходили?
Операции с банковской картой.
Бросилась к кошельку, в нем карточки не было, как и наличных.
Я позвонила в банк и заблокировала карту, вернее то, что на ней осталось — сорок пять рублей.
На карточке были все оставшиеся на неделю деньги.
Надо взять себя в руки. За квартиру оплачено. На проезд можно взять с кредитной карточки в приложении. В конце концов, зачем волноваться, если под кроватью лежит картошка, а на полке в холодильнике — банка с кабачковой икрой и треть банки тушенки. И это еще, если не считать свеклы, из которой, по правде говоря, я не знала, что приготовить.
Через пару часов я шагала по лестнице, направляясь в университет, совсем как солдат — боевым решительным маршем. Шагала и представляла, как вечером, если заявится Валера, выскажу ему всё и пригрожу заявлением в полицию. Должно его пронять!
Я не знаю, почему я не поехала на лифте. Я даже не проверила, работает ли он или торчит по своему обыкновению в темной шахте без движения. Наверное, я интуитивно понимала, что марш с шестого этажа немного успокоит меня. Все-таки в том, чтобы клокотать от злости, мало приятного. И действительно, на третьем этаже я почувствовала, что мне гораздо легче. Я начала надеяться, что, может быть, просто не открою ему дверь.
Как только я так подумала, моя нога соскользнула со ступеньки и как-то странно вывернулась. Я потеряла равновесие и пребольно шлепнулась попой. Из глаз брызнули слезы. Да что же это за день такой!
Я сидела на ступеньках и размазывала по щекам тушь, когда услышала, что с верхних этажей кто-то спускается. Понятное дело, мне не хотелось, чтобы меня видели такой вот зареванной мямлей. Я попыталась встать.
3
Ай-я-яй! — вскрикнула я и снова села на ступеньки.
Наступать на одну ногу было очень-очень больно.
Шаги приближались. Тяжелые, грузные. Теперь уже я понимала, что по лестнице шагает баба Настя.
Баба Настя жила на пятом этаже и редко спускалась во двор из-за своего веса, который мешал ходить. Продукты ей привозила дочь, чтобы баба Настя не ходила по магазинам. Балкона в квартире у неё не было, и изредка она выходила "подышать".
Через несколько секунд я убедилась в том, что это и была она.
— Мила, ты упала? — воскликнула баба Настя, тяжело дыша, свистя одышкой и округлив глаза.
— Я оступилась, — объяснила я.
— Ты наверно ногу сломала?
— Да нет, я просто ушиблась немного.
— А почему ты тогда здесь сидишь, — не унималась она— позвони кому, заберут тебя.
— Кто заберёт? — не поняла я, хотя в этот момент единственное, что меня интересовало, — так это, смогу ли я доковылять хотя бы до лифта.
Я снова попыталась встать. Острая боль пронзила ногу.
— Давай я возьму тебя за руку и проведу до хаты твоей!
Я засмеялась, несмотря на боль в ноге.
— Спасибо, сама доскочу! — я представила, как баба Настя ведёт меня за руку и мне снова стало смешно.
Баба Настя фыркнула — Как знаешь! — и поплыла дальше.
Опираясь на перила, я доковыляла до следующей лестничной площадки. К счастью, лифт работал.
Каждый мой шаг отзывался резкой болью в лодыжке.
Вызвав такси и еле допрыгав до машины, я поехала в травмпункт.
Добрый день, — робко прошелестела я под окошком регистратуры. — Я подвернула ногу на лестнице.
Я замолкла, не зная, что еще сказать.
Подав паспорт и полис в окошко, я ожидала приёма в кабинет. Врач-травматолог, пощупав ногу, послал на рентген.
И вот тут я заметила, что моя лодыжка увеличилась в размерах — безобразно распухла, если называть вещи своими именами.
После рентгена, осмотрев мои снимки, врач проводил меня в перевязочную, где мне наложили шины, гипс. Перелом наружной лодыжки с удобным положением отломков….. Сорок пять дней покоя Освобождение от занятий. Где взять костыли?
Уже дома, я присела на кровать и расстроилась.
Вдруг захотелось целую вечность не вставать с постели. И чтобы никто меня трогал.
4
Утром, когда я попыталась наступить на больную ногу, поняла, что чудесного исцеления за ночь не произошло. Всю ночь я искала удобное положение для сна из-за гипса. Валера не звонил и не приходил. Развлекается, наверно.
Я понимала, что лекции лекциями, но живые диалоги мне никто не заменит. Мне нужна практика, а значит, придется стиснуть зубы и собираться.
Я решила, что явлюсь на практику речи, а на все остальные пары все-таки забью — две лекции можно будет потом списать, а семинар по истории зарубежки многие пропускали и ничего, живы, тем более, справка есть и доказательство — моя каменная нога.
Пришлось сунуть многострадальную ступню в махровый носок и двойную бахилу. Я подумала, что это ничего: идти-то недалеко, да и сухо на улице.
В аудитории мне пришлось скакать на одной ноге, касаясь второй ступней пола для сохранения равновесия. Мало того, что это самое сохранение равновесия достигалось через боль, на меня еще и все бессовестно пялились. Дура ведь какая! Справка у неё открытым числом, нога в гипсе, а она припёрлась, скачет. Но я была довольна. Ничего не пропущу!
Впервые я порадовалась и ремонту в библиотеке, который неожиданно затянулся больше, чем на неделю…
До трех ночи я писала курсовую по "Практической психологии", за которую мне обещали подкинуть денежку знакомые мамы. У подруги мамы — дочь — оболтус, которая до второго курса доучилась, и ничего не знает. Я обещала помочь. Психология — моя страсть, как закончу, поступлю на кафедру психологии. Заочно.
Выключила нет-бук и, по-моему, уснула раньше, чем легла в постель. Во всяком случае, на следующий день я даже не помнила, как клала нет-бук в тумбочку, снимала халат и забиралась под одеяло.
5
Утром мне позвонили родители. Папа купил маленькую хонду. Я рассказала маме о том, что не смогу приехать за тёплой одеждой, как обещала. Родители успокоили меня, сказав, что приедут ко мне сами.
В универе сегодня были предметы, которые можно было поучить и дома. Поэтому я осталась.
Чашка горячего кофе помогла мне согреться и отвлечься от размышлений о Валере. После кофе я приняла горячий душ и прилегла с конспектом на растеленную кровать. Стало тепло и уютно. Но все же где-то в глубине души чувствовала, что случится что-то плохое.
Через несколько часов позвонил Валера. Я подняла трубку, ведь мне было очень интересно, как он объяснит, что он украл карточку и потратил деньги.
Валера самозабвенно врал, что взял мою карточку, чтобы купить продукты. Я ведь всегда такие сумки таскаю! Но карточку у него съел банкомат, когда он зазевался, а забрать её он бы не смог. Да и куда она денется, она же в банке, до востребования сохранится!
— Мы расстались. Не звони мне больше — сказала я чётко и громко, но казалось, голос немного задрожал.
— Сука — сказал он, и бросил трубку.
Любовь стала таким заезженным словом! Это слово не выражает и сотой доли настоящих чувств. Я так привыкла к Валере, что не замечала того, что он лишь пользуется мной.
Мне нужно было каждый день видеть его. Когда он исчезал, я думала о нем, надумывала себе о том, что он, несчастный, ищет работу. Моя привязанность к нему стала безразмерна, как китайские капроновые колготки, и если бы кто сказал, намекнул, что Валера всего лишь использует меня в своих целях, я бы никогда не поверила.
