— Сделаешь это, и все будет кончено еще до того, как начнется.
— Я думала, это уже началось, — она застенчиво улыбнулась ему.
— Это начнется, когда ты кончишь мне на руку. — Он наклонился и запустил два пальца в ее киску, бормоча проклятия, когда толкнулся внутрь.
— Так чертовски мокро.
— А не лучше ли тебе…
— Раздвинь колени. — Его пульс на шее участился, и она раздвинула ноги, чтобы вместить ширину его руки.
— Хорошая девочка. — Он убрал пальцы и медленно вошел в нее, отчего у нее перехватило дыхание. Он наклонился, чтобы поцеловать ее грудь, водя языком вокруг ее правого соска, в то время как его пальцы двигались в медленном устойчивом ритме, сводившем ее с ума. Она прильнула к нему, впиваясь пальцами в его бицепсы, когда его большой палец дразнил ее клитор, утопая в ощущениях, удовольствии, боли и раскаленном добела жаре свернувшегося клубком желания.
— Вот и все, — его голос стал хриплым и низким. — Оседлай мои пальцы. Возьми свое удовольствие из моей руки.
Ее ноги дрожали, когда она бесстыдно терлась о его руку, бедра раскачивались, тело горело и болело, ногти впивались в его кожу. Она чувствовала себя одновременно грязной и желанной, когда доводила себя до оргазма, используя его руку для своего удовольствия.
Он застонал и усилил эти толчки, его пальцы двигались внутри нее, когда он сосал и лизал ее сосок. Она встречала каждый его толчок покачиванием бедер, пока у нее не перехватило дыхание и не закружилась голова, хватая ртом воздух при каждом движении его большого пальца по ее клитору.
Когда его пальцы коснулись чувствительного места внутри нее, ее мир раскололся в порыве влажного жара, ее влагалище сжалось вокруг его пальцев, когда наслаждение накатило на нее расплавленной волной.
Лука смягчил давление на ее сосок, облизывая острый кончик, когда его пальцы замедлились внутри нее, растягивая ее оргазм, пока она не обмякла под ним.
— Боже, — она тяжело дышала. — Я намочила постель.
— Не такая уж она и мокрая. Эта влага говорит мне, что ты более чем готова к моему члену. — Лука медленно убрал пальцы и облизнул губы, его глаза потемнели от голода.
Без предупреждения он перевернул ее на четвереньки, сбросил пижамные штаны и надел на член, спрятанный в кармане презерватив.
— Плечи опусти. Попку вверх. — С твердой рукой между ее лопатками и крепкой рукой на ее бедре, он расположил ее для сильного толчка своего толстого члена.
Она тихо застонала, когда его твердая длина медленно погрузилась в нее.
— Ты чувствуешься так охринительно.
— Ты чувствуешься чертовски потрясающе. — Лука намотал ее волосы на руку. — Хочешь мой член?
— Да. — Она с трудом сглотнула, когда его толчки стали грубее. — Пожалуйста.
— Нравится, когда ты умоляешь.
Габриэль никогда не умоляла о сексе до встречи с Лукой и никогда не позволяла мужчине полностью доминировать над ней в постели. Но сейчас она была в деле, пытаясь исследовать ту часть себя, которая так жадно откликалась на его эротические команды.
Его руки обхватили ее за бедра, твердые пальцы впились в ее плоть. Настолько сильный. Столь мощный. Он был как наркотик, которого она хотела больше, и впервые не боялась просить.
— Лука. Пожалуйста. Трахни меня.
Он зарычал и вонзился в нее так сильно, что ее зубы клацнули. Но ощущение его члена, двигающегося внутри нее, его руки на ее бедрах, и его яйца, шлепающие по ней, опрокинули ее через край в еще один оргазм, который потряс ее в самое сердце. Лука с криком последовал за ней, его член затвердел, когда он глубоко вошел в нее.
— Господи. Ты даже не представляешь, как влияешь на меня. — Он тяжело дышал, падая на ее тело, но удерживая свой вес на руках.
— Надеюсь, так же, как и ты на меня. — Она упала, перекатилась на спину, чтобы посмотреть на него. Лицо его раскраснелось, на лбу выступили капельки пота. — Ты словно целый новый мир секса.
— Я только начал. — Лука улыбнулся, глядя на нее сверху вниз.
