Последние слова она выкрикивает в отчаянии.
- Мама знала?
- Не надо ворошить…
- Ответь мне! - кричу ей в лицо. Требую, хочу узнать всю правду. - Ответь мне правду - она знала? Если ты правда меня любишь - расскажи!
Тетя всхлипывает и едва заметно кивает.
- Не верю, - мотаю головой. - Она бы не стала терпеть.
- Она узнала… В тот день, когда… - в груди холодеет от ее слов. Что? Нет… Нет-нет-нет… - Мы потеряли голову, забыли об осторожности, Тамара зашла к нам и…
- Что и? - хриплю, уже понимая, что услышу дальше.
- И сбежала. Охрана не успела за ней.
Сжимаю кулаки от дикого бессилия.
Мама… Мамочка моя… Если бы не эти предатели, она была бы жива. Была бы рядом!
- Ива, пожалуйста, прости нас! Прости! Не проходит ни дня, чтобы я не корила себя за то, что сделала!
- Предательница, - шепчу онемевшими губами.
Я думала, некуда падать ниже, но это было еще не дно. Вот теперь все.
- Лапочка…
- Не зови меня так! - ору, словно ненормальная. На нас оборачиваются, но мне плевать. - Лучше бы ты умерла вместо нее!
Тетя отшатывается, будто я ее ударила.
- Ты мне как дочь…
- Нет! Я дочь Тамары! Твоей сестры, которую ты предала! Которую ты убила! Ты и мой отец!
- Пожалуйста, - плачет Аня, - жизнь и так меня наказала - у меня не может быть детей. Не будь жестокой, Ива!
Задыхаюсь от такой наглости. Не могу. Просто не могу находиться рядом.
- То есть это я еще и виновата?
- Конечно, нет, просто аборт, который…
Мотаю головой и делаю шаг назад. Нет. Не выдержу еще и этой грязи. Боже мой…
- Горите в аду, - беззвучно бросаю и сбегаю.
Кажется, тетя зовет меня, но я не реагирую. Не могу. Не хочу. Нельзя мне быть с ней, рядом, или я что-то натворю. Что-то очень страшное.
На первом этаже меня перехватывает Ян. Молча вглядывается в мое лицо. А затем так же молча берет за руку и ведет к выходу. И я очень благодарна ему за то, что он ничего не спрашивает.
Сейчас я неспособна говорить или объяснять.
Кажется, меня просто нет в этот момент. Каждый раз, когда я думаю, что все самое страшное позади, жизнь преподносит еще один грязный секрет моих близких.
Опять и опять. Будто мне мало того, что уже есть.
В дороге Ян сидит рядом, держит за руку. Его молчаливая поддержка - лучшее, что может быть сейчас.
В квартире он помогает мне раздеться. А я ловлю себя на мысли, что хоть и выполняю какие-то действия, совершенно ничего не чувствую. Словно мне вкатили лошадиную дозу обезболивающего.
- Голодная? Разогреть поесть? - спрашивает муж, но я не реагирую. Не знаю, что ответить. Прохожу, достаю открытую бутылку вина. Под пристальным взглядом Серебрякова пью прямо из горла. Морщусь. К алкоголю у меня отношение ровное - мне особо ничего не нравится. Но сейчас хочется хоть что-то почувствовать. Напомнить себе, что я живая.
- Может, закуску? - осторожно предлагает Ян.
Последний раз я ела, кажется, еще утром. Будто в другой жизни. За окном - ночь. Мы сорвались в больницу буквально за считанные минуты - как только Яну позвонили и сообщили, что мой отец загремел туда с обширным инфарктом или чем-то около того.
И вот сейчас у меня начинается очередное погружение в новую реальность.
Вино на голодный желудок действует слишком быстро. Голова начинает кружиться, меня слегка ведет.
Делаю еще пару приличных глотков. Мне невкусно, но вместе с тем шум в голове купирует боль.
Пусть так. Пусть ненадолго.
- А может, чего-то покрепче? - нагло заявляю.
Муж чуть приподнимает брови.
- Хочешь вискарем шлифануть?
Осторожно ставлю бутылку вина на стол. Медленно подхожу к мужу, который настороженно наблюдает за мной. Кладу ладони ему на грудь.
Крепкую. Широкую. Я же помню, как он выглядит. Теперь хочу вспомнить, как это - чувствовать его.
