Обойдя машину, он берёт меня за руку и тихонько сжимает пальцы. Рука у него тёплая, не влажная. Лев кивает на дом.
— Помимо меня, здесь живут ещё три семьи. Верхний этаж — мой. Он, как видишь, не мансардный, потому что крыша — плоская. Думаю, что вид с балкона с той стороны дома произведёт на тебя впечатление. Сверху, с холма виден огромный сосновый бор, широкие аккуратные луга и красивое озеро.
— Луга? — робко взглянув на Льва, удивляюсь я.
— Там гольф-клуб, — улыбается он. — Озеро — на его территории, — Лев кивает на подъезд с колонными и небольшой мраморной лестницей. — Пойдём.
Наши шаги гулко звучат в тишине небольшого уютного двора. Мостовая под ногами выложена аккуратной серой каменной плиткой.
— Красивый дом, — вскинув перед подъездом голову и глядя на высящееся перед нами здание, говорю я. — Очень непохож на тот, в котором живу я.
— Да, знаю.
— Знаешь? — бросаю на Льва удивлённый взгляд. — Ты знаешь, где я живу?
— Конечно, — усмехается он. — Ты думаешь, не наведя о тебе справки, я бы тебя сюда привёз? Я не привожу сюда кого попало.
Не знаю, что на это ответить. Погружённая в мысли на тему им сказанного, просто следую за ним.
Мы поднимаемся по ступенькам и подходим к массивной бело-коричневой двери. Сверху, слева и справа, на нас внимательно смотрят камеры наружного наблюдения. Лев прикладывает магнитный ключ к небольшой панели.
Дверь тихонько пищит, и Лев открывает её, пропуская меня в светлый, чистый подъезд.
Робко захожу. Стараюсь не вести себя, как провинциалка, впервые попавшая в столицу. Хоть это и трудно. В этом красивом и ухоженном подъезде можно жить. Больше того, он выглядит намного круче большинства квартир, которых я видела.
Несколько экзотических растений в кадках из толстого прозрачного стекла. Картины импрессионистов на стенах в аккуратных коричневых рамах без позолоты. Гладкие, но матовые стены кофейных оттенков. Белоснежные чистые лифты, встроенные в стену. Мраморный белый пол. Два аккуратные белые софы вдоль стен, пара кресел в том же стиле, но оттенка кофе с молоком.
Здесь всё — про изысканный стиль и большие деньги.
Аккустика такая, что наши шаги звучат громче, чем на улице. Тем более, что здесь — тихо. На улице всё-таки слышны издалека звуки большого города.
Лев нажимает на кнопку вызова лифта и в тишине становится слышно, как тихо-тихо, почти неслышно, урчит опускающийся на первый этаж лифт.
— Волнуешься? — улыбнувшись внимательными глазами, спрашивает меня Лев.
Закусив губу, тихонько киваю.
Лев снова берёт меня за руку и тихонько сжимает пальцы.
— Не волнуйся, — негромко говорит он. — Не о чем, правда.
Глава двадцать четвёртая
Тихо играет блюз. Роскошная огромная гостиная размерами больше, чем вся квартира, в которой я живу. Панорамные окна в ней выходят сразу на две стороны. Виды из них — действительно такие, что голова от восторга может закружиться.
Здесь безумно красиво. И безумно уютно. Много пространства, стильная светло-синяя мебель, огромный просто, и очень мягкий тёмно-синий ковёр. Стены и потолок белые, с темно-осерыми узорчатыми полосами.
Весь свет — два торшера, электрический камин и тёплая светло-оранжевая подсветка бара.
Пока я мыла руки в огромной ванной с джакузи и душевой кабиной, Лев переоделся в домашнее — серые штаны и мягкую белоснежную рубашку. Она расстёгнута на две верхние пуговицы. Татуировка на груди гипнотизирует меня.
— Что это? — спрашиваю я, беря из рук Льва аккуратно сложенный комплект домашней одежды.
Отследив мой взгляд, он чуть щурит глаза.
— Ты про тату?
— Да.
Большим пальцем он отодвигает в сторону ткань, и я вижу гордый профиль гордого льва. Эдакий взрослый Симба.
— Красивый, — тихо говорю я.
— Это символ власти и уважения. Но прежде всего — это моё имя.
— Давно сделал?
— Через пять дней после того, как мне исполнилось двадцать.
— Был какой-то повод? Или просто?
