Она постояла, недоуменно озираясь по сторонам, полазила еще вдоль периметра чердачного перекрытия, однако нигде не обнаружила даже мокрого пятна! Только ровный серый, совершенно сухой шлак. Ни сырости, ни вони… Она спустилась по лестнице на площадку и вернулась в квартиру.
На кухне мать собирала тряпкой с пола зловонную жидкость и, отжимая тряпку, сливала ее в ведро. А с потолка в углу продолжала литься дурнопахнущая вода.
- Мама,там наверху все чисто и сухо! – доложила Галя. Мать хмуро обернулась.
- Ничего не понимаю… Откуда же тогда льется?
- Не знаю! – отвечала дочь. – И если бы даже лилось, вода не могла бы так вонять и быть такой грязной! Но на чердаке течи вообще никакой нет!
- Что за чудеса, - пробормотала мать, устало вытирая пот со лба выпачканной рукой. – Ладно, давай иди в школу… Я все равно уже опоздала, мастер теперь выволочку мне устроит. Объяснительную писать придется… Иди быстрее, хоть ты не опоздай!
В школе Галка сидела с головой, будто налитой свинцом, ничего не воспринимала, толком не соображала, урока не слушала. На перемене к ней подошла Света.
- Галь, что с тобой? – спросила она встревожено. – Ты не заболела?
- Да нет, просто плохо спала ночь, - отвечала Галка.
Она не стала рассказывать Свете о жутком и непонятном утреннем происшествии у нее дома,объяснение которому лежало где-то за пределами любых ее представлений о действующих физических законах.
- Галочка, - проникновенно заметила Света, - если тебе нужна какая-то помощь, ты только скажи, и я…- она вдруг смутилась и замолчала. Галка взглянула на нее с удивлением.
- Спасибо тебе, Света… Однако не нужно мне никакой помощи. Вот если только…
- Что? – встрепенулась Света, заглянув Галке в глаза.
- Когда я приходила к тебе, ты стихи мне читала. Блока… Дай мне эту книжку домой почитать, можно?
- Конечно, можно, Галя! Спрашиваешь еще! Завтра принесу! Или нет… Хочешь, сегодня после школы зайдем ко мне домой, и я тебе ее дам! Читай, пожалуйста…
- Хорошо, давай к тебе зайдем, - улыбнулась Галка.
Света смотрела на нее во все глаза, и эти глаза так и светились от счастья… Галя весьма этому удивилась.
Вечером мать задержалась на работе, и Галка коротала вечер с книгой Блока в руках. Она медленно перелистывала ее, наслаждалась романтическими образами, созданными гением поэта, а когда нашла «Венецию», с настоящим вдохновением перечитала ее еще раз… А потом еще. И вдруг почувствовала, что головная боль, изнурявшая ее все последние дни, вдруг исчезла. Боль ушла!
Галка была потрясена. Она и не думала, что поэзия способна вылечивать от подобных недугов.
Она бережно и благоговейно листала Светкину книгу, и вдруг перед ее глазами вновь мелькнуло уже знакомое имя… Что же это была за женщина, которой Блок посвятил даже не одно стихотворение? Саломея… Новое для Галки стихотворение, в котором вновь упоминалось это имя, носило название « Антверпен». И в нем Галка нашла такие строчки:
Тревожа водяную гладь,
В широко стелющемся дыме
Уж якоря готов отдать
Тяжелый двухмачтовый стимер:
Ему на Конго курс держать…
А ты – во мглу веков глядись
В спокойном городском музее:
Там царствует Квентин Массис;
Там в складки платья Саломеи
Цветы из золота вплелись…
Здесь уже не упоминалась «моя кровавая голова», зато говорилось о платье. Роскошное, богатое, расшитое золотыми узорами платье Саломеи…
Галка вдруг подумала о том, что у нее-то нет не только платья с золотыми узорами, а и вообще сколько-нибудь приличной одежды. Любые ее попытки приобрести себе что-нибудь модное или просто симпатичное натыкались на жесткое противодействие матери. У Антонины на подобные запросы выросшей дочки был всегда готов ответ: «Это дорого» или «У нас сейчас нет денег». Денег не было никогда, а не только «сейчас». В результате Галка шила себе сама. Делала она это весьма недурно, однако сравнивать ее работу с произведениями модельеров-профессионалов, естественно, было нельзя.
А на картине Массейса,которую Галка при каждом удобном случае рассматривала с потаенным сладко-томительным восторгом, Саломея тоже была облачена в роскошное шитое золотом платье, очень похожее на то, про которое она сейчас вычитала у Блока! И Галке мучительно захотелось себе такое же… захотелось до слез! Хотелось быть такой же, как эта таинственная Саломея, так вдохновлявшая Александра Блока. И ее рука сама потянулась к цветным карандашам: если ей не дано быть Саломеей в жизни, что ж, она создаст свой мир, пусть на бумаге, но свой, где она будет властвовать, как Саломея, и где у нее будет и роскошное платье, и мертвая мужская голова…
…Она так увлеклась процессом рисования, сидя в малой комнате за своим столом, что совершенно забыла про уроки, и про поручения, которые, как обычно, накануне вечером оставляла ей мать. И когда Антонина вернулась с работы позднее обычного, Галя едва успела торопливо спрятать в ящик стола свои едва начатые рисунки… А затем разразился жуткий скандал по поводу невыполненных материных заданий...
…Томик Блока Галка «проглотила» за три вечера – ей не хотелось долго задерживать Светкину книгу. Два стихотворения – «Венеция» и «Антверпен» - она тщательно и любовно переписала в свой личный альбом для рисования. А потом с чистой душой вернула книгу Свете.
В субботу рано утром Галку разбудил испуганный крик матери и звон разбиваемой посуды. Девушка мгновенно прибежала на кухню, где раздавался визг Антонины, от которого, казалось, дребезжали стекла в оконной раме. На кухне она застала мать, бледную как смерть, стояшую спиной к кухонному столу: глаза ее были выпучены, зубы стучали… Из ее сбивчивых слов Галка узнала следующее:
у матери сегодня выходной, но она по привычке встала рано и пришла на кухню завтракать.Когда накрывала на стол, вдруг услыхала стук на посудной полке, доносившийся из-за плотно закрытых дверец. Перепугалась: подумала, никак мышь забралась в посуду и теперь наружу рвется? Только к полке повернулась, а дверцы как распахнутся, и оттуда тарелка вылетает сама по себе, перемещается по воздуху и зависает прямо перед лицом ошеломленной Антонины! Висит так
несколько секунд, после чего падает на пол, как ей и положено, и разбивается вдребезги. Антонина хотела бежать с кухни, а тут и вторая тарелка вылетает. Эта посудина описала вокруг нее петлю по воздуху, тоже зависла на одном месте, повисела, покачиваясь, и тоже упала на пол, разлетевшись на осколки. Вот тогда Антонина с перепугу и закричала дурным криком…
