—Да, зараза мелкая. Паскуда. Связался на свою голову, может и ребенок не мой, а, падаль?!
—Петенька, ты что ты говоришь такое… да я ж, — пытается перебить его хрупкая женщина, но голос у нее словно охрип от крика.
Да, я не знала о таких веселых соседях, более того, прожив тут месяц, я все еще не знала. Они просто в отъезде были. А потом узнала, в самых мельчайших подробностях. Он бывший военный, которого турнули прочь за взятку и алкашку, а она простая рядовая учительница, которая порой с ним заодно синячит. Для меня большой вопрос, как она до сих пор работает в школе.
Разумеется, эти двое громко выясняют отношения. А потом мирятся. Не всегда тихо.
Когда волосатая рука в очередной раз замахивается, а жирная фигура делает выпад вперед, я срываюсь с места так быстро, что сама это не понимаю. Ничего не важно сейчас для меня, кроме как попытаться остановить бушующую машину убийств. Он ее удушит рано или поздно.
С домашним насилием один исход. Или ты, или тебя. Или насмерть, или с такими ранениями, что лучше бы первое. Никто и никогда не даст вам гарантии, что в следующий раз вам повезет больше или меньше.
Это так не работает.
Мне практически удается. Я цепляюсь за футболку и тяну на себя, стараясь оттолкнуть алкаша от женщины. Получается едва ли. Смотря как на эту ситуацию смотреть, конечно.
Ведь мне прилетает именно то, что предназначалось не мне. Разворот и хлесткий удар. Затем глухой толчок, и я на полу. С широко распахнутыми глазами смотрю на то, как покачивающийся мужик стоит передо мной в грязных, и может даже, зассанных спортивках, а его жена цепляется окровавленными пальцами за штанину и опухшими глазами взирает на меня. Он мутузит ее. Либо она вся поплыла от пьянки. А что до меня.
Инициатива наказуема.
Ощущение, будто бы я упала с этажа эдак третьего, по эмоциям однозначно одно и то же.
—Ты еще кто? — прокуренным голосом спрашивает сосед.
—Петя, что ты…пойдем, милый, пойдем. Девушка обозналась, ошиблась, пойдем…
Дар речи возвращается. Вместе с ощущением адской боли в руке.
—Милый? — не верю, что слышу это, правда. — Обозналась? Все это не укладывается в голове.
ОН только что на твоих глазах ударил незнакомую девушку, а до этого мутузил тебя о мою бронированную дверь!
Черт, как же адово это все, так больно, что слезы сами собой наворачиваются на глаза. Я наконец-то поднимаю взгляд на этого зверя, а затем перевожу на жену.
—Ты ненормальная, правда. Если все еще тут с ним.
Выплевываю эти слова. Иначе и не сказать, пожалуй. Не знаю, откуда берется сила. Я просто поднимаюсь с пола и иду в свою квартиру, не обращая внимания на шорох за спиной.
—Слыш, ты кто такая? А ну-ка…
Тяжелые шаги отдаются ударами молота в голове.
—Петя! Петя, стой.
Я не реагирую, на лестничной площадке, кроме нас троих, нет никого. Никто больше не вышел и не выйдет. А зачем? Если это не твои проблемы, зачем макаться, верно? Есть же другие люди, которые явно сейчас помогут. Вот только так думают все. Мир держится на тех, кто просто берет и делает. Что-то маленькое, незначительной или такой сумасшедшее, как я. На таких психах с обостренным чувством справедливости.
Абсолютно чокнутая.
Вася, ты слетела с катушек, если накинулась на пьяного мужика. Все это вихрем проносится в голове, пока я не понимаю, что меня хватают за руку и грубо разворачивают на полпути к моей квартире.
—Слыш, ты. Ты обоснуй. Ты кто? — клубок затхлого воздуха ударяется о мои ноздри и приносит острое желание выблевать свои внутренности.
Страха нет. Во мне его не было никогда с того самого дня, когда меня вытянули из шкафа. Каждый проживает потрясения по-своему, я стала без страха к внешней угрозе схожего рода.
—Не смей. Меня. Трогать, — грубо дернув рукой, я понимаю, что сделала себе только хуже. Боль в руке усиливается. Напротив же разъяренное лицо буйвола, а в глазах ни тени осознания реальности. Он словно здесь только физически. Человечности в глазах нет, зрачки слабо реагируют на свет. Все ясно.
Женушка продолжает оттягивать его теперь от меня, снаружи слышна сирена полиции, кто-то стал достаточно сознательным гражданином и исполнил свой долг. Ну хоть так, уже что-то полезное.
