Финн смеется, и вмиг становится таким родным моей душе. Только мне от открывается, пусть самую малость, но все-же!
- Что еще натворил Алекс?
- Он является на репетиции, тычет в нос своим спонсорством, и до ручки меня доводит. Или до уголовной статьи, - тараторю, жалуясь на негодяя. – Из-за этого слухи идут нехорошие, что я с ним сплю. Алекс специально так поступает!
Финн поворачивается ко мне, и тянет за руку, вынуждая на песок опуститься. Платье окончательно испорчено будет, наверное, но это не имеет никакого значения. Сейчас важен лишь Финн, близость с которым я никак забыть не могу. Даже когда уверена была, что он галлюцинация – и тогда кожа горела, впитав его поцелуи-укусы.
И сейчас он нужен мне!
- Финн, - ласково глажу его спину, и мужчина вздрагивает от моих прикосновений. И придвигается ближе, гипнотизируя темными глазами. – Финн, поцелуй меня.
- Уверена?
- Нет, - отвечаю, и сама тянусь к его губам.
Жадно ласкаю его губы, и Финн отвечает – чуть грубовато, напористо. Углубляет поцелуй, поработить хочет этой откровенной похотью, которой каждое движение пропитано. Чеку сорвало напрочь, сейчас будет взрыв.
И я наслаждаюсь. Ведь сейчас я для него самая важная, я чувствую это.
Наконец-то мы наедине.
- Финн, - всхлипываю, зарываюсь пальцами в его жесткие волосы, и тяну на себя.
- Я здесь, - раздается позади меня голос… Финна.
Разрываю поцелуй, и хочу отползти от обманщика, словно он опасный хищник, но Алекс удерживает. Не позволяет отстраниться.
А я кричать от злости и негодования готова: я по доброй воле Алекса поцеловала.
Подонка-Алекса! Да лучше бы я гадюку поцеловала, чем этого… этого…
- Ты! Убери от меня руки, отпусти, - я чуть ли не рычу, а затем обращаюсь к Финну: - Может, вмешаешься? Видишь, Алекс меня не отпускает. Помоги, Финн.
Сейчас братья похожи, как никогда. Ведь даже выражения лиц, эмоции у них одинаковые, и у обоих нечто темное проскальзывает в глазах. Финн не торопится освобождать меня из капкана рук ухмыляющегося Алекса. Вместо этого он лениво говорит:
- Скучно тебе вдвоем, Лина? – Финн снимает кожаный ремень, и подходит к нам с его невыносимым братом. – Нужна компания третьего? Алекс, думаю, не откажется присоединиться к нам этой ночью.
- Не откажусь, - Алекс улыбается, и притягивает меня еще ближе к себе.
А со спины на мои плечи опускаются горячие ладони Финна.
- Это шутка? Вы… вы чего? – локтем бью, всю силу вкладывая, но Финн словно не чувствует. Удерживает меня рядом с Алексом, и губы его слишком близко от моих. Губы, которые я с таким наслаждением целовала, и сейчас… черт, да они оба с ума сошли!
- Ты обманщица, Лина, тебя следует наказать. Думаю, это наказание тебе даже понравится, - шепчет Финн мне на ухо, а Алекс откровенно целует в шею, и от поцелуя этого я вздрагиваю, всхлипываю, до того он откровенный. Откровеннее, чем секс. – Наврала мне, думала, я куплюсь?
- Я не врала…
- Врала, - руки Финна уже не на плечах, они на моих бедрах, они на спине, на удивление ловко расправляются со шнуровкой, а затем и с самим платьем, которое валится к моим ногам.
Первый порыв – прикрыться, истерику закатить, пощечин надавать и Финну и Алексу, но я гашу его. Раз Финн считает, что я лгунья, раз так открыто предлагает меня своему брату несмотря на то, что любит, это не меня, а его следует наказать!
И я сама делаю шаг к Алексу, прижимаюсь всем телом к нему, и целую так страстно, как никого и никогда не целовала в своей жизни.
Финн
Смотрю на нее и своего брата и в глазах мутнеет, ведь до того мы похожи, до того легко представить себя на его месте, что это я. Голую ее обнимаю, хрупкую фигуру, кожу, что в свете луны отдает чем-то неземным. Ее босые ноги песка не касаются, и я с трудом понимаю, что это не она летит, это Алекс поднял ее в воздух.
Алекс, а не я.
Или это я, ведь мы одинаковые.
В мыслях расползается безумие, тяжёлое и черное. Оно везде во мне, по крови идёт к самому сердцу, как можно быть невинной, такой желанной, любимой...грязной сучкой.
