– Прости меня, моя супруга! Прости меня и ты, моя выросшая дочь. Пусть ваше с Синдбадом счастье длится столь же бесконечно, как наше с твоей мудрой матушкой!..
Синдбад громко и облегченно вздохнул.
– Об одном лишь прошу я, никчемный. Не приглашайте имама для совершения свадебного обряда. Не опускайтесь до того, чтобы просить помощи у Бога, в каком бы из обличий он ни выступал.
– И да будет так! – с заметным облегчением проговорила Маймуна.
Грозовая туча, еще мгновение назад висевшая над домом, превратилась в легчайшее облачко, незримо растаявшее в бездонной вышине небес. В первый раз за бесконечно долгие годы Маймуна поняла, что значит выражение «словно камень упал с души».
Радостной улыбкой расцвело и лицо Синдбада. Ведь теперь он перестал быть просителем, а стал нареченным женихом. И, что гораздо важнее, обзавелся другом в лице будущей тещи – везение, которое весьма редко выпадает на долю молодого мужа.
– Но, дочь моя, эти «проклятые железяки» тебе все же придется забрать! – пробормотал вконец обессилевший Дахнаш.
Амаль засмеялась:
– Я сделаю это с превеликим удовольствием, батюшка! Это такая красота!..
– И да сохранит эту семью Аллах всесильный и всевидящий во всякий день и во всякую ночь!
Имам поспешно захлопнул книгу. Быть может, старость брала свое, быть может, проводить свадебный обряд в кузне он считал ниже своего достоинства… Как бы то ни было, теперь эти двое уже женаты и больше ему здесь, в стенах, по которым мечутся красные отсветы горна, делать нечего.
– Сын мой, запись будет сделана в главной городской книге завтра в полдень! И да пребудет с вами, дети, милость повелителя всех правоверных!
Старик засеменил прочь, решительно отказавшись от угощения. Более того, он не обратил внимания и на то, что обычно ясные небеса затянуты тяжелыми свинцовыми тучами, которые грозят невиданной бурей всякому, кто осмелится выйти на улицу.
– Жена, моя жена… – едва слышно и очень нежно проговорил Синдбад.
– Муж, мой прекрасный муж, – ответила Амаль.
Не было в мире слов, чтобы выразить бурю чувств, которая поглотила сейчас души новобрачных. И потому они не обратили никакого внимания на непонятный звук, который заполнил всю кузню на краткий миг – словно огромный шмель попытался вылететь из собственной плоти. Низкий гул завибрировал и затих, будто предупреждая неразумных детей о бесповоротности решений судьбы.
К счастью, эти двое, наконец обретшие свою вторую половинку, ни о чем не тревожились – они впервые остались одни, и дождь беспокоил их меньше всего.
Амаль больше всего волновалась из-за того, что ее неловкость и неопытность могут помешать ей. Синдбаду же было довольно одной ее улыбки: он желал ее и знал, что она горит не меньшей страстью.
Тишина и шум дождя за окном сделали свое дело – сейчас во всем мире их осталось лишь двое. Они принадлежали друг другу, и одно лишь предвкушение соединяло их неразрывно.
«Она самая прекрасная, самая желанная, самая удивительная на свете девушка! – подумал он, любуясь ее сильным телом, лишь угадывающимся под хиджабом. – Как бы я хотел, чтобы она позволила мне поцеловать себя… О Аллах милосердный, я мечтаю о ней, но боюсь спугнуть ее, будто дикую серну! Как же мне быть?»
И в этот момент она, должно быть, почувствовав его горящий взгляд, отложила пирожок и каким-то новым, оценивающим, невероятно страстным взглядом окинула юношу, стоящего у окна. Он понял, пора пришла и дальше откладывать просто глупо, подошел к ней и склонился к ее устам, запечатлев первый, горячий и страстный поцелуй.
Едва слышный вздох вырвался из груди девушки, но губы уже искали новых поцелуев. Из пугливого зверька она в единый миг превратилась в страстную, жаждущую любви женщину.
– Я так долго ждала тебя, мой любимый, мой единственный, мой…
Но более она не смогла сказать ни единого слова – он наконец поверил своему счастью и наслаждался теперь необыкновенными поцелуями – первыми, но жаждущими, невинными, но страстными, робкими, но дарящими наслаждение.
Вскоре юноша почувствовал, что не в силах более оставаться одетым, что удобный кафтан грозит превратиться в путы, что он не в силах более удерживаться и лишь едва касаться ее прекрасного тела через несколько слоев одежды. Он, осмелев, обнял плечи девушки и прижал ее к себе так, словно не собирался разжимать этих объятий никогда.
– Я… Я хочу… хочу насладиться тобой, мой прекрасный, мой желанный… – едва слышно проговорила Амаль. Проговорила и сама удивилась тому, что смогла произнести эти слова вслух.
– Я мечтаю о тебе, моя греза…
– Я твоя… Я твоя… – проговорила она, чувствуя, как ее возлюбленный осторожно снимает булавки с хиджаба, освобождая волосы.
Прикосновение этих прекрасных кос стало для юноши настоящим ударом, подобным удару бича. Ибо, только почувствовав их шелковистую тяжесть, убедился он, что это вовсе не сон, что самая желанная девушка в мире принадлежит ему не в грезах, а наяву.
Он взглянул в лицо любимой и не мог не задохнуться от счастья. Но мудрый внутренний голос, о какое счастье, что он менее подвержен страстям, прошептал: «Не торопись, не торопи ее. Дай ей чуть привыкнуть к себе… Помни, сегодня ваша первая ночь. И если ты хочешь, чтобы вторая и третья… и все остальные не превратились для кого-то из вас в тягостную повинность…»
– О прекраснейшая… великолепная! Остановись на миг… Не торопись…
– Я вся твоя, мой любимый… Говори, что мне делать, – я стану твоей ученицей.
– Да будет так. Тогда позволь мне снять с тебя одеяние… И позволь мне избавиться от своего платья…
Девушка закрыла глаза, позволив ему снять с нее платье. Но стоило ему лишь коснуться ее нежной шеи, как глаза ее раскрылись. Юноша почувствовал головокружение и постарался найти успокоение в самых обычных действиях. Он сбросил кафтан и рубаху, сел и наклонился, чтобы снять башмаки.
И тут произошло истинное чудо: из статуи его желанная превратилась в живую женщину! Она поспешила к нему и склонилась над его ногами, чтобы помочь. Ощутив на своей голове прикосновение его руки, она вздрогнула.
– Моя греза, что ты делаешь?
Амаль подняла голову и посмотрела ему в глаза. О, эти глаза – они горели черным пламенем страсти. Она чувствовала прикосновение этого взгляда каждый раз, когда видела его, она чувствовала, что он не просто замечает каждое ее появление, что он каждый день ждет мига, когда она войдет в кузню. Что ждет дня, подобного сегодняшнему, позволившему наконец им соединить свои тела так, как давно уже соединены их души.
