– Господи, как неловко! Он, наверное, самое худшее подумал.
– Например?
– Ты знаешь! – фыркаю.
– Что мы переспали? Тоже мне – худшее.
– Да ну тебя! – смеюсь сквозь слезы и отворачиваюсь к окну. – Ты меня на повороте высади.
– Это еще почему?
Я и сама не знаю. Просто интуитивно чувствую, что так будет лучше. Если Гатоев меня искал… Нет, я что, и впрямь на это надеюсь? Амаль, ты совсем дура?!
– Просто сделай так, хорошо? – ничего не объясняя, прошу я. И это Димку обижает как будто. А я меньше всего хочу его обижать! – Дим… – зову негромко.
– М-м-м?
Протягиваю руку:
– Спасибо за то, что побыл со мной. Ты не представляешь, что для меня сделал.
– Что?
– Помог дождаться утра…
Мой взгляд цепляет его. И я как по кабелю передаю, может, совсем не то, чего ему бы хотелось – свою нежность, искреннюю благодарность и тепло. Димка осторожно пожимает мои палицы. Между нами происходит что-то важное. Что-то, после чего мы не будем прежними. Расшатывающийся из стороны в сторону мир неожиданно обретает опору. Как же все-таки хорошо, когда тебе есть на кого опереться, да… На Димку можно.
– Что думаешь делать дальше?
– Ничего. Отосплюсь. Все равно сегодня из меня никакой работник. – Пытаюсь улыбнуться. – Ты, кстати, тоже бери выходной. Я разрешаю.
– Спасибо, конечно, – смеется. – Может, тогда вместе…
– Нет! – перебиваю. – Мне правда надо побыть одной. Но за предложение спасибо.
К чести Димки стоит отметить, что он на своем не настаивает. И даже скрепя сердце высаживает меня на повороте, как я и просила. Потом, правда, гаденыш такой, едет за мной аж до самой калитки. И только убедившись, что я благополучно вошла, дает по газам. Димка не знает, что у того, от кого он думал меня защитить, есть ключи от моего дома. Какая же я непроходимая дура! Так раскисла…
А может, вообще зря я парюсь? Ну какой смысл Гатоеву меня ждать?
Шагаю в лифт. Выбираю свой этаж. Проворачиваю ключ, захожу в квартиру. И по плотному аромату дыма, который меня окутывает, понимаю – нет, зря я надеялась, что это будет легко.
– Где ты шлялась?
Сидит. Нога на ногу. Щиколотка на коленке. Так нельзя сидеть – любой мануальщик скажет. А он сидит. Все в тех же темных праздничных брюках и белой майке, которая кажется необычайно яркой в сумраке, образованном задернутыми наглухо шторами.
– Покинь мой дом.
Подпрыгивая на одной ноге, снимаю туфлю с другой. Храбрюсь. Но дыра внутри опять расходится краями.
– Я задал тебе вопрос.
– Какой вопрос? Где я была? А ты на правах кого спрашивает, а, Муса?
– Что с тобой не так? Какая муха тебя укусила?!
Я прохожу мимо, огибая Гатоева по дуге. Распахиваю шторы. И только потом оборачиваюсь. Хочу ему в глаза заглянуть. Да-да, просто в глаза заглянуть в надежде понять хоть что-то. Хорошо, что он явился.
– Ты же все понял, – замечаю безжизненно.
– Что я понял?
– Не обижай меня этим.
– Чем?
– Не делай из меня дуру.
Глаза, в которые я так хотела заглянуть – налились красным. Я благодаря Димке поспала. А Гатоев как будто всю ночь в темноту пялился.
«Ну да, Амаль, ты его еще пожалей», – одергиваю себя.
– Послушай…
– А ты мне скажешь что-то новое? Может, все не так, как мне это преподнесли?
Гатоев сверлит меня буравчиками взгляда. И выплевывает одно только слово:
– Сидельник…
Он даже не отпирается. Впрочем, так даже лучше. Отпираться в такой ситуации – вообще последнее дело.
– Амалия…
– Он соврал?
– Смотря в чем.
О, да, тут, наверное, надо бы уточнить. Например, то, что Муса хотел меня использовать, чтобы нарыть на моего бывшего какой-нибудь компромат. Но знаете в чем соль? За это я бы его простила. Ну, ведь бывает так, да? Вот встречаешься ты с человеком с одними намерениями, а потом узнаешь его получше, и все меняется… Тогда остается один вопрос.
– Ты женишься на той девочке?
