— Лучше? — бормочет он, его теплое дыхание щекочет мне ухо.
Я киваю, не в силах вымолвить ни слова.
Он поворачивает мой палец, осматривая рану.
— Швы накладывать не нужно.
— Хорошо, — бормочу, как идиотка, и это единственное слово выходит до смешного с придыханием.
Его высокомерный смешок грохочет в груди и вибрирует у меня за спиной. Хочу осадить его свирепым взглядом, но внезапно энергия между нами меняется, и я чувствую, как он напрягается.
Повернувшись к нему лицом, вижу, что он смотрит на мою грудь. Прежде чем успеваю сообразить, в чем дело, он залезает мне под майку и вытаскивает цепочку. С жемчужиной, которую он подарил мне на восемнадцатилетние.
В поисках ответов он изучает цепочку, затем мое лицо.
Я облизываю внезапно пересохшие губы, мой пульс учащается, а разум пытается найти оправдание, почему я все еще ее ношу, но его напряженный взгляд лишает меня дара речи.
Громкий пронзительный звук заполняет кухню, выталкивая нас из тяжести момента. Вздрогнув, закрываю уши, и мне не требуется много времени, чтобы понять, что это пожарная сигнализация. Охнув, оборачиваюсь и вижу, как из духовки вырывается черный дым.
— О нет! — я отталкиваю Джастиса и бегу открывать дверцу, размахивая перед лицом полотенцем, в то время как Ханна приближается ко мне сзади, кашляя во все стороны. — Не подходи.
Джастис разбирается с пожарной сигнализацией, пока я достаю подгоревший ужин и ставлю его на плиту. С поникшими плечами принимаю поражение. Мне ни за что его не спасти. Ущерб непоправим.
Обернувшись, вижу, что Джастис и Ханна наблюдают за мной. Ханна смотрит на меня с сочувствием, в то время как Джастис — полная противоположность. Он выглядит более веселым, чем кто-либо.
— Кто хочет заказать пиццу? — спрашиваю я.
— Я люблю пиццу, — говорит Ханна и смотрит на Джастиса. — А ты?
— Сойдет.
Пока Джастис и Ханна продолжают свой разговор, я выбрасываю сгоревшую лазанью, вызываю доставку, а затем хватаю пластырь и обматываю им палец.
Несмотря на предшествующую катастрофу, у нас, в конечном итоге, получается отлично поужинать. Пока мы едим пиццу, за которую заплатил Джастис, Ханна рассказывает мне об их дне, обо всех животных, которых они видели. Мы смеемся, и даже Джастис время от времени улыбается. Ужин проходит легко, непринужденно и... прекрасно. Именно так, как я мечтала все эти годы.
Вскоре Ханне наступает пора ложиться спать. Джастис ведет ее наверх и укладывает, как и обещал. Я остаюсь на кухне мыть посуду, давая им больше времени побыть вместе.
Надев резиновые перчатки, безжалостно скребу сковороду с запеканкой, покрытую подгоревшим сыром, мои мысли возвращаются к идеальному вечеру, который мы провели, несмотря на испорченный ужин. Если бы не обстоятельства, так мы могли бы проводить все ужины с самого первого дня.
Эта мысль печалит меня.
Я осознаю момент, когда Джастис возвращается на кухню. Я его не слышу, но чувствую.
— Она уже спит, — говорит он мне, его глубокий голос играет на моих эмоциях.
С улыбкой поворачиваюсь к нему, убирая с лица выбившуюся прядь волос.
— Похоже, ты ее утомил.
Он не говорит ни слова, пригвождая меня к месту напряженным взглядом. Он делает это нарочно, зная, как это на меня влияет. Это меня бесит и одновременно возбуждает; именно последнее заставляет меня нервничать.
— Прекрати, — шепчу я.
Он идет вперед, его длинные, решительные шаги быстро покрывают разделяющее нас расстояние. Мое сердце стучит отбойными молотками, пульс бешено колотится, когда он заключает меня в капкан рук, упираясь о стол возле моих бедер.
— Прекратить что, Райан?
— Сам знаешь, — говорю, отказываясь играть в эту игру. Я не могу, сердце не выдержит этого во второй раз.
Он игнорирует меня и проводит пальцем от ключицы вниз к вырезу майки, заставляя мурашки бежать по моей разгоряченной плоти.
