Я чувствую, как продолжаю сливаться с хищником. Теперь я наполовину тигр, наполовину девушка, и я не уверена, кто из нас более злобный.
Низко и опасно я шиплю:
― Что там говорил твой отец? Недостаточно развлечений? Я могу это изменить.
Ярость затуманивает мое зрение, кружит голову и опьяняет. Я теряю себя, но обретаю нечто могущественное. Валверэи должны усвоить, что за каждое совершенное ими преступление их ждет возмездие в двойном размере. Такие, как они, слишком долго вертели миром по своей прихоти.
Я поднимаю правую руку, словно это лапа самого тигра.
Чувство невесомости охватывает меня, словно я парю над собой. От ладоней по венам пробегают искры, как будто я спала, но наконец проснулась.
Дыхание перехватывает в горле. Я начинаю дрожать. В голове колет, и вдруг я смотрю на мир чужими глазами, глазами человека, который видит мир в другом свете, цвета ярче и живее, чем раньше.
И каким-то образом я знаю, что могу сделать.
Я обращаюсь к тигру и говорю:
Мне нужно, чтобы ты сделал кое-что для меня. Заберись сюда и вцепись когтями в морду каждого Валверэя, которого увидишь.
Тигр не отказывается.
Он не может сказать «нет».
Потому что мы с тигром теперь одно целое, и у него нет другого выбора, кроме как сделать то, что я приказываю.
Аплодисменты зрителей переходят в крики, когда тигр запрыгивает на помост диктора, затем на массивные инструменты барабанщиков и устремляется на трибуны.
Глава 8
Вульф
Крики прокатываются по трибунам, подобно шторму, когда толпа в панике пытается спастись от хищника.
Гул барабанов от ударов лап тигра по их поверхности, оглушает мои чувствительные уши. Тигр взбирается на трибуны мощными прыжками, не обращая внимания на крики зрителей.
Зверь выглядит чертовски одержимым.
Золотые Стражи на нижних трибунах призывают Великого клирика перелезть через перила. Он отмахивается от их рук, а затем сам спрыгивает на шесть футов вниз.
Я хватаю Сабину за плечо, трясу ее и шиплю:
― Что ты делаешь, Сабина?
Она не отвечает. Даже не моргает. Что-то не так с ее темно-синими глазами; они мутные, как патина на медном чайнике.
― Сабина? Ты должна это прекратить. Это зашло слишком далеко!
Лорд Берольт, этот чертов ублюдок, стоит за всем этим. Если бы мне пришлось гадать, я бы сказал, что он хотел устроить ее дару сенсационную демонстрацию, чтобы слухи о ее силе дошли до самых дальних врагов.
И скажу честно, чертовски приятно видеть, как десятитысячная толпа преклоняется перед этой девушкой с силой летнего солнца и сердцем вечерней луны. Но теперь она взорвалась, как созвездие, и ее руки простираются слишком далеко. Звезды не могут светить так ярко. В конце концов они падают.
Я снова трясу ее, но разум словно покинул ее тело.
― Вульф! ― внезапно кричит Райан. ― Слева!
Тигр приближается. Всего двумя уровнями ниже.
Вся арена содрогается от десяти тысяч паникующих зрителей, рвущихся к выходу. Мое дыхание учащается. Мышцы напрягаются. Мои чувства обостряются до предела, и инстинкт берет верх, рассчитывая траекторию движения тигра.
Животное напрягает мышцы и прыгает в ложу, одним махом преодолевая перила, а я вовремя уворачиваюсь.
Он приземляется на полудюжину стульев, которые разлетаются в щепки и падают на пол, а его челюсти смыкаются в дюйме от локтя леди Руны. Она испуганно кричит. Проходит несколько драгоценных секунд, пока тигр пытается подняться среди сломанной мебели, и у Золотых Стражей появляется возможность оттащить плачущую леди Руну к выходу.
Райан выхватывает меч.
― Отведи Сабину в безопасное место. Я разберусь с тигром.
Он вращает меч по кругу, чтобы укрепить запястье, а затем крепко сжимает его в руках, глядя в глаза зверю.
Я сомневаюсь, но, несмотря на все его недостатки, Райан ― мастер фехтования.
Он может позаботиться о себе.
Я хватаю Сабину за плечи. Снова встряхиваю ее. Несколько раз шлепаю ее по щекам. Ничто не выводит ее из оцепенения.
