— Да, но нам нельзя ничего упускать. Вдруг ему захочется потанцевать. Что ты тогда будешь делать? Скажешь «я не танцую» и позволишь Грейси его увести? Вот уж нет! Кроме того, этот урок посвящен не только танцам, но и умению владеть телом — тому, как двигаться, чтобы завести парня. Ты выберешь парочку девушек, которые дразнят парней, будешь наблюдать за ними и повторять.
— Парням нравится, когда их дразнят?
Раник пожимает плечами.
— Ну, иногда. Это… помогает настроиться. В основном наша цель — вскружить голову и распалить Тео, чтобы, когда ты пригласишь его, он не смог отказаться. И сегодня хороший шанс попрактиковаться.
— Я лишь выставлю себя дурой.
— Ничего подобного. Всем будет плевать. А если кто засмеется, то я ему врежу. — Раник с опаской ловит мой взгляд, словно спрашивая, не перегибает ли он палку со своей опекой. — Или просто, знаешь, ничего не буду делать и позволю тебе барахтаться в собственном стыде.
— Тогда да, я предпочту, чтобы ты по-рыцарски защитил мою честь.
— Это не… — начинает возражать он, но затем сдвигает брови.
— Не «что»?
— Забей, — вздыхает он.
По какой-то причине от его реакции у меня щемит сердце. Раник не часто так вздыхает — тяжело и подавленно. Он всегда невозмутим и весел. Я достала даже его! Мне становится дурно. Это все равно что наблюдать, как я надоедаю Шарлотте, хотя такого еще не бывало. Но ужасающие мысли об этом всегда со мной. Нельзя допустит, чтобы я надоела Ранику. Он перестанет учить меня, и я, оставшись совсем одна, утону в этом огромном и незнакомом море мира отношений.
— Прости, — шепчу я.
— Что?
— Я не хотела тебя обидеть. И ценю твою заботу.
На секунду наступает тишина, а затем Раник бьет по рулю.
— Тысяча чертей, срочно звоните на телевидение! Элис Уэллс извиняется! Перед старым добрым мной!
— Не испытывай удачу, — буркаю я.
В ответ Раник весело хохочет, и это звучит куда лучше его вздохов.
Когда мы останавливаемся, я медленно выхожу из машины. На парковке Раник потягивается, и его рубашка задирается, открывая вид на косые мышцы внизу живота, которые уходят за пояс джинсов. Сейчас он кажется выше, а его плечи шире.
Я зачаровано пялюсь на его мускулистый торс с темной дорожкой волос, и Раник это замечает. Не растерявшись, ловлю его взгляд.
— У тебя очень неплохие os coxae.
Раник слегка краснеет и хмурится.
— Неплохие «что»?
— Кости таза, — поясняю я. — Это на латыни.
— Ах да, точно! — Его глаза загораются. — «Os» — это кость. Мы проходили сегодня это на психологии. А что значит «coxae»?
— Таз, — отвечаю я.
Он широко улыбается, будто только что узнал секрет вечной жизни.
— Черт, это круто! Латынь — охренительный язык.
— Согласна, — улыбаюсь я.
Раник смотрит на меня, а затем, словно очнувшись, прочищает горло.
— Окей, вот совет: большинству парней плевать на латынь.
— И тебе тоже?
— Нет. Это необычно, а мне нравится изучать все прикольное, но я не похож на большинство парней. Так что просто запомни: рядом с Тео не стоит произносить слова, которые звучат как заклятие, угу? Захочешь отметить красоту его долбаных тазовых костей, сделай это на английском. Знаю, он умный и все поймет, но Грейс так бы не поступила, поэтому и тебе не стоит.
Я киваю, наматывая на ус.
— Поняла.
— И Грейс не сказала бы «поняла», она бы ответила «оки-доки» или что-то в этом роде!
— Оки-доки! — как можно восторженнее и слащавее восклицаю я ему в угоду.
Раник выпадает в осадок, впрочем, как и я — от собственной раскованности, а затем мы оба заливаемся смехом. Это прозвучало так неестественно, странно и нехарактерно для меня, что буквально резануло по слуху.
— Никогда больше не говори таким голосом, принцесса, — с трудом произносит Раник.
Я смахиваю слезу.
— Еще один пункт в список того, с чем мы оба согласны. Слушай, а он становится все длиннее.
Он ухмыляется уголком губ, но в его взгляде сквозит печаль.
