Проводник каравана на минуту умолк. Рахман воспользовался паузой, чтобы оглядеться по сторонам. Но войти в истинный мир не решился, боясь, что на него обрушится вся долгая история Пагана.
– А скажи мне, достойнейший, что это за храм? Или это не молельный дом, а просто дом?
Рахман указал на прямоугольное простое здание с редкими окошками и пышными, похожими на пламя, порталами. От середины каждой стены начиналась одноэтажная крытая галерея, через которую некогда можно было проникнуть внутрь.
– О, путник, твой глаз остер! Это Ананда, храм, построенный самим Анирудой. Если смотреть с высоты птичьего полета, то храм похож на крест. Крыша храма сложена в виде нескольких уменьшающихся крыш-террас, украшенных по углам крошечными пагодами и статуями сказочных львов. Последняя, самая маленькая терраса, увенчана конической башней – сикхарой – со шпилем. Высота храма около ста сорока локтей, он легок, прекрасен и светел.
– Я вижу это, друг мой.
– Но внутри храм совсем иной. Если бы ты мог войти в ту высокую дверь, то оказался бы в длинной, слабо освещенной галерее, где всегда тихо и прохладно. Поверь, путник, необыкновенные ощущения охватили бы тебя. Ты бы увидел далеко впереди какое-то таинственное мерцание. А если бы ты набрался смелости и пересек два коридора, что обегают здание вдоль стен один за другим, то оказался бы у ног громадной позолоченной статуи Будды. Присмотревшись, ты бы увидел, что статуя едва освещена, ибо прямо надо головой в храмовой крыше прорублено окно. Через него свет может проливаться на лицо, и поэтому всегда кажется, что Будда загадочно улыбается. Многие считают, что храм был сооружен так, чтобы подавить входящего в него человека, чтобы заставить его ощутить свое ничтожество перед лицом судьбы и высших сил. Сами коридоры узки, но очень высоки, а каждый шаг в них отдается гулко и четко. Но как только ты бы сделал шаг от храма и снова очутился на солнце, ты бы не поверил, как за этой обманчивой легкостью снаружи может скрываться столь обширная суровость чрева храма, быть может, самого старого из всех храмов.
– Должно быть, это прекрасное, удивительное место…
– О да, путник. Но оно закрыто для иноземцев. И не потому, что приверженец иной религии не может войти под его своды..
– Но почему же? И что значит «закрыто»?
– В этом кроется какая-то удивительная тайна, юноша. Ибо лишь местным жителям дано во всем блеске видеть храмы и дворцы Пагана. Любому иному чудеса не видны. Более того, любопытствующие иноземцы сотни и тысячи раз пробовали войти в храмы. Но одни забывали дорогу за первым же поворотом, другие едва не теряли само свое «я», забыв, кто они такие… Были и те, что пытались обманом попасть в храм…
– Обманом?
– О да… Находились даже смельчаки, которые думали, что древняя магия действует лишь на поверхности земли. И стоит попытаться войти в храм из-под земли, вырыв подкоп. Но чаще всего они в этих подкопах гибли…
– Но я же вижу удивительную красоту ваших храмов! Вижу изумительно тонкие арки… Вижу даже порталы, которые в свете нарождающегося солнца кажутся объятыми пламенем…
– О да, путник. Эти дивные порталы некогда подарил городу один из первых его зодчих. Иногда в каменных языках пламени можно разглядеть и голову змея-повелителя, самого всесильного Нага. Рассказывают, что когда-то, когда храмы были сплошь деревянными, они сгорали дотла за один только миг. И потому, дабы уберечь святыни, уже ставшие каменными, от всепожирающего огня, и были придуманы эти каменные языки.
– Но я не понимаю, как они могут уберечь от пожара?
– О, странник, ты еще так юн. Ведь огонь – это живое, безжалостное существо. Представь, что оно хочет напасть на храм. Но тут оно видит, что храм уже пожирает его собрат. Конечно, оно обминет это строение. А храм вовсе не горит, просто каменные узоры выкрашены в ярко-красный цвет.
– Хитро… – пробормотал Рахман, подумав, однако, про себя, что настоящее пламя, о да, конечно, безжалостно. Но оно вовсе не легковерно. Более того, стоит лишь появиться крошечному язычку, как пожар уже не остановить ничем… А тем более камнями, выкрашенными в красный цвет.
За разговорами миновало немало времени. И вот уже караван вновь двинулся в путь. До заката странники хотели успеть добраться до очередного постоялого двора. Ведь никто, даже проводник, не знал, когда в следующий раз придется отдыхать как пристало царедворцам, а не бродягам.
Караван вышел из города очень рано, но зной настиг путников еще быстрее. До полудня было еще далеко, но воздух над Иравади помутнел и начал дрожать, как над пламенем, а сама река стала серой, почти бесцветной. Верблюды все так же меланхолично мерили тракт, но всадники просто изнывали от необыкновенной, несвойственной этому времени года жары.
Знак проводника каравана заставил всех спешиться.
– Этот чудовищный зной предвещает бурю, – начал без предисловий проводник, с которым был вполне согласен предводитель каравана.
– Но что же мы можем сделать? – недоуменно спросил Сейид. – Ведь до обитаемых мест путь неблизкий…
– Я прошу вас, заставьте ваших огромных животных двигаться чуть быстрее. В часе пути мы можем найти пристанище – полуразрушенный дворец последнего царя, что правил этими местами, может сослужить нам хорошую службу. Пусть целы не все крыши, но там гораздо легче переждать непогоду, чем у берега реки. Ведь стоит лишь начаться дождю, как великая Иравади выйдет из берегов и нас просто смоет… А воде, как и огню, нет никакого дела до регалий и почестей – она убивает одинаково легко и царедворца, и нищего.
Путешественники, не говоря ни слова, разошлись и повели своих флегматичных «кораблей пустыни» как самых ленивых и упрямых ослов. Вот удалось отдалиться от реки на сотню шагов, вот на две, вот уже на пять. К удивлению путников, теперь под ногами была не утоптанная тропинка, а дорога, уложенная каменными плитами. Первые капли дождя подтвердили опасения проводника. Когда же капли слились в сплошные водяные ленты, впереди уже виднелись серые каменные стены.
Перед путниками предстало почти полностью сохранившееся здание. Некогда, по-видимому, это были царские конюшни. Сейчас, конечно, только железные крюки в стене могли рассказать о том, для чего предназначалось это строение. Но крыша была цела, стены толсты и, о чудо, посреди обширного сухого пространства чьи-то заботливые руки сложили кучу хвороста.
– О Аллах милосердный и всемилостивый! Да будет счастлив каждый день того, кто позаботился об усталых странниках, – проговорил Сейид, с удовольствием протягивая к огню ладони.
Погода изменилась столь сильно, что удивился даже проводник, достойный Хла Шве.