А тигр так близко, что я чувствую его резкий запах…
― Черт. Я должен вытащить тебя отсюда.
Прежде чем я успеваю провести ее сквозь толпу высокопоставленных гостей, лорд Берольт спотыкается прямо перед нами и падает на землю.
Тигр рычит, и я готовлюсь к атаке, но его желтые глаза скользят мимо меня, словно меня не существует, и устремляются к лорду Берольту.
У меня по спине пробегает холодок, когда я понимаю, что тигр нацелился только на Валверэев, а не на меня или других зрителей.
Я поворачиваю голову, чтобы сосредоточиться на Сабине.
Она это делает? Не просто разговаривает с ним, а управляет им?
Я снова сжимаю меч. Сабина возненавидит меня еще больше, если я убью тигра, но какой у меня выбор?
После того как все закончится, ей придется отвечать перед Валверэями. И если зверь пустит кровь хоть одному из них, они закуют ее в кандалы до конца жизни.
Я уже собираюсь нанести удар, когда Райан встает между тигром и его отцом.
― Не трогай его! Ты знаешь, сколько эта тварь стоит? Я сам поймал его в Краваде, и сделаю это снова. Зверолов уже едет сюда с цепями.
Он делает выпад влево, пытаясь загнать тигра в угол балкона. Из всех невероятных вещей, которые я видел сегодня, эта, должно быть, одна из самых глупых.
― Не будь долбаным идиотом! ― возражаю я.
Он пританцовывает на месте с мечом наготове, не обращая на меня внимания.
Я не хочу тратить время на его убеждение. Есть только один человек, который может это остановить.
― Сабина! ― Я снова хватаю ее. ― Перестань!
Бесполезно. Кажется, она даже не слышит меня. Ярость в ее глазах горит жарче солнца. Ее рот беззвучно шевелится, пока ее взгляд фиксируется на животном. Ее губы приподнимаются в оскале, словно она шипит, и позади меня тигр повторяет это движение, шипя…
Крик привлекает мое внимание. Ферра Янгблад перевешивается через перила в неудачной попытке бегства, по одной ноге с каждой стороны, ее нелепое платье зацепилось за гвоздь.
― Чертов ад, ― бормочу я. Если бы это был кто-то другой, я бы бросил его на произвол судьбы. Моя главная забота ― Сабина. Но Ферра ― такая же рабыня семьи Валверэй, как и я. У нее доброе сердце, даже если ее голова занята душистым мылом и серебряными расческами.
Я прячу Сабину, все еще находящуюся в странном коматозном состоянии, за правую занавеску, где она не видна толпе, а затем сжимаю запястья Ферры.
― Вульф! ― кричит она, ударяя хрустальным каблуком о гвоздь. ― Мое платье застряло!
― Тогда порви его на хрен.
― Не смей, ― предупреждает она, словно я предлагаю отрезать ей конечность. ― Это тюль из дома Гейтер.
― Это платье.
― Это кутюр.
Я уже собираюсь проклясть ее кутюр и оторвать эту чертову штуку, когда на трибунах появляется знакомая фигура ― единственный ублюдок, достаточно смелый, чтобы направиться к опасности, пока все остальные бегут от нее.
― Фольк! ― кричу я.
Он поднимается в ложу Бессмертных и оценивает сцену с быстротой солдата, в его глазах вспыхивает любопытство, когда он видит Ферру.
― Иди, ― говорит он мне. ― Я помогу даме.
Ферра бросает взгляд на разорванный пиджак Фолька и переходит в наступление.
― Мне плевать на туфли, но это платье значит для меня больше, чем секс.
Последнее, что я слышу, продираясь сквозь толпу, это слова Фолька:
― Мадам, платье я сохраню, но, возможно, нам придется пересмотреть ваш опыт в спальне.
Сабина.
Я оглядываюсь. В ложе Бессмертных царит полный хаос. Половина мебели опрокинута, кто-то сорвал левый занавес. На полу валяются разбитые бокалы и подносы. Запах раздавленных фруктов и пролитого вина наполняет мое горло.
Грудь вздымается, пока я огромными шагами пересекаю ложу. Когда я добираюсь до Сабины, все еще находящейся в оцепенении за занавесом, меня охватывает благоговейный трепет. Не знаю, какую силу она в себе открыла, но выглядит она не как человек, а как богиня, словно в любой момент на ее коже проступят линии фей.
