— Я просто задумался, — прижимаю губы к её мягким волосам на макушке.
— И о чем таком важном ты думал, если не слушаешь меня уже минут пятнадцать? — она теснее жмётся в мои объятия, кутаясь в шерстяной плед.
— Я думаю о том, как коротка и хрупка человеческая жизнь. И промедление всего лишь в несколько минут может стоить очень дорого.
— Саша…
— Тихо, я не расспрашиваю и не выспрашиваю, я просто подумал, что опоздай я на десять минут, ты бы не была сейчас со мной.
— Но всё обошлось благодаря тебе, — она поднимает голову, и я не сдерживаю желания, целуя её сладкие губы. Жадно и крепко, почти опрокинув девушку на диван. Она отвечает мне столь же жадно и страстно, обхватив руками мои плечи. А после снова устраивается на моём плече. Накрываю нас обоих пледом и так же в уютном молчании мы продолжаем смотреть “Пятьдесят первых поцелуев”.
Вечер переходит в ночь, и вот мы уже снова ласкаем друга, но уже не так жадно и неистово, как это было накануне. Наоборот, мне нравится гладить бархатистую и теплую кожу Василисы, наблюдая, как дыхание девушки ускоряется, как она мелко дрожит от самых интимных касаний, а после просит добавки. И, наконец, погружаться в её жаркую влажность, чувствуя, как она стискивает стенками влагалища, сопровождая каждую мою фрикцию громким стоном.
— Скоро закончится этот рай на земле, — Вася кутается в мои объятия так доверчиво и мило, что её слова производят эффект ледяного душа.
— Почему? — поднимаю голову с подушки и всматриваюсь сверху вниз в лицо девушки. Нехорошее ощущение ядовитой змеёй закрадывается в сознание. Я надоел ей. Девочка наигралась, выздоровела и хочет свалить. А я, дурак, размечтался о нашем совместном быте. Но то, что произносит Василиса, оказывается ещё хуже, чем мои мысли.
— Мне пора вернуться в “Лофт”, я не закончила дела с Таней, — замираю, боясь сделать даже вдох, кажется, тронь меня — и я взорвусь и наговорю гадостей, которые уже жгут мне язык.
— Если дело в деньгах, я мог бы перекрыть твой долг… — не успеваю закончить, как рыжая выскальзывает из моих рук и садится на кровати, с таким укором глядя на меня, словно я до глубины души задел её. — Что?
— Я не хочу больше никому быть должна. У меня был в жизни мужчина, который решил заплатить мной долг…
— Но я же не… — слова застревают у меня в горле, когда я думаю о том, как она восприняла моё предложение. — Черт возьми, Вася! Как ты могла даже подумать такое?
— У меня богатый опыт в этом плане. Наш договор с Таней меня вполне устраивает, и менять его я не хочу.
— Значит, ты опять вернешься на пилон?
— Ну и что? Тебя это смущает?
— Я не думал, что после всего, что было в последнее время ты захочешь снова раздеваться и трахаться с другими… — и уж точно не думал, что меня это будет так волновать.
— Ясно, вот именно поэтому я ни за что не возьму у тебя деньги. Кэш всегда делает меня пешкой в чужой игре. И больше я никому и никогда не позволю распоряжаться моей жизнью и телом.
Она поднимается с кровати и направляется в душ, а я не отвожу взгляда от её спины, пытаясь в темноте рассмотреть ожоги и шрамы. И убедить себя, что не имею никакого морального права осуждать или порицать её, пусть даже в малой доле, но всё же независимость.
В ванной загорается свет, а после раздается шум воды. Я же по-прежнему лежу на кровати, глядя в дверной проём. Что я могу предложить ей? Чем могу удержать от возвращения в клуб? К этим развратным и лишенным всяких нравственных принципов, голодным до легкодоступного женского тела мужланам. Но все мои вопросы повисают в тишине, поскольку нет ни единого ответа на них. Точнее, он-то есть, но я его даже мысленно произносить не могу.
— Мне, наверное, лучше вернуться домой к себе, — Лисёнок появляется в дверях, замотанная в одно полотенце.
— Исключено, пока дело с торговлей органами не утихнет. Хотя я бы посоветовал тебе продать квартиру.
— Она не моя, Саша, — девушка грустно улыбается, опускаясь на край кровати. Не могу сдержать себя, да и не хочу, тянусь к ней и, заключив Василису в объятия, прижимаю к себе, утыкаясь в её волосы.
