Этот поцелуй теперь принадлежал Джетро.
Коммерческий корабль заменили на роскошную яхту. Закат отбрасывал другой свет. Джетро задумчиво стоял, уставившись в камеру с такой интенсивной сексуальностью в глазах, что никто бы не согласился, что между нами не было химии. То, как моё тело прижималось к нему, ласково и доверительно, только помогало подтвердить иллюзию — мы влюблённая парочка.
Фотографии дрожали в моих руках, и ещё одна слеза упала на глянцевый обман.
Я подняла взгляд, не заботясь о том, что моё сердце было разорвано и равнодушно билось на полу парковки.
— Как... — стиснув зубы, я попыталась вновь. — Разорвать моё платье тебе было недостаточно? Ты и моё прошлое тоже хочешь отобрать? — я приподняла фотографии, где полуголый Джетро держал меня за подбородок и целовал. Этот снимок не был основан на моей любовной жизни, но он был таким натуральным, таким правдивым, таким бесспорным.
Как они могли все сделать таким правдоподобным?
Джетро покачал головой, закатив глаза. Заблокировав байк, он положил ключ в карман и повернулся ко мне. Согнувшись, он прошептал:
— Я не только отобрал у тебя прошлое. Я уже забрал у тебя будущее.
Я тяжело дышала, ненавидя этот довольный взгляд его глаз.
Не разрывая зрительного контакта, он указал на фотографии в моих руках.
— Ты ещё не все посмотрела. Посмотри последнюю. Она специально для тебя.
Я не могла вздохнуть. Не думала, что когда-нибудь смогу дышать, не чувствуя боли. Убирая кучу фоток, я взглянула на последнюю. Внезапно, я уставилась на него. Исчез весь смысл в порядочности и гордости.
— Пожалуйста, ты не можешь. Это... это разобьёт их сердца.
Слёзы обожгли горло. Глаза горели, когда я опустила взгляд. На этом снимке был пустой номер отеля, в том состоянии, в котором я его оставила — с лентами и перьями, рассыпанными по кровати, прежде чем отправиться на показ. Но там не хватало моих туалетных принадлежностей, ноутбука и ещё кое-каких моих вещей. Включая мой чемодан.
Комната была брошена. Выглядела так, будто я собралась и оставила свою мечту, жизнь и семью, не подумав дважды.
Это разобьёт сердца брату и отцу, потому что именно так нас и бросила моя мать, Эмма Уивер.
Но в отличие от того, как ушла мама, на комоде лежала записка.
— Глянь другой. Я взял на себя смелость и попросил крупный план, чтобы ты смогла прочитать свою прощальную записку, — прошептал Джетро, забирая фото из моих рук, и бросил мне ещё один снимок.
Я подобрала под себя коленки, схватившись за глянцевую копию моей прощальной записки. Почерк был похож на мой, и даже я не смогла бы отличить подделанные закорючки от настоящих.
Пришло время признаться.
Какое-то время я вас обманывала.
Я влюбилась и решила, что моя жизнь лучше с ним. Я покончила с этими границами, которые нельзя пересечь, и недосягаемым давлением, которое оказывала на меня семья.
Я осознаю, что делаю.
Даже не пытайтесь меня искать.
Нила.
Я подняла взгляд. Сердце ударилось о грудную клетку, ушиблось, заболело. Очень сильно заболело. Я не могла сдержать страдания, когда подумала, что Ви прочитает это. Он окажется брошен обеими: матерью и сестрой.
— Они в это не поверят. Они меня знают лучше. Знают, что у меня не было отношений. Ты сказал, Текс все знает о тебе, и почему ты всё это делаешь. Пожалуйста...
Джетро рассмеялся.
— Это не для твоей семьи, мисс Уивер. Это для прессы. Именно мировая арена сделает эту фикцию реальностью. Твой брат узнает правду от твоего отца, я уверен. И если они будут хорошо себя вести, то оба останутся живы и здоровы. Поверь, это не причинит им боли, и если бы я хотел, у меня есть много разных средств, — он взял в ладони мои щёки, убрав с лица длинные пряди волос. — Нет. Это просто страховка для полиции.
— Как так? — выдохнула я.
— Так что никто не поверит твоей семье, когда они сломаются и попытаются тебя найти. Они будут совершенно одинокими. Прямо, как ты. Под контролем Хоуков, которые управляли Уиверами уже шестьсот лет.
Шестьсот лет?
— Но...
Джетро фыркнул, и его раздражение, как привидение, выросло вокруг нас:
— Прекрати реветь. Фотографии демонстрируют правду. Они доказывают, что ты сделала то, что сделала, и никто не будет сердиться на тебя или что-то подозревать.
— Что я сделала?
— Ах, мисс Уивер, не позволяй шоку украсть твой разум. Ты. Уехала. Добровольно, — он махнул рукой на фотографии. — Вот доказательства этого.
— Но это не так, — прошептала я. — Я не уезжала...
Джетро напрягся.
— Не забывай так быстро то, чему я тебя учил. Ты жертва и ты... — его взгляд позволил мне закончить его предложение, отмечая, что я делаю это, чтобы защитить семью. Его пальцы дёрнулись, выглядело это так, будто он хотел ударить.
Я никогда не была способна к противостоянию ни с отцом, когда он часто кричал, ни с Воном, когда мы спорили. Я росла, и мне не нужно было бороться. Я знала, насколько драгоценна была семья. Моя мать ушла, доказав, насколько бессердечным может быть кто-то, если его не держит любовь. Так что я держалась обеими руками, ногами и каждой частичкой себя. Чтобы так просто все это оторвать.
Ты бы выбрала то, чтобы они жили, и ты никогда не видела их, чем то, чтобы они умерли из-за тебя.
Наклонив голову, я пробормотала:
— Жертву приносят добровольно. Поэтому я поехала с тобой добровольно.
Джетро кивнул, погладив меня по бедру, как зверушку, которой, как он думал, я и была. Накрыв фото своей большой рукой, он надавил на них, пока я не опустила руки.
— Хорошая девочка. Продолжай слушаться, и тогда тебе легче будет вынести следующую часть.
Меня душил ещё один порыв слёз, но я их проглотила. Он сказал прекратить плакать. Так я и сделала.
Джетро встал, протянул руку и засунул ужасные фотографии в сумку.
— Пошли. Нам пора, — он не подал мне руку, чтобы помочь подняться.
Простое действие — встать с холодного бетона в морозный воздух, напряг мой уже перевёрнутый мир. Головокружение нарушило моё равновесие, и я покачнулась назад. Я вытянула руки, пытаясь за что-нибудь ухватиться.
Затуманенным взглядом я молила Джетро поймать меня, но он просто стоял. Молча. Раздражённо. Он позволил мне споткнуться и упасть.
Я закричала, падая на землю. Мои ногти врезались в грубое покрытие, в то время, как здание кружилось перед глазами, как кошмарная карусель. Боль прошлась по бедру, но это было ничем в сравнении с сильной тошнотой.