Встаю на цыпочки и осторожно прикасаюсь губами к его.
- Хочу тебя, - тихо говорю.
Пару секунд Серебряков не реагирует. Так и стоит словно истукан. Я успеваю разочароваться в собственной идее, как вдруг его ладонь оказывается у меня на талии, вторая ложится на затылок. А дальше Ян прижимает меня к себе так близко и резко, что я лишь сдавленно охаю ему в рот, пока его твердые умопомрачительные губы властно накрывают мои.
- 21 Ян -
Я снова теряю контроль. Он просто плавится, на хер, под взглядом Ивы. У нее какая-то суперспособность - топить все мои установки и ориентиры. Стоит только ей оказаться в уязвимом положении, как внутри все перестраивается, а прежние цели и желания мгновенно меняют свои приоритеты.
Когда поймал ее на первом этаже, сразу понял - дело дрянь.
Подозревал, что Анна что-то опять ляпнула. Иначе бы моя девочка не была настолько подавленной. Когда она изъявила желание поехать в больницу к отцу, я даже не особо удивился. Несмотря на то, что Ива была раздавлена новостью про связь отца и тетки, она оставалась собой - чистой, доброй, открытой девушкой, которую хочется спрятать и оберегать, а не делать пешкой в масштабной игре.
Не стоило оставлять ее одну, но звонок Армана вынудил отойти ненадолго.
Как результат - мы вернулись домой задолго до того, как закончится операция. Впрочем, как только будет известен результат, мне доложат. Тут скорее потребность самой Ивы быть рядом.
Но то, что она проворачивает дома, окончательно размывает границы и ориентиры.
Ее может повести, это я просчитываю сразу - вино плохой советчик. Но одновременно понимаю, что отобрать сейчас у нее и начать контролировать - означает стать врагом номер раз. А ей сейчас нужен кто-то, на кого она сможет опереться, пока не оправится от предательства близких.
Я бы хотел забрать себе ее боль. Странно вообще ловить себя на такой мысли. Во мне благородства нет, и не было никогда. Сочувствие не просто искоренено - оно не успело сформироваться. На улице ты не живешь, ты выживаешь.
Но боль Ивы я очень остро ощущаю и впервые хочу не просто защитить, но еще и облегчить состояние близкого человека.
Поэтому позволяю все, что она хочет.
Ровно до момента, пока не ловлю себя на том, что все, пиздец. Мы уже там, за буйками.
Еще немного, и все. Разложу ее прямо тут, на столе. Трахну девственницу, не моргнув даже глазом.
Как у меня выходит поймать эту мысль и притормозить - хер знает.
- Ива, нет, - хриплю, буквально наживую отрывая себя от нее.
Сейчас разжать руки и отпустить ее - все равно что сдохнуть.
Но я делаю это.
- Почему? - она смотрит расфокусированно и, кажется, реально не понимает, почему я торможу нас обоих.
Прислоняюсь лбом к ее. Шумно дышу, старательно ища опору хоть в чем-то, с трудом загоняю все свои желания обратно под замок.
Нельзя. Черт побери, нельзя. Если сейчас поддаться, то потом ей будет больнее. После того, как ее размазало сегодня, я просто не имею права воспользоваться ее состоянием.
Я, блядь, не имею права ее трахать и давать надежду! Когда я задумывался о чьих-то чувствах вообще?
- Потом ты поймешь, почему, - ухожу от ответа. - Иначе пожалеешь и возненавидишь меня. Прости.
Быстро целую в лоб и сбегаю.
Я снова сбегаю из собственного дома, потому что иначе не ручаюсь за себя.
На улице дурман спадает, но в крови все еще гуляют адреналин и неудовлетворенное желание.
Пиздец. Дожил. Поправляю член, который болезненно ноет. Надо потрахаться. Желательно так, чтобы всю ночь до утра, и уж после меня отпусти. Плоть слаба, увы.
Клуб, в который я еду, место проверенное, тихое. А главное - рядом.
Заходя внутрь, я не собираюсь тратить время на поиски.
- Девочку мне, самую лучшую, - требую у главного в сегодняшней смене.
Место это мне как-то посоветовал сам же Савицкий - во время одного из визитов в город. Сам он почему-то в тот раз отказался оттянуться, свалил пораньше. Тогда я удивился, зная, что мужик он темпераментный, тем более без постоянных отношений.
