— Саш? — оборачиваюсь к мужчине, который опять хмуро смотрит на этот раз на экран телефона и набирает сообщение.
— М-м? — Мамба поднимает глаза на меня.
— Раз уж ты так часто бываешь здесь, есть ли в этом месте “Макдак”?
— И не один, — отзывается он.
— Хочу-не-могу супервредностей, всего-всего: от картошки фри до мороженного.
— Хорошо, я съезжу сейчас, — он поднимается с дивана, но не успевает сделать и шага, как ловлю его за руку.
— Я с тобой, — внезапно осознаю, что могу остаться одна в этом доме даже с включенным светом. Или я просто не хочу отпускать от себя мужчину. Не сегодня и не сейчас. Даже осознание, что он будет спать в одном доме, пусть и в другой комнате, приносит мне успокоение. Поэтому, пресекая все возражения, иду и самостоятельно надеваю куртку. Которую, как и некоторые другие вещи, Саша привез из квартиры к моей выписке из больницы.
— Ладно, но, может быть, впереди тебя посадим, там хотя бы сиденья с подогревом, не будешь так мерзнуть.
— Хорошо бы, — я уже открываю дверь на улицу, не дожидаясь, когда мужчина оденется. Однако успеваю заметить, что свет в доме гаснет одномоментно. Словно Мамба вырубил один общий выключатель. — Как ты выключил весь свет разом? — спрашиваю, едва только Саша появляется на веранде.
— Пультом управления.
Проглатываю вопрос, внезапно осознавая, что он просто проверял дом, включая каждую лампочку в отдельности. Что ж, пульт — это хорошо и экономит много времени.
— Ты идешь? — Ворошилов стоит возле открытой пассажирской двери. И я замечаю на его лице раздражение вперемешку с нетерпением.
— А ты опаздываешь? — подхожу и опускаюсь на сиденье, вздрогнув, когда пятая точка прижимается к ледяной коже сиденья. — Что же так холодно?
— Сейчас согреешься, — Александр садится за руль и включает одновременно печку и подогрев сидений, выруливая из-под навеса. Потом тот же ритуал с закрытием ворот и кочками напополам с колеей. Но спустя пять минут внедорожник выезжает на ровную дорогу, а моя задница начинает постепенно согреваться. Я аж глаза прикрываю от этого ощущения.
— О, какой кайф, — не сдержавшись, произношу и слышу смешок. — Осталось ещё вредностей съесть для полного счастья.
— Как мало тебе надо, — он чуть улыбается, поглядывая на меня, — чтобы словить кайф.
— Это ирония? — мне сразу становится как-то невесело, когда он так говорит. Аналогия кайфа с наркотиками и, как следствие, его же напоминание о рабочих днях в клубе.
— Извини, я ступил.
Дальнейший путь мы проделываем в тишине, пока Саша не паркуется у “МакАвто” и открывает окно.
— Мне картошку фри, среднюю упаковку наггетсов, — газировку отметаю из-за возможного дискомфорта в кишечнике, зато подменяю её на чай. — И макфлури с клубникой.
— Один двойной эспрессо, и… — дальше перечисляет в окошко мои пожелания.
— А ты не хочешь есть? — удивленно смотрю на него. — Совсем?
— Но вдруг ты поделишься? — он криво улыбается. И я вновь подвисаю, глядя на его губы. Там, в больничной палате, был наш первый поцелуй, несмотря на то, что оргазм с Ворошиловым я испытала давным-давно.
— Может быть, если мне понравится твоё поведение… — не успеваю договорить, так как телефон у Саши начинает трезвонить.
— Извини, — тихо проговаривает он и выходит из машины, увидев, кто звонит. Вот только заказ готов, оказывается, сейчас, и я открываю окно со стороны водителя, чтобы услышать кусок разговора: — … зачем ты дала Алине мой сотовый? Я не желаю разговаривать с ней, как и видеть… — замолкает, видимо, слушает ответ. — И что? Что с того, что я любил? — не замечаю, что мои руки начинают дрожать. Зато Саша замечает, что я пытаюсь забрать заказ, и обрывает разговор. — Я перезвоню.
Мужчина сам подходит и забирает заказ, а после садится в салон, отъезжая от места выдачи на парковку.
