* * *
Всю ночь мне снилась какая-то ерунда. Словно подсознание играло со мной в непонятные игры. То мы с Катом целовались в подсобке, да так, что у меня прямо дух захватывало. Я могла обманывать Настю, Ирека, да кого угодно. Только не саму себя! Мне доставляло удовольствие целоваться с этим мужчиной. Такое, какого я уже давно не испытывала.
Даже не уверена, что испытывала, в принципе!
Затем в подсобке пропадали все вещи, и мы с Вяземцевым оказывались на заседании кафедры. Прямо перед нашим заведующим — Александром Семеновичем Неженцевым. Мужчиной, который, несмотря на преклонные годы, а ему уже перевалило за шестьдесят, выглядел очень бодро и моложаво. Вроде бы бегал по утрам круглый год и регулярно ездил на лыжах зимой.
Вначале Александр Семенович молча удивлялся, а затем строго требовал:
— А ну прекратите! Анна Ивановна подала всем ужасный пример!
Затем вступался Ирек.
— Ты же говорила между вами ничего нет! Ты меня обманула!
Затем пел хор осуждающих преподов.
— Как вы могли?
— Это непрофессионально!
— Вы ведете себя недостойно!
— Вы действуете как женщина легкого поведения!
— В стенах вуза шашни между студентом и преподавателем недопустимы!
Я не понимала — то ли бежать, то ли оправдываться, а то ли на все плюнуть. А Вяземцев почему-то продолжал, заставляя меня краснеть и смущаться. Почему я не отбивалась, сама не понимала. Только Вяземцев раздевался, показывал всем, как он меня хочет, прижимался и целовал взасос.
А хор осуждающих преподов продолжал аккомпанировать нашей страсти.
— Да что вы такое себе позволяете?
— Как вы можете так вести себя?
— Это возмутительно и недопустимо!
Я совершенно терялась и не знала, что предпринять. Я совсем ничего не могла. Словно меня охватила полная растерянность, апатия или безразличие…
А затем появлялась Ляля Голда. Как обычно расфуфыренная до скрипа.
— Ты дура! — сообщала она мне зачем-то. И остальные не возражали. Напротив, хор преподов вторил Ляле.
— Дура!
— Дура!
— Дура!
— Это ты лгунья! — выпалил Вяземцев в лицо Ляле, и та отступила, а потом вдруг ушла куда-то…
Исчезла из сна совершенно.
Когда проснулась, я совсем ничего не понимала в этом сновидении абсурда. Ну да, я боялась, что на заседании кафедры меня представят в том виде, в каком я во сне была с Вяземцевым. Ну да, я боялась осуждения и выговоров со стороны старшего поколения кафедры.
Но причем тут Ляля? И ее оскорбления? Бред какой-то!
Я решила на этом не зацикливаться. Хотя сон, как я позже поняла, предупреждал.
Посмотрев время на сотовом, я вдруг обнаружила несколько сообщений в вотсапе от Вяземцева. То, что высвечивалось на экране, гласило: «Простите пожалуйста, Алина Хаматовна. Меня занесло…»
Я не удержалась и открыла сообщение.
«Алина… Вы мне очень нравитесь. Действительно нравитесь. Вы мне не верите. И я вас понимаю. Я натворил дел. Я все бы отдал, чтобы этой сцены в подсобке не случилось… Я даже не знаю, как просить у вас прощения за свои ужасные действия… Это было временное помутнение, совершенно мне не свойственное… Но прошу вас, дайте мне шанс доказать, что я с вами вовсе не играю… Что я не такой урод… Вы, действительно, вызываете во мне искренние чувства…»
Я не стала отвечать на эту провокацию. Хотя сердце подскочило к горлу и забилось так, словно я была вне себя от счастья и радости. Бред какой-то! Я совсем не интересуюсь этим Вяземцевым. Ну да, он мне нравится. Как мужчина. Как самец. Что в этом такого? Но ничего большего! Ни-че-го!
Он целовал меня и лапал без разрешения. Да что там! Против моей воли! Это же гадко! Гадко!
Это отвратительно до тошноты!
Убила бы! Нет! Покалечила!
Убить за такое, реально мало!
Слишком легко отделается, плейбой! А должен страдать и мучиться!
И я ни на секунду не верю в его серьезные намерения.
Даже не знаю — кого я сейчас убеждала.
