Дж. Уорд - Короли Бурбона (ЛП)

Потом он встряхнулся, и посмотрел на нее тяжелым взглядом.

— Ты не должна ничего рассказывать. Джин ничего не знает. Мы держим все в тайне, чтобы ничего не просочилось в прессу.

— Я не скажу. Я имею в виду, я не скажу ни слова. Власти как-то задействованы в этом?

— Отец вел с ними переговоры. Это кошмар… я говорил ему не ездить туда.

— Мне так жаль, — Какое пафосное заявление. — Я могу как-то помочь?

Очередной раз какая-то жалкая кучка слов.

— На его месте должен был быть я, — пробормотал Лейн. — Или Макс. Почему не один из нас? Мы не представляем ценности. Это должен был быть один из нас.

Следующее, что она сделала, не задумываясь, поставила вазу на пол и подошла к его кровати.

— Я могу что-нибудь сделать для тебя?

— Это должен был быть я.

Она села рядом и подняла руку, чтобы коснуться его плеча, но потом одумалась, что…

Мобильник надрывался на тумбочке, а когда он не пошевелился, она спросила:

— Ты действительно не хочешь ответить?

Когда он ничего не сказал, она наклонилась и посмотрела на экран. Шанталь Блэр Стоу.

— Думаю, это твоя девушка.

Он взглянул на нее.

— Кто? — Лиззи протянула руки и взяла трубку, показывая ему экран. — Нет, я не хочу с ней разговаривать. И она не моя девушка.

Лиззи удивилась, поскольку была осведомлена, как раз о другом, но положила телефон на место.

Лейн покачал головой.

— Эдвард единственный из нас, кто стоит хотя бы десять центов.

— Это неправда.

Он засмеялся жестким смехом.

— Черт возьми, это как раз так. И ты сама об этом говорила на прошлой неделе, не так ли?

Внезапно Лейн сосредоточился на ней, и наступила странная тишина, как будто он только что понял, кто находился с ним в спальне.

Сердце Лизы бешено забилось. В его глазах появилось что-то такое, чего она не заметила раньше… и Бог ей в помощь, она поняла, что это было.

Секс с плейбоем интересовал ее меньше всего. А первородная похоть настоящего мужчины? От этого... было уйти намного сложнее.

— Тебе необходимо сейчас же уйти, — сказал он сдавленным голосом.

«Да, — сказала она себе. — Уйти».

И по какой-то непонятной себе причине, она прошептала:

— Почему?

— Потому что я хотел тебя, когда это была просто игра, — его взгляд был прикован к ее губам, — но в моем нынешнем состоянии, я нуждаюсь в тебе.

Лиззи отшатнулась, и в этот раз он рассмеялся глубоким и низким смехом.

— Разве ты не знаешь, что стресс, действует как алкоголь? Делая тебя безрассудным, глупым и голодным. Я знаю это... поскольку моя семья занимается производством очень…

— Все улажено, мисс Кинг.

Лиззи подскочила на месте задохнувшись.

— Что!

Мистер Харрис нахмурился.

— По поводу аренды шатра. Я позаботился об этом.

— О, да, великолепно. Спасибо.

Она споткнулась, отвернувшись от дворецкого. Затем пошла по коридору, направляясь в сторону общественных помещений дома. Мистер Харрис окликнул ее, привлекая внимание, она вернулась, нашла дверь наружу и выпорхнула…

Прямо в сад.

Прямо под окно спальни Лейна.

Обхватив ладонями щеки, она вспомнила, как он целовал ее после тех двух ночей, которые она просидела с ним в его спальне.

Именно она была той, кто искал с ним встречи, и уже не использовала отмазки в виде смены букета цветов: она ждала столько, сколько была в состоянии выдержать, и потом сознательно уходила в свою комнату в конце рабочего дня, чтобы понять добивается ли он с ней встречи без всякой на то причины.

В прессу не просочилось ничего. Освещение всех событий произошло позже, когда Эдвард наконец вернулся домой.

Во второй раз она отправилась в его номер, постучала более тихо, и через мгновение он открыл дверь... и она увидела, насколько сильно он постарел за эти дни. Он был изможден, небрит, с черными кругами под глазами. Хотя он переоделся, но это была просто другая версия той же одежды, которую он всегда носил: рубашка с пуговицами на выпуск с монограммой. Дорогие брюки, которые были помяты от сидения и на сгибе колен. Лоферов от Гуччи не было, только темные носки.

И весь его вид собственно и говорил о том, что она хотела узнать.

— Пойдем со мной, — позвала она его. — Нужно выбираться из этой комнаты.

Хриплым голосом он спросил который час, и она сказала — уже после восьми. Когда он в замешательстве взглянул на нее, ей пришлось уточнить, что наступил вечер.

Она вела его вниз по черной лестнице, как ребенка, взяв за руку и говоря всякую чепуху. Единственное, он сказал, что не хотел бы, чтобы кто-то увидел его, и она действительно позаботилась об этом, обходя с ним столовую и происходящую там беседу, пытаясь уберечь его от посторонних глаз.

Она вывела его в теплый вечер, услышала смех, доносившийся из этой грандиозной официальной комнаты, где происходил ужин.

«Как они могли так себя вести?» — подумала она. Смеяться и разговаривать, словно ничего не произошло, не произошло ничего ужасного... словно один из членов семьи не находился далеко, слишком далеко и не был в опасности.

В тот момент она даже не могла ответить самой себе, почему так беспокоилась о Лейне из-за того, что он так страдает. Единственное, что она могла сказать, неисправимый плейбой, которого она вычеркнула из всех списков, являющейся отбросами своей семьи, вдруг в ее глазах стал человеком, и его боль очень волновала ее.

Они не ушли далеко. Всего лишь шли по дорожке, выложенной между кустами и грядками, подходя ближе к беседке, находившейся в дальнем углу сада.

Они сидели молча. Она протянула ему руку, он крепко сжал ее, как бы держась.

И когда он повернулся к ней, она поняла его намерения, хотя он ничего не сказал. У нее все перемешалось в голову, и всевозможные подожди, стой, слишком большая разница...

Но она наклонилась чуть-чуть вперед, и их губы соприкоснулись.

Мысли были такими запутанными, а поцелуй таким простым.

Но он не остался таким уж простым. Он схватил ее в свои объятия, она позволила ему. Он положил руки поверх ее одежды, и это тоже она позволила ему.

Где-то на середине поцелуя, она вдруг поняла, что ненавидела его, поскольку стала испытывать влечение. Безумное влечение к нему. И она действительно наблюдала за ним, плавающим в бассейне тогда, хотя до этого было тоже всего предостаточно: каждый раз, когда он приезжал домой и оставался, она пыталась увидеть его, хотя она опровергала это любому и всем, кто бы ни сказал ей об этом, но никто и не говорил. Новость, что он прибыл в Истерли, как правило возбуждала ее, а его отъезд подавлял. И горькая реальность была такова, что она завидовала тем женщинам, этим тупым блондинкам с совершенными телами и их манерой по южному растягивать слова, которые использовали на благо себе его легендарные не перестающие открываться двери спальни.