О том, что произошло в следующий миг, Рахман никогда и никому не рассказывал. Ибо после этого его вера в чудеса природы стала столь велика, что изменила всю его жизнь.
В ответ на эту мысль из воздуха соткался полупрозрачный Наг-повелитель. Он чуть приподнялся от земли так, чтобы видеть глаза разочарованного юноши, и проговорил едва слышно:
– О нет, юный толмач. Тебе ничего не привиделось. Ты действительно побывал в лачуге моего брата, твои знания и воспоминания об этом остались с тобой. А это, – полупрозрачный Наг чуть качнул головой, окидывая взглядом спящий караван-сарай, – лишь небольшой дар. Мой брат любит делать людям приятные сюрпризы.
– Благодарю тебя, великий маг, – только на эти слова и хватило духу у Рахмана.
– И еще одно запомни, юноша. Твои замечательные умения пригодятся тебе в странствии не один раз. Они спасут и твою жизнь, и жизнь магараджи, и… жизнь того человека, который доверится тебе.
– О ком ты говоришь, маг?
– Узнать это еще не пришла пора, мальчик. Помни лишь, что ваши поиски будут успешными, а возвращение – пусть не скорым, но отрадным и для повелителя, да и для вас самих. Верь в себя, свои силы и своих друзей…
С каждым словом голос Нага-повелителя становился все тише, а сам он – все прозрачнее. И не успел Рахман задать самого важного, как ему казалось, вопроса, как чародей исчез.
Мысленно Рахман еще раз повторил: «…твои замечательные умения еще не раз пригодятся тебе».
– О Аллах, – пробормотал юноша. – Как хотел бы я, чтобы это оказалось правдой, чтобы мои умения, оказались не пустой забавой, а помогли мне и моим спутникам!
Должно быть, эта безыскусная молитва дошла до Аллаха всемилостивого и милосердного, ибо уже в следующий миг Рахману пришла в голову вполне здравая мысль. Он вспомнил о том, что сказал ему магараджа. И решил, что пора найти в мире душу владыки, дабы рассказать тому о предсказании ШаррКана и словах Нага-повелителя.
Юноша сосредоточился, пытаясь в этот раз стать самой кошмой. Сила воссияния истинного мира была так велика, что впервые за все годы усердных упражнений отдалась в висках Рахмана жестокой болью. Но юноша уже не обращал на это внимания. Его разум был направлен на то, чтобы среди гудения мыслей всего мира отыскать разум магараджи Раджсингха. Царевич был уверен, что повелитель с нетерпением ждет вестей от тех, кого послал в дальнюю дорогу.
И он не ошибся. Ибо прошло лишь несколько томительно-долгих мгновений, а в голове Рахмана зазвучал голос магараджи.
– Да воссияет над тобой сила богов, юноша! Удачным ли был ваш день?
– О повелитель! Не знаю, следует ли сейчас говорить об удаче, ибо, оказывается, поиски Нага-повелителя, мага из магов, явились лишь первым шагом к твоему излечению. Но этот шаг был успешным. Мы нашли мага, мы узнали о том, что за хворь не дает тебе жить. Более того, мы узнали о том, как с этим недугом сражаться…
Магараджа нетерпеливо перебил Рахмана:
– Так когда же ожидать вас, мои усердные посланники?
– О магараджа, боюсь, тебе придется запастись терпением. Ибо хворь твоя не так проста, чтобы излечить ее, последовав одному лишь совету чародея, пусть и самого великого.
И Рахман, не скрывая, рассказал ему все то, о чем поведали маги, хранители извечного знания. Магараджа слушал, не перебивая, а когда юноша умолк, владыка лишь тяжко вздохнул:
– Да будет так, Рахман. Я буду ждать вашего возвращения. Вы же, более не мешкая, отправляйтесь на поиски того, о ком вам рассказал Наг-повелитель…
– Знахаря Чжан Каня… – подсказал юноша.
– Да, на поиски знахаря Чжан Каня. И да пребудет с вами милость богов! Мне же остается уповать лишь на то, что сил магии, заключенной в стенах моего дворца, хватит, чтобы я живым смог дождаться мига вашего возвращения.
– Мы приложим все силы, дабы это случилось как можно скорее, повелитель.
– Да будет так…
Голос магараджи пропал. Да и сам Рахман после этой недолгой беседы чувствовал себя так, будто целый день, не присаживаясь, таскал тяжелые камни. Увы, такова цена разговора через многие и многие фарсахи. Да, сверхчувственный мир был прекрасен, расстояния преодолимы, а истина – ярка. Но после погружения в этот мир силы человеческие, казалось, были исчерпаны до самого дна.
Солнце достигло зенита. И только тогда Рахман смог разлепить веки, которые смежил крепчайший сон после беседы с магараджей на рассвете.
– Аллах милосердный, Рахман, – проговорил Сейид. – Я уж думал, что ты погрузился в сон так, как это делают зимой подданные Нага-повелителя.
– Значит, ты тоже помнишь о том, что видел его?
– Конечно, помню, – Сейид недоуменно пожал плечами. – Почему же не помнить. Помнит и Сверре, и Тор-воин. Но вот никто не может вспомнить, как мы оказались здесь, в караван-сарае. Как спускались под покровом ночи, как нашли в непроглядной тьме долгожданный приют…
Рахман усмехнулся. Теперь он знал чуть больше своих друзей и мог их просветить.
– Но мы не спускались в непроглядной тьме, не искали долгожданный приют. Мы оказались, понимаешь, Сейид, сразу оказались здесь. Сила магии, стоящей на службе у прорицателя ШаррКана, столь велика, что ему надо лишь захотеть – и его гости переносятся туда, откуда вышли, дабы прикоснуться к источнику извечной истины.
– О Аллах милосердный… – только и смог прошептать пораженный лекарь.
– Более того, Сейид, повелитель правоверных дал мне сил, чтобы побеседовать с магараджей. Он знает и о том, какой недуг его сжигает, и о том, что нам посоветовал прорицатель ШаррКан.
Придворный лекарь посмотрел на Рахмана с недоверием, но потом, вспомнив об удивительных способностях юноши, кивнул благодарно.
– Боюсь, что повелителю долго придется ждать нашего возвращения.
– Это значит лишь, друг мой, что нам надо отправляться в дорогу как можно скорее.
Сейид рассмеялся.
– Но для того, чтобы отправиться в дорогу, друг мой, неплохо было бы, чтобы ты поднялся с кошмы, умылся и выпил чаю.
Только сейчас Рахман обратил внимание, что по-прежнему лежит на свернутой кошме. Платье его измялось, покрылось пылью…
– О, как ты прав, друг мой, – со стыдом в голосе проговорил Рахман и поспешно отправился приводить себя в порядок.
Его же спутники начали сворачивать одеяла, грузить тюки на меланхоличных верблюдов. А к тому мигу, когда Рахман стал вновь похож на облеченного высоким доверием царедворца, караван уже готов был тронуться в путь.
Лишь Сверре-лазутчик не решался взобраться на своего высокого скакуна. Он должен был из уст самого Рахмана услышать каждое слово о беседе с магараджей. И Рахману пришлось слово в слово повторить все, о чем он рассказал властелину, и каждое слово из повелений магараджи.