Я же ощущаю боль и, кажется, даже хуже физической, повторяя в голове его слова “я любил, любил, любил…”. Теперь мне ничего в горло не лезет, а картошка фри, которую я обожаю, сейчас становится ватой, которую даже соус не спасает. Делаю глоток чая и тут же, поперхнувшись, закашливаюсь, обжигая себе язык и нёбо. Саша молча попивает свой эспрессо, но лишь до тех пор, как я сгибаюсь и ругаюсь, чувствуя, как горит у меня во рту.
— Ты в порядке? — он наклоняется и заглядывает мне в лицо.
— Да, просто обожглась, — шиплю, лишь бы не молчать, и чтобы он отодвинулся. — Ничего страшного. Можешь угощаться, — передаю ему весь пакет, за исключением мороженого, которое оставляю себе.
— Василиса? — он забирает пакет, но есть не начинает. — Что с тобой? Ты вся раскраснелась.
— Я же сказала — ничего! — повышаю голос, чувствуя, что он загоняет меня в угол.
— Ла-а-адно, — тянет мужчина и начинает копаться в пакете как ни в чем не бывало. — Много ты успела услышать? — словно бы между прочим спрашивает Саша, а я замираю, так и не донеся ложку с клубникой до рта. — Ну, чего молчишь? Колись, что успела услышать о делах моей непутевой мамаши, — на этот раз он поднимает глаза на меня.
— Кто это — Алина? — выпаливаю то, что волнует меня в данный момент больше всего.
— А-а, понятно, — хмыкает Ворошилов и снова достает из пакета кусочек куриного мяса и, обмакнув тот в соус, отправляет наггетс в рот.
Замечаю, что на вопрос он не отвечает, что одновременно бесит и убивает меня. Он же сказал, что любил.
“Ну, а почему бы нет? Саша — привлекательный парень и вполне мог иметь отношения. Черт, да он и сейчас может находиться в отношениях! Что я вообще о нем знаю?”
— Это моя бывшая невеста, которая не дождалась меня из армии, — он так резко нарушает тишину, что я вздрагиваю. — Я тогда “срочку” отбывал. Вернулся, а она гуляет.
— Извини, — еле проговариваю, чувствуя себя полнейшей идиоткой.
— Я понимаю, почему тебя это взволновало, — он внимательно всматривается в моё лицо: — И хочу, чтобы ты услышала меня сейчас: я ничего не чувствую к ней.
А после поднимает руку и проводит большим пальцем по моей щеке до уголка губ и только когда убирает руку, замечаю, что он собрал мороженое, которое и отправляет себе в рот. Чувствую, как мои глаза расширяются, а дыхание замирает где-то в горле.
— По вкусу напоминает твои губы, — проговаривает Саша, отставляя свой кофе на приборную панель, а после и моё мороженое убирает туда же. — Впрочем, всё же не настолько напоминает, — он наклоняется, и я подаюсь вперед, в этот раз особенно сильно желая воскресить в памяти поцелуй.
И мужчина целует, сначала едва касаясь, но когда я поднимаю руки и обнимаю его за шею, словно срывается. Глухой стон — и поцелуй становится глубоким, так что моя голова откидывается назад на подголовник, но я отвечаю, жадно лаская в ответ его язык своим, и наслаждаюсь каждым касанием. Мы так увлекаемся взаимными ласками, что когда Саша пытается прижать к себе, вскрикиваю от боли в спине.
— Ох, черт возьми, — тут же мужская хватка ослабевает. — Прости, милая, прости, — почти невесомые поцелуи касаются глаз, щек и носа.
— Ничего, я сама забыла на какое-то время, что у меня спина порезана, — отодвигаюсь и, вновь взяв своё мороженое, продолжаю есть, лишь бы чем-то занять руки и рот, а ещё изо всех сил избегаю взгляда мужчины.
— Василиса? — всё же поднимаю глаза на Ворошилова. — Я хочу тебя, — он берет мою ладонь и опускает себе на пах, так что ясно чувствую его напряженный член. — Но я переживу какое-то время, пока ты окончательно не поправишься, чем доставлю тебе боль сейчас.
— Ты…я… не думаю…
— Зато я уверен, что и ты меня хочешь, поэтому мы подождем лишь немного, прежде чем перейти на другую ступень.
— Ты же знаешь, чем я занималась в клубе… — не свожу с него взгляда, пытаясь прочитать эмоции мужчины. — В прошлый раз, когда мы говорили об этом, ты достаточно ясно выразил свою точку зрения о моем заработке.
— Да, но с того момента слишком много всего произошло.
— Ты думаешь, что я не вернусь в “Лофт”?