Подхожу сзади, смотрю на голые упругие ягодицы. Слышу, как она всхлипывает, стонет, и убеждаюсь - да, это была она, нет никакой Ады, может, и не было никогда?
Она лгунья.
Соблазнительница.
Чертова стерва.
Пальцы подрагивают, касаюсь нежной кожи ягодиц и с рыком сжимаю. Ангелина вскрикивает и извивается между нами. Хватаю ее за волосы и тяну на себя, чтобы не терлась грудью об Алекса, все только мне. Смотрю на темные возбужденные соски, и с жадностью впиваюсь губами в тонкую шею.
- Финн...Алекс...господи.
Мое имя прозвучало первым. Отрываюсь от нее и за эти четыре буквы, что она произнесла готов забрать ее, от своих слов отказаться, предложение свое отменить, не разделю ее с братом.
Но встречаю взгляд Алекса, потемневший, тяжелый.
- Я тоже, - говорит он хрипло. - Ты сам слышал.
Слышал, просто решил себя обмануть, поддаюсь очарованию этой женщины, как идиот последний.
Нет, хватит.
- Ангелина, - ладонями веду по ее спине, по выступающим косточкам позвоночника. Поднимаюсь выше к плечам, и снова вниз, кольцом смыкаю руки на талии и отрываю от земли. - Ты сама напросилась, любимая.
Она взвизгивает, в ее глазах то небо, то песок отражаются, как в калейдоскопе сменяются за секунду, у нее все перевернулось.
Подхватываю ее на руки. Делаю несколько шагов, разворачиваю и укладываю на сцену.
Ее длинные волосы свисают, подметают песок. Она выгибается, плоский живот, стройные ноги, высокая грудь, и я от желанного тела взгляда оторвать не могу, хоть и слышу этот звук, расстёгиваемой ширинки.
Опираюсь ладонью на сцену и запрыгиваю. Вижу Алекса, как он подходит с другой стороны. Останавливается возле ее головы и приспускает брюки.
Отворачиваюсь. И лишь по ее краткому вскрику и мычанию догадываюсь, что происходит. Она согласилась, она не против это делать ему. Или перепутала нас, она в такой позе, она думает что это я.
Усмехаюсь своим жалким мыслям и рывком развожу ее ноги.
Она вздрагивает, но не двигается так и остаётся лежать раскрытой передо мной.
Луна, звезды, шумит море, а у меня огни в глазах и уже в ушах этот шум, смотрю на манящие, призывно расставленные бедра, хватаю ее ноги и сгибаю в коленях. Ладонью накрываю промежность и чуствую, какая она мокрая, она мычит и дрожит, но позволяет гладить себя и позволяет Алексу двигаться, быстрее и быстрее, толкаться ей в рот.
Злость нарастает. А ещё возбужение, странное и неясное, понимаю, что я разрешил, и он имеет ее, при мне, и я тоже буду это делать сейчас.
Крышу рвет.
И палец срывается с влажных складок, врывается внутрь, в горячую плоть, резко растягивает ее, заставляет Ангелину стонать, выгибаться.
Неотразимое зрелище.
Наклоняюсь и касаюсь губами ее живота. Пробую языком ее кожу зубами следы оставляю, мне то ли растерзать ее хочется, разорвать на куски, то ли целовать, спускаться ниже, ещё ниже, по лобку к самому главному центру удовольствия, доставлять ей его, ее соки пить.
И я это делаю, и я понимаю это, когда она сжимает ногами мою голову, запускает пальцы в мои волосы и бедрами подаётся навстречу ласке.
Проклятая Ада-Ангелина, я бессилен. Целую глубже, добиваюсь ее оргазма, про брата забыл, про себя. Есть она, и то, как ей хорошо, как она царапает меня и вьется мне заменяет, кажется, мою злость, желание наказать, обезоруживает, ведь как наказывать того, кто карателю своему раскрывается сам и жадет ещё.
Одной рукой расстегиваю брюки. Высвобождаю напряжённый член, сжимаю его в ладони. Отрываюсь от нее и за бедра везу ближе к себе, едва слышу голос брата и его недовольство, я отобрал то, что нам двоим обещано, но мне плевать. Наклоняюсь и вырываюсь в нее, толкаюсь сразу на всю длину.
И она содрогается и кричит во все горло, за мои плечи хватается и трясется, пережимает меня внутри так плотно, так сильно, так крепко, что я впервые позорно быстро сдаюсь, глухо матерюсь и изливаюсь в нее, и падаю на нее сверху.