Сунув руку под майку, он достает цепочку.
— Скажи, зачем ты ее носишь, — требует он. — И не лги мне.
— Потому что она для меня особенная.
— Почему? — вновь спрашивает он, желая получить лучший ответ.
Решаю, что мне нечего терять, если я буду с ним абсолютно честной.
— Потому что это первый подарок, который мне сделали от чистого сердца, а не ожидая чего-то взамен.
Родители никогда не дарили мне подарков, а если и дарили, то только для вида, а не потому, что им было не все равно.
— А еще это символ нашей ночи, — тихо добавляю я. — Той, когда ты подарил мне нашу дочь.
В его глазах что-то меняется, что-то мелькает, показывая какие-то эмоции. Это все, что я получаю, прежде чем он наклоняется ко мне, скользя носом по моей щеке. От интимности момента легкие сжимаются, и сквозь меня проходит дрожь.
Он прижимается губами к моему виску. Касание еле уловимое, но оно проникает в самые глубины души. Я закрываю глаза, борясь с желанием притянуть его ближе и поддаться горящему в крови желанию.
— Я вернусь завтра, — не сказав больше ни слова, он уходит, оставляя мое тело и сердце желать гораздо большего.
Глава 14
Джастис
Прошла еще одна неделя, и хотя с Ханной я добиваюсь успеха, все еще не приблизился к тому, чтобы быть там, где действительно хочу быть, — с моей семьей.
Я устал прощаться с ней каждый вечер и просыпаться без нее. Но еще больше я ненавижу оставлять ее и Райан в этом доме каждую ночь одних и без защиты.
Я хочу больше, чем запланированные визиты. Проблема в том, что мне нужно разобраться в своих чувствах к Райан. Большую часть времени я все еще чертовски на нее злюсь, но желание трахнуть ее не проходит, притяжение между нами сильнее, чем когда-либо.
Если честно, это нечто большее. Ловлю себя на том, что хочу быть рядом с ней так же сильно, как и с нашей дочерью. Мне нравится смотреть на них вместе. Я никогда не видел, чтобы мать так любила своего ребенка.
Моя мать ненавидела меня, не могла даже смотреть в мою сторону, вот почему она теперь погребена на глубине шести футов под землей…
Позволяю этой навязчивой мысли затихнуть прежде, чем она утащит меня в глубины ада, в которых я ее удерживаю.
Пока не появились братья и Тэтчер, я не знал, что такое семья. Теперь, когда у меня есть Ханна, я понял, что есть еще более сильная любовь. Инстинкт, которому нет нужды учиться, он всегда внутри тебя, укоренился в сердце только для нее.
Я более чем готов увидеть ее снова, увидеть улыбку на ее лице, когда она узнает, что у меня для нее есть. Я вернулся в тот магазин и выкупил всю секцию гребаных Бини Бу. Держу пари, у меня их не меньше семидесяти. Эта цыпочка Джемма не стоит и половины моей маленькой девочки.
В кармане вибрирует мобильник, вырывая меня из мыслей.
Поерзав на сиденье, вытаскиваю его и вижу номер Брэкстена.
— Да, — отвечаю я.
— Ну, ма-а-ать твою. Неужто это мой брат, с которым я не разговаривал больше недели? Я подумал, может, ты телефон посеял. Теперь мне больно.
Я хмыкаю в ответ на это остроумное приветствие.
— Не прошло и недели, как я занят с дочерью. С каких это пор ты стал так чертовски во мне нуждаться?
— С тех пор, как ты переехал и бросил нас на произвол судьбы. Я изголодался, Джастис, — драматично скулит он. — Это все равно что снова жить на улице.
«Гребаная королева драмы».
Так он всегда справлялся с трудными ситуациями, — используя юмор, чтобы отбросить то, что на самом деле его беспокоит.
— Я не переезжал, — говорю я.
— Значит ли это, что ты скоро вернешься?
— В конечном итоге, — неопределенно отвечаю я.
— Что это значит?
— Это значит, что я жду подходящего момента. Ханна почти закончила детский сад, а до тех пор я не хочу ее увозить. — Я делаю короткую паузу, думая о другом препятствии на своем пути. — А еще мне нужно подождать пока мы с Райан поладим, потому что сейчас она твердо намерена никогда не возвращаться в Винчестер.