— Прости, я как-то не подумал.
— Конечно, ты не подумал, — язвит девушка, но не вырывается, поэтому её колкость пропускаю мимо ушей. — Разговор о деньгах ты не воспринимаешь всерьез.
— Вася…
— Я хочу уже завтра вернуться в клуб, — её слова, словно холодные кинжалы, вонзаются мне в мозг.
— Тогда я сам отвезу тебя туда. Но в квартиру лучше не возвращаться.
— Как скажешь, — она безразлично пожимает плечами, а мне же хочется как следует встряхнуть, чтобы убрать этот бесящий нейтральный тон. Но вместо этого я просто прижимаю губы к её обнаженному плечу, ещё крепче сжимая в руках девушку, которая стала дорога мне.
Стискиваю челюсти, но молчу в ответ на её замечание. Лучше так, чем я раскрою рот и всё это превратится в ссору. Только в этот момент понимаю, что мы толком и не ссорились за всё время пребывания Васьки в моем доме. И только разговор о её работе, такой ненавистной для меня, почти спровоцировал ссору.
Девушка поддается моим объятиям, позволяя уложить себя вновь в кровать. Во мне же просыпается дикарь, жаждущий любым способом застолбить право на обладание этим стройным телом. Поэтому, не давая себе и секунды на раздумья, обрушиваю всю страсть на Василису, покрывая поцелуями её лицо, шею и грудь. Спускаюсь ниже, крепко удерживая девушку за бедра, пока не касаюсь разгоряченной влажной промежности. Её стоны и всхлипы — просто музыка для моих ушей, но хочется лишить её воли и разума, пусть и на короткое время, но чтобы ни единый человек не смог стереть эти воспоминания. Довожу Ваську до кульминации раз, но на этом не останавливаюсь, продолжая ласкать снова и снова, не давая ей и мгновения на перерыв. И к тому моменту, как я толкаюсь членом в её жаркое лоно, девушка уже лишь бессвязно бормочет что-то. Но при этом притягивает к себе достаточно требовательно, так что я почти падаю всем телом на неё. В этот раз наш секс даже отдаленно не напоминает занятия любовью, скорее, это животное совокупление, где положения тел меняются, едва только успеваем вздохнуть. В итоге заканчиваем уже иначе, когда я падаю на её спину, стискивая поясницу и бедро Васи. Мне хорошо, хоть и понимаю, что тяжелый для неё, но заставить себя покинуть влажную тесную вагину не могу. Поэтому лишь приподнимаюсь на руках и, перевернувшись на бок, прижимаю к себе девушку. Так и засыпаю, ощущая пульсацию пережитого наслаждения глубоко внутри Василисы.
Зато утро не предвещает ничего хорошего. Просыпаюсь, дернувшись во сне, и осознаю, что в постели только я один. Быстро осматриваюсь и понимаю, что и в спальне один. Нехорошее предчувствие накрывает очень быстро.
“Неужели она ушла? После такой ночи поднялась и так легко оставила меня?”
Спускаю ноги с кровати и направляюсь вниз по лестнице, на ходу натягивая трико. Первое, что я слышу, — это пение. Словно какой-то странный бэк-вокал у Дубцовой. Потом вдыхаю запах свежесваренного кофе и даже не отдаю себе отчета в том, что начинаю улыбаться. Открываю дверь и вижу, как Лисёнок пританцовывает возле плиты, переворачивая оладушек.
— Глупое слово "Милая", ты знаешь, а я счастливая, это необъяснимое, чувство такое сильное. И ты его, пожалуйста, береги-и-и… — с последним словом Васька разворачивается и замолкает.
— Не знал, что ты ещё и петь умеешь, — делаю ещё шаг к девушке, заключая её в объятия. — Пахнет так вкусно, что слюнки текут.
— Я рада, хотела сделать тебе сюрприз и разбудить завтраком в постель. Но раз уж ты встал сам, то можешь наливать кофе, а я почти закончила.
— Не оставляй меня одного, я едва умом не тронулся, не найдя тебя рядом.
— Ты такой милый, Саша, — она подходит ближе и запускает пальцы мне в волосы, стараясь причесать вихры. — Но я же здесь и не убежала босиком по снегу.
— Не смешно, Лисёнок, — замечаю ворчливо, но сам утыкаюсь лицом ей между грудей. — Но я и правда голоден, поэтому давай кормить меня и тебя.
