— Хочу тебя огорчить, на свидания я тоже никого не приглашаю. И цветов не дарю. Но будуарное платье — это уже интересно, — приняв мой бред за чистую монету, ухмыльнулся Константин. — Надеюсь, у придурка мужа ты покупки не оставила?
— Нет.
— Вот и чудно. Сварим глинтвейн и займемся исследованием твоего будуарного платья.
Я вздохнула и замолчала. В конце концов, какая разница, водит он на свидания, или нет? Дарит цветы, или не дарит? Завтра я уеду обратно в Краснодар.
Видимо мысль о будуарном платье Константина взбудоражила. Он задумчиво посмотрел на меня.
— А знаешь, наверное, я оставлю тебя у себя.
— До утра и без цветов? — усмехнулась я. Только вышло как-то невесело.
Лифт резко остановился и распахнул перед нами двери.
— Нет, навсегда, — уверенно произнес Константин. Подхватил мои дорожные сумки и зашагал по просторному холлу в сторону квартиры.
— Костя, у меня есть ребенок. Я не могу остаться у тебя навсегда, — засеменила я за ним следом. — Давай, ты изучишь мое будуарное платье, а завтра утром я поеду домой?
— Аня, хватит. Мне это надоело, — резко остановившись перед дверью, нахмурился он. — Мы с тобой, как маленькие. Бегаем — то друг за другом, то друг от друга. Пора это прекратить. Дочку можно у родителей оставить. Будешь по выходным к ней приезжать.
И полез шарить по карманам в поисках ключей.
Что-то оборвалось внутри. Я стояла и оторопело смотрела в его широкую спину. Я вдруг осознала, что он не готов принять меня с дочкой. Все надежды, чаяния — рухнули в один миг. Внутри стало пусто и холодно.
Константин повернул ключ и пропустил меня вперед. Уверенно поставил мои сумки на пол и захлопнул дверь. Для надежности запер ее изнутри, а ключ засунул в карман джинсов.
Горько усмехнулась. Наверное, я запала на эту его упертую уверенность в себе. Вот сейчас — он совершает глупость за глупостью, а продолжает переть, как танк. Не понимает, что мать, у которой остался ребенок, замками не удержать.
— Так, снимай пальто, в гардероб вешай. У тебя, вообще, теплые вещи есть? Или всю зиму собираешься так ходить?
— Есть. Где-то, — пожала плечами.
— И сапоги… сейчас мороз ударит, а ты в осенних.
— Я же на машине.
Развела руками, отдала ему пальто. Быстро стянула с ног сапоги. Стало неловко от того, что я оказалась у него в домашней одежде. Он ведь хотел, чтобы я сияла, а не стояла перед ним в домашней футболке и с заплаканными глазами.
— Извини, я по-домашнему. Я ужин готовила, когда Валера заявился.
— С Валерой разберемся, не переживай, — помрачнел Константин и убрал верхнюю одежду в гардероб.
— Так, давай в ванную, прими душ, приведи себя в порядок. И где там твое хваленое платье? Жду тебя на кухне. Я пока приготовлю глинтвейн.
— Это же сложно — глинтвейн варить, — неловко усмехнулась и обхватила плечи руками.
— Нет, если просто подогреть вино со специями, не разбавляя соком. Надеюсь, платье почти прозрачное?
— Иначе бы оно называлось по-другому.
— Иди, приводи себя в порядок. Глинтвейн будет готов через пятнадцать минут.
Он с улыбкой подтолкнул меня к двери ванной. В серых глазах полыхнуло вожделение, а рука, будто невзначай, легла на низ спины и скользнула ниже.
Я осторожно проскользнула мимо него и закрылась в ванной.
Как ни крути, а я снова в заложницах у Константина. И почему меня это не пугает?
Горячие струи душа постепенно приводили меня в чувства. Еще пару минут, и приведу себя в порядок. Тщательно расчешу волосы, подкрашу губы помадой, надену на себя жутко интимное платье из кружев. Даже белье поддевать не стану. Какая разница? Все равно Константин его с меня снимет… А завтра… завтра мне придется со всех ног бежать к дочери. У нас с Костей есть целая ночь, прежде чем я уеду.
Неслышно вошла на кухню. Босая, с распущенными волосами, в порочном платье — несмотря на горечь открытия, я сгорала в страстном предвкушении наших любовных игр.