Он внимательно смотрит в глаза.
— Был повод, — низкий голос завораживает меня, придаёт атмосфере вокруг какой-то очень маскулинный оттенок. — Я тогда уехал с другом в горы. И сорвался со скалы. Висел на тросе над пропастью. Раскачивался, понимая, что вот-вот могу рухнуть вниз. Друг остался выше метров на сто. Я слышал его голос. Он меня звал.
— Ужас какой…
— Страховочное устройство сработало нормально, но карабин не выдерживал нагрузки. Он гнулся, и я видел, что он вот-вот может треснуть. У меня рюкзак был тяжёлый, а карабин при ударе о камень сильно повредился. Их вообще было два, но один полетел.
— И как ты выбрался?
— Подтягивался на руках. Хватаясь за трос. Знаешь, как на уроках физкультуры детишки по канату лазают? Вот, примерно так. Только я со сломанной ногой был и рюкзаком на семьдесят килограмм. Будто за спиной ещё один человек был. И скинуть я его не мог. Всё внимание на тросе было. На карабин-то нельзя было рассчитывать. Ладони в крови, кожу саднит, сил ползти нет, и уцепиться не за что.
— Испугался, наверное, очень?
— Ну, перестремался поначалу, да. Потом сказал себе: "Лев я или нет, в конце-то концов?". Стиснул зубы и пополз наверх, к краю утёса. Когда я уже почти поднялся, мой друг прибежал туда и смог меня подтянуть за подмышки. На себя потянул и мы рухнули вместе на камень. Ладони жгло так, будто я их в костре подержал. Кожа клочьями висела. В крови всё. Но я улыбался. Потому что выжил. Вот, как из больницы выписался, сразу татуху эту и сделал. Она мне о том походе и напоминает. Иногда вселяет в меня дополнительную уверенность, потому что я знаю, что могу. И знаю, что могу много.
— Обалдеть… — тихо выдыхаю я. — Я бы, наверное, так не смогла.
Он усмехается.
— Восемьдесят метров вверх по тросу на руках? Да, вряд ли. Для этого банально физподготовка нужна.
— Ты альпинизмом до сих пор увлекаешься?
— Нет, — улыбается он. — Лет пять уже как нет. Мне до этого. У меня бизнесы — как альпинизм. Адреналина мне на работе хватает. Может это возраст уже сказывается, — он усмехается. — В общем, предпочитаю отдыхать в более спокойной обстановке. Обычно ловлю рыбу на яхте. Люблю плеск волн за бортом. Люблю смотреть на то, как вода сверкает и переливается в свете солнца. Уютно становится. Спокойно. Моей мятежной душе этой частенько не хватает. Женщины-то у меня нет.
— А почему нет?
Он хмурится.
— Я не хочу об этом говорить. Сейчас рядом со мной — ты. И я этому рад, — он кивает на одежду в моих руках. — Переодевайся.
— Я в ванной, ладно? Я бы ещё душ хотела принять. Если ты не против, конечно.
— Без проблем. Прими душ и приходи, — он кивает на бар. — Что тебе налить? Выбор большой. Просто назови.
— Вина, наверное, лучше всего.
— Красного, белого?
— Красного.
— Сухого, полусухого?
— Полусухого.
— Хорошо, — тепло улыбается он, и кивает в сторону ванной. — Иди. Подожду тебя здесь.
Глава двадцать пятая
Тихо играет романтичный блюз. Торшеры выключены. В свете камина облик Льва, сидящего в кресле, кажется каким-то величественным. В руке он держит бокал вина и, завидев меня, молча делает неспешный глоток.
Робко подхожу ближе… и останавливаюсь.
— Одежда… — потупившись, тихо говорю я, — будто бы для меня. Очень удобная.
— Она для тебя и куплена, — невозмутимо произносит Лев.
Поднимаю на него взгляд. Он смотрит на меня чуть прищурено, внимательным взглядом настороженного хищника.
— То есть ты знал, да, что я окажусь у тебя? — спрашиваю я.
— Предполагал. Это один из возможных вариантов развития событий.
Чуть тереблю мягкую ткань персиковой то ли ночнушки, то ли домашней рубашки. Безумно приятная тактильно.
Лев встаёт, берёт со столика бокал, на треть заполенный вином и, сделав пару шагов, протягивает мне.
— Благодарю.
Он чуть кивает и возвращается в кресло. Взяв свой бокал, отпивает немного вина.