—Я с тобой потом разберусь, только с этой закончу.
Все еще находясь не здесь, мужик отворачивается ровно в тот момент, как полиция поднимается по лестнице и перехватывает его под белые рученьки.
—Нет, не трогайте его! Нет! Он не виноват, он ничего не сделал!!
—Да я тебя, — начал мужик быковать, но его достаточно быстро уложили лицом в пол. Все быстро и без лишней суеты.
Дальше пошла долгая процедура дачи показаний, разъяснений и пояснений, с меня сняли побои и предложили написать заявление. Но чего я точно не хочу в этой жизни — связываться еще хоть когда-нибудь с правоохранительными органами. Если там больше нет Михаила Дмитриевича, справедливости не будет, только больше проблем, а у меня и так их в достатке. После больницы, где мне вручают прекрасное заключение о сильном ушибе, рука отекает достаточно быстро, и я на такси добираюсь домой с единственным желанием уснуть.
Все это время я не точно не думаю о телефоне, что разрывается на части от пропущенных звонков. И стоит мне только взглянуть на экран, по спине проходится холодок. Больше десяти раз мне звонил Рустам. Но я делаю то, что должна. Ставлю режим «полет», а затем устало кладу голову на подушку в надежде уснуть так быстро, как это возможно.
Боги меня слышат, и я засыпаю так крепко, что вижу сны. Необычные, такого рода мне раньше явно не снились, не будоражили так кровь, не заставляли пылать. И уж точно не казались настолько реальными, что я слышала бы запах того, кто дарил эти поцелуи. Горячие губ скользят по ключице, язык нежно обводит выпирающую косточку, а затем утекает грубой нежностью вниз, останавливаясь ровно у груди.
Кто-то очень нежно покрывает мое тело поцелуями. Прекрасный сон, мне в нем тепло и так уютно, а еще невообразимый жар плавно растекается внизу живота. Прекрасный сон.
Ровно до того момента, когда я понимаю, что это не он.
—Правило здоровых отношений номер один. Всегда бери трубку, когда я звоню. Если ты не берешь трубку, я приезжаю и говорю тебе то, что хотел сказать по телефону. Ну и скажи же, что я просто пупсик? — мои глаза распахиваются так резко, что глаза буквально готовы выпасть из орбит.
Я, в своей очень короткой пижаме лежу распластанная под наполовину раздетым Беловым, который смотрит на меня сверху вниз и улыбается, обводя языком губы. Глаза искрят ярким пламенем, обжигают мою кожу, а пальцы продолжают скользить по телу, обводя немыслимые узоры на животе и ниже. Лежу как завороженная, но уже натянута струной.
И явно не спешу выбраться из-под Рустама.
Из-под моего студента.
Который только что целовал меня в моей постели.
В моей квартире.
Боже, я пропала.
—Аййй, больно! — кричу как раненый зверь, когда Рустам перехватывает мою правую руку и пытается положить себе на шею. Слезы хлынут по щекам, и я с силой прикусываю губу, стараясь заглушить рыдания, но куда уж там.
—Какого черта?! Что случилось? — слышится вопль над ухом. Порхающими движениями толстых пальцев Рустам исследует мою руку.
Молчу. Отворачиваясь, но меня «поворачивают» обратно.
—Я спрашиваю, что случилось, Вася?!
18. Убью за тебя
ГЛАВА 18
БЕЛЫЙ
Смотрю на маленькую опухшую руку, перебинтованную от запястья до середины предплечья, и ощущаю, как по венам пускается чистый гнев. Какая вероятность того, что она просто упала? Никакой, мать вашу, никакой. Потому что тогда она бы точно взяла трубку, а значит, тут было что-то еще, что-то, что так или иначе она явно пыталась скрыть. От меня. Что можно скрыть от меня? И зачем? Кто мог тронуть мою девочку и как вообще хватило смелости? Разорвать, убить, уничтожить эту мразоту.
Стоило оставить всего на пару часов, а потом я понял, что дозвониться не могу. И дело не в том, что она меня игнорировала, а в том, что вообще не брала трубку. Я прошел все степени принятия. Хотел сорваться сразу, но надо было перевести вещи на новую квартиру. Благо, коморка матери находится ближе к Васе, так что стоило мне только скинуть последний чемодан в коридоре, как я схватил ключи от мотоцикла и помчал к ней, по дороге прикупив, конечно, сладостей да букет розовых хрен пойми чего там. Не запомнил название, но смотрится, как по мне, чисто для Васи. Огромные бутоны, лепестки крупные и неровные, рваные. Все это запечатано в коричневую бумагу, перевязанную розовой лентой. Ляпота да и только