Себя или свое подсознание… Уж точно не Вяземцева…
И откуда только у него мой номер? Неужели староста группы дала? Я всегда оставляла старостам свой телефон. Так, на всякий пожарный. И, похоже, в нашем случае, пришел к старосте вовсе не пожарный, а бизнесмен… И уж точно не всякий. Скорее очень даже особенный. Один из богатейших мужчин в городе! К тому же, красавчик каких мало.
Однако это старосту не оправдывает. Впрочем… кто может отказать Вяземцеву? Даже я ведь сразу не сумела! Там, в подсобке!
Вначале я отвечала ему, во всяком случае, не отбивалась.
Стоит ли ожидать большего от девочки, вчерашней школьницы, что смотрела на Вяземцева и его приятелей, как на богов, внезапно сошедших с Олимпа.
Глава 5
Алина
На заседание кафедры я шла как на голгофу. Буквально. Меня заранее аж потряхивало.
Я постаралась по такому случаю одеться как можно более консервативно. В гафрированную серую юбку из теплой и уютной шерсти и сизую водолазку-лапшу. Для полноценного образа строгой и принципиальной преподши сделала на голове пучок и обошлась почти без косметики. Немного пудры, тонкая подводка и гигиеническая помада. Наши опытные коммунистки должны остаться более чем довольны.
У дверей в совещательную аудиторию у меня аж ноги подкосились. Но я постаралась взять себя в руки и войти как можно спокойней. Ирек уже занял мне место, а Настя Рудникова устроилась рядом.
— Почему на первом ряду? — спросила я Ирека с укоризной.
— Успокойся. Пусть все видят, что тебе нечего скрывать.
Коллеги шушукались. Судя по лицам, Настя успела донести до части кафедры мою версию событий. А Светлана Максимовна еще была не готова так быстро сдавать позиции.
Александр Семенович вошел в аудиторию в своем традиционном костюме с иголочки. На сей раз в синем.
Все сразу стихли.
Началось все буднично и традиционно.
Татьяна Артемоновна Началова, наша бессменная активистка, рассказывала о том, как она успешно распечатывает и продает студентам методички по своим лекциям. И как это выгодно.
Словно бы невзначай напомнила, что ее дочь выиграла какой-то конкурс литературного рассказа. Эта тридцатилетняя женщина успешно продвигалась благодаря связям мамы. Началова усердно пихала ее везде и всюду. Где надо — платила, где надо — использовала знакомства, а где чего-то одного оказывалось недостаточно — применяла всю тяжелую артиллерию. Муж Началовой работал в Госсовете. В итоге, скромная, вполне себе нормальная женщина, мнила из себя бог знает что. И, как результат, сама не могла найти ни работу, ни мужа, ни призвание.
Но Началова так ею гордилась, что даже на заседании кафедры не могла не упомянуть любимое чадо.
Потом, как это принято в вузах, мы голосовали. За то, за се, за пятое, за десятое. Кто-то выпускал статью и требовалось одобрение кафедры, кто-то делал монографию, кто-то — методическое пособие. Кто-то переизбирался, а кто-то менял ставку.
Все эти административные дела нас мало занимали. Поэтому вся кафедра дружно голосовала «за». Как школьники за партами.
Ближе к концу, когда все уже готовились расходиться, внезапно встала Татьяна Матвеевна. В вязаном платье до колен и черных лакированных сапожках. Как обычно слишком ярко накрашенная.
— Я бы хотела обсудить еще один важный вопрос. Поведение преподавателей по отношению к студентам, которое все чаще начало становиться недопустимым.
— Что вы хотите сказать? — оживился Александр Семенович.
Ну еще бы! По итогам бурного романа Ани его вызывали к ректору.
— Вчера одна молодая и привлекательная преподавательница позволила себе запереться наедине со студентом в подсобке Василия Ефремовича. А до этого он носил ей неприлично дорогие фруктовые букеты.
— И кто же эта молодая и привлекательная преподавательница? — уточнил Александр Семенович.
— Наша любимица студентов — Алина Хаматовна! — выпалила Татьяна Матвеевна, вызывающе вскинув голову. Я понимала ее. Недавно студенты моего потока писали заявление на имя завкафедры, чтобы лабораторки вела у них я, а не эта преподавательница. Татьяна Матвеевна ничего не прощала. Ни студентам, ни коллегам по цеху.