— Удивительно, не так ли?
Мне хочется спросить, что это значит, но Раник тут же разворачивается и направляется к входу в клуб с ярко-розовой неоновой надписью «Диаграмма Венна». В вечер пятницы здесь должно быть полно народу, но нет никакой очереди. Стоит только один вышибала — взбитый мужчина с татуировкой ястреба на бритой голове.
— Раник, — кивает он. — А кто эта милашка?
— Привет, Лэнс. Это моя, э-э, — Раник подыскивает подходящее слово, — мой…
— Репетитор по математике. Элис, — протягиваю руку, — приятно познакомиться.
— Элисон, — быстро поправляет Раник. — Ее зовут Элисон. Короче, мы уже можем войти?
— Секунду, только кое-что проверю, — подмигивает Лэнс и заходит в клуб.
Это странно, но Раник не дает как следует обо всем поразмыслить. Он поворачивается ко мне и говорит:
— Слушай, не стоит здесь называть свое настоящее имя, окей?
— Почему? Разве эти люди — не твои друзья? Не хочу им врать.
— Да, но… — он кривится, — если Тео каким-то образом узнает, что ты была здесь… Ну, в этом клубе зависает много студентов, и я не хочу, чтобы ты… Если нас увидят вместе, то всему конец, ясно? Ты столько работаешь, не хочу все испортить своей хреновой репутацией.
Собираюсь возразить, но тут с широкой улыбкой к нам возвращается Лэнс.
— Ладно, они готовы.
Раник вздыхает.
— Ну, погнали.
Лэнс заводит нас в совершенно темный клуб, но не успеваем мы сделать и пары шагов, как всюду загорается свет и сорок человек хором кричат «Сюрприз!», бросая в нас конфетти, блестки и серпантин. Я стряхиваю все с себя. Раник со смехом выбирает эту чепуховину из вьющихся волос, как вдруг к нему с обнимашками подлетает Миранда и крупный лысый парень. Все хлопают. Под потолком парят насыщенно-изумрудные и темно-синие шарики, а на стене за баром в огнях флуоресцентных ламп висит зеленый баннер с надписью: «С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, РАНИК!» Пустой танцпол пылает неоновым сиянием в ожидании начала вечеринки. Из толпы с огромным тортом в руках выходит темнокожий парень в очках в роговой оправе, и все принимаются петь «С днем рождения тебя». Раник неловко переминается с ноги на ногу, по-ребячески отмахиваясь, но румянец на его щеках и улыбка на губах ясно дают понять, что все это ему приятно. Когда народ замолкает, парень задувает свечи, и тут же раздаются оглушительные возгласы. Торт относят в бар и разрезают. Миранда берет кусочек и размазывает его по лицу Раника, а уже в следующую секунду здоровяк, который чуть ранее лез к нему обниматься, полностью окунает его голову в торт. Я думаю, что Раник разозлится, но он выпрямляется и хохочет. Вид у него как у плохо загримированного мима. Пока всем раздают нетронутые куски торта, а Раник уходит умыться, а я поворачиваюсь к Лэнсу.
— Он не сказал мне, что у него день рождения.
— Он малость скрытный, — улыбается Лэнс. — Не любит делиться личным. Думаю, у него не было нормального детства, а от этого люди иногда становятся закрытыми, привыкают держать все в себе. Но мы все равно вытянули из него дату.
— И все эти люди… его знают? — спрашиваю я.
— Конечно, это завсегдатаи клуба. Когда Раник только сюда переехал, он работал вместе со мной вышибалой. Барбара дала ему работу, — кивает Лэнс на заводного мужчину в светлом парике и с ярко-розовой помадой на губах, который крутит в руках бутылки за барной стойкой, смешивая напитки. — Ранику было некуда идти, поэтому мы разрешили ему какое-то время спать на складе.
Сложно представить, как самоуверенный и дерзкий Раник спит на раскладушке на складе клуба, которым управляет трансвестит. Я привыкла видеть его независимым, беззаботным, с собственной захламленной квартирой, через которую прошла куча девчонок.
— Он хороший парень, только немного упрямый. И не глупый. Если ему толково разъяснить, он все поймет. — Лэнс похлопывает меня по плечу. — Спасибо, что помогаешь ему с математикой. Это много для нас значит. Мы все хотим, чтобы Раник успешно выпустился из универа.