Она уронила голову на подушку и уставилась в потолок, где висели сферические стеклянные лампы, похожие на звезды в темном небе.
— Как насчет короткого рекламного перерыва, чтобы мое сердце не пробило ребра?
Он рассмеялся и оставил ее, чтобы избавится от презерватива. Когда он вернулся, она уже натянула одеяло, и он забрался в постель рядом с ней.
— У тебя есть около двадцати минут, чтобы поговорить, прежде чем я снова буду готов. — Он повернулся к ней лицом, одной рукой проводя по изгибу ее бедра.
— Я думала, у меня есть двадцать минут, — запротестовала она, когда его пальцы скользнули к мягкому низу ее бедер, а затем снова вверх.
— Я могу говорить, только если прикасаюсь к тебе. — Его пальцы коснулись нижней части ее груди, все еще чувствительной от его грубого внимания.
— Прикосновение — это не то же самое, что ласка. — Габриэль сжала губы в притворном упреке.
— Мне нравится ласкать тебя, — ухмыльнулся Лука. — Мне нравится, как реагирует твое тело, как ты становишься влажной, рядом со мной. Ты уже потеряла минуту, может быть, даже две.
— Хорошо, но ласки прочь, — она вздохнула. — Я не так уж много о тебе знаю. Чем ты занимаешься, кроме как даришь умопомрачительные оргазмы и управляешь рестораном?
Не в силах сопротивляться, она провела рукой по его густым золотистым волосам, смахивая последние капельки воды.
— Всем понемножку, — он пожал плечами. — У меня есть интересы в нескольких компаниях.
Она слегка повернулась к нему лицом, ее ноги сошлись вместе, когда она погладила рукой его подбородок, жесткой от пятичасовой щетины.
— А чем ты занимаешься для развлечения?
— Этим.
— Сексом? — ее глаза расширились. — Это и есть твое развлечение?
— Именно сейчас. — Лука улыбнулся, когда его рука прошлась по ее телу.
— Кроме секса, чем ты любишь заниматься? — Габриэль переплела свои пальцы с его, удерживая его неподвижно. — Ты любишь кино?
— Комедию, но не фарс. Мне нравится что-то интеллектуальное. И Нуар (прим.пер. — кинематографический термин, применяемый к голливудским криминальным драмам 1940-х — 1950-х годов, в которых запечатлена атмосфера пессимизма, недоверия, разочарования и цинизма, характерная для американского общества во время Второй мировой войны и в первые годы холодной войны). О частных детективах. Такого рода вещи. Если у меня будет время, чего обычно не бывает.
Она долго изучала его лицо, пытаясь понять, что скрывается за его резким тоном.
— Значит, тебе нравятся детективы.
— Вымышленные детективы. — Он усмехнулся и убрал пальцы, только чтобы обхватить ими ее грудь. — И вот эта блондинка с самой сладкой, самой влажной киской…
— Никаких грязных разговоров, — предупредила она. — Я не буду вспоминать все вопросы, которые хотела тебе задать, если мой мозг затуманен похотью. А как же твоя семья? Они здесь с тобой?
— Да, все здесь. Я вырос в Вегасе. Мой отец умер, когда я был подростком. У него был... страховой полис, который получила моя мать, а я помогал, когда финансы закончились. У меня есть младшая сестра Анджела, она работает парикмахером, и брат Алекс, который всю жизнь только и делает, что курит дурь и попадает в неприятности. Мама по-прежнему держит семью вместе, заставляет всех ходить в церковь по воскресеньям, встречаться за семейным ужином…
— Церковь? — Ее губы дрогнули в улыбке, хотя сердце сжалось, когда она услышала о его брате. Она знала, как трудно бывает иметь в семье наркомана.
— Ты не знаешь мою мать.
— Я все еще скучаю по маме, — призналась она.
Его руки успокаивали, и он обнял ее.
— А как насчет твоей мачехи? Она была злой? Она заставляла тебя спать перед камином?
Габриэль рассмеялась.
— Она была нормальной, но у нее просто не было времени для меня, когда вся ее жизнь была занята тем, чтобы возить моих сводных братьев на тренировки и спортивные мероприятия и помогать моему отцу разбираться с моим братом. Я не была в приоритете, если это имело хоть какой-то смысл. Я научилась заботиться о себе, но мне было очень одиноко. Не знаю, что бы я делала без Сисси и ее семьи.