Константин стоял ко мне спиной и что-то смешивал у плиты. В воздухе разливался терпкий аромат гвоздики и кориандра. Его широкая спина в темно-синем пуловере, закатанные по локоть рукава, облегающие узкие бедра джинсы — он был очень привлекательным мужчиной. С таким, как Костя, хотелось в омут с головой, и желательно навсегда. Только вот… разные мы с ним. И если любовник из него отличный, то приемный папа — вряд ли. А я выберу Еву.
Тряхнула головой, отгоняя горькие мысли, пригладила отороченное кружевами порочное платье, и шагнула к барной стойке.
— Явилась? — с обворожительной улыбкой повернулся в мою сторону Константин. И застыл.
— Кхм… это… точно платье?
— Для любовных утех, — я улыбнулась и забралась на высокий барный стул.
Он подхватил бокал, налил в него горячую жидкость, от которой кругом шла голова, и в одно мгновение оказался рядом со мной. Поставил передо мной глинтвейн и медленно опустился на колени.
Бессовестно задрав кружевной подол платья, коснулся моих босых ног.
— У тебя красивые ступни, — поглаживая их горячими ладонями, хрипло выдохнул он. Поймал мой взгляд, и рука поползла вверх, медленно и порочно — оглаживая лодыжки, колени, бесстыдно раздвигая мои бедра и оглаживая их изнутри.
Его касания обжигали. Терпкий глинтвейн пьянил. А я медленно сдавалась жгучему обаянию монстра по имени Константин.
Глава 28
Его пальцы отбросили в сторону подол платья и подобрались к нежному лону. Заскользили между складочек, сжали, нырнули глубже. Еще глубже.
Взгляд искрил. Обжигал мои губы, шею.
На миг я даже перестала дышать.
Обхватываю шею монстра руками, заглядываю в глаза. Какой же он порочный… По коже летят тысячи искр. Со стоном подаюсь навстречу, судорожно пытаюсь стянуть с него пуловер. Лениво улыбаясь, он медленно поддается моей лихорадке.
Оглаживаю его обнаженный торс. Широкие плечи, твердые мышцы. Мое тело сходит с ума в его присутствии. Желание — жгучее, ничем не прикрытое, — вспыхивает ярким пламенем от его прикосновений.
Его пальцы легко расправились с жемчужными пуговицами на платье, и он потянул его вниз. Взгляд остановился на порочно обнаженной груди и тугих сосках. Ладонь накрыла правую грудь и легонько сжала сосок. Вторая рука легла на обнаженную спину и заскользила вверх, к шее. Запустив пальцы в мои волосы, Константин привлек меня к себе и накрыл мой рот болезненным и жарким поцелуем.
С моих губ сорвался приглушенный стон. Я подалась ему навстречу. Соскользнула с высокого барного стула, и ощутила, как его горячая ладонь отпускает мои волосы. Скользит вниз по спине, обжигая прикосновениями, забирается под линию платья и оглаживает ягодицы.
Вторая рука терзала грудь. Сминала, ласкала соски подушечками пальцев.
— Смотри на меня, Аня, — хрипло прошептал мне в губы Константин, и я подняла на него замутненный желанием взгляд.
Его пальцы сжали сосок сильнее. Я вскрикнула от наслаждения и выгнулась ему навстречу.
Горячая ладонь скользнула вниз. Погладила нежную кожу живота, двинулась еще ниже, и вдруг резко дернула кружевную ткань. Во взгляде Константина заискрило что-то порочное, темное, а я задохнулась от жара.
Платье пало к моим ногам, и я осталась стоять перед ним полностью обнаженной. Желание полыхнуло яркой искрой, и мне казалось, оно спалит меня дотла.
Я обняла его за шею и потянула на себя. Тут же ощутила приятную тяжесть мужского тела и колючие, царапающие нежную кожу поцелуи.
Он приподнял меня, подхватил под бедра и уверенно двинулся в сторону спальни. И это было наслаждение — повиснуть на его шее, вдохнуть горьковатый аромат его кожи и млеть в предвкушении.
Опустил меня на постель — осторожно, мягко, и скоро нависал надо мной сверху. Провел ладонью по нежному изгибу шеи. Скользнул по животу. Опустился ниже, в пульсирующие от возбуждения складочки, легко надавил подушечкой большого пальца на клитор и принялся массировать.