Давай же, соври! Или нет… Нет. Скажи правду, и покончим с этим. Потому что я ни черта не вывожу. Потому что боль перемалывает меня в фарш.
– Это ничего не поменяет между нами.
Он подходит. Его взгляд горит фанатичной убежденностью.
– Ничего не поменяет… – эхом вторю я. – Ты вообще серьезно?
– Это договорной брак. Я ее пальцем не трогал…
– Но тронешь.
– Это ничего не изменит! Ты все равно будешь главной женщиной в моей жизни.
Смешно. Он никогда еще не говорил со мной так мягко. Будто с душевнобольной… А я больна, да… Его голос – словно гипноз. Его взгляд – канат. Его руки – место, где я хочу быть. Он протягивает их ко мне. И я как привязанная шагаю в его объятия.
Глава 19
Я, наверное, привыкла к его рукам. Только и всего. Дело в этом. Просто рефлекс, как у собаки Павлова. Он командует. Я слушаюсь. Как-то быстро к тому привыкнув.
– Девочка моя. Хорошая… Я скучал.
Раньше Гатоев не был таким многословным, а теперь просто бальзам на израненную душу. Вот как так получается? Тогда мне хотелось с ним пожестче. Отдавая контроль. А сейчас… Нет, я опять же не хочу ничего решать. Гоню мысли из головы. Но в то же время я себя, наконец, отпускаю. Уходя вверх из позиции нижней, перехватываю инициативу. Тяну его майку, стаскиваю через голову, рву ремень. Меня шарашат эмоциями. А в голове стучит набатом – «мой, никому не отдам!». И в подтверждение этого я его мечу: кусаю и царапаю. Оставляю на смуглой коже свои метки. Свой аромат, свою ДНК… Всю себя.
Но перед глазами – темненький затылок той девушки – его невесты. И болючая мысль – что она ему наверняка без проблем родит. С ней вообще у него все гораздо проще будет. Глаже. Как так и надо. Как предписано. Он – весь такой из себя мужик. Она – тихая домашняя девочка. А я… Ну что я? Могу вот только так, обманом, его по чуть-чуть у нее красть.
Толкаю Мусу на пол. Он выглядит пьяным от моей инициативности. Просто невменяемым. Я раньше не позволяла себе ничего подобного, а ему, оказывается, заходит. А он выгибается, отчего на шее выступают жилы, вдоль которых я прохожусь чередой неглубоких укусов.
– Бля…
Смеюсь. Он такой скупой в своей реакции. Но, может, поэтому она для меня так ценна.
Обвожу пальцами лицо. Жмурится… Как сытый котяра. Расслаблен. Думает, все утряс. А я пока вообще ни о чем не думаю. Наклоняюсь, собирая вкус, прохожусь языком по его сурово сжатым губам. Давай же, отпускай себя, ну? Мне так важно чувствовать, что у тебя рвет от меня башню!
Вместо этого живущий в Гатоеве хищник пытается взять верх. Один стремительный бросок, и вот уже я, подмятая его телом, размазана по полу.
– Знай место.
– Черта с два.
В меня будто бес вселяется. Сегодня я его буду трахать. Не он. С непонятно откуда взявшейся силой толкаю Мусу в грудь. Мы боремся, словно не на жизнь, а на смерть. С губ рвутся хрипы, ругательства и смех. В какой-то момент он все же мне поддается, и я забираюсь сверху, довольная собой донельзя. Точно и впрямь одержала некую знаковую победу.
– Сдавайся. Тебе понравится.
– Ну, только если понравится, – оскаливается Муса. И все же сдается, да. Позволяя мне им помыкать. И только наполненный силой взгляд из-под полуприкрытых век и вольготная поза не дают забыть, кто тут действительно главный.
Ох, как он хорош! Без кубиков, конечно, но весьма и весьма… Грудные мышцы, бицепсы – все в рот просится. Целую. Вниз по горлу, к груди. Чередуя нежность и ненасытный, подхлестываемый ревностью голод. Освобождаю плоть, глядя в его глаза, обнимаю губами. Муса дергается, рефлекторно привставая на локтях. Шипит. Хорошо ему. И мне тоже. Стараюсь лучше! Сама того не желая, вступив в очередную унизительную гонку. Заискивающе гляжу в глаза. Так же сладко, да? Она никогда так не сможет. А он как долбаную наложницу меня по щеке гладит.
Выпускаю и снова покрываю его поцелуями. С ног до головы, с ног до головы… Сдвинув трусики, сажусь. И даже успеваю пару раз опуститься, кайфуя от наполненности, прежде чем он меня тормозит, до боли впившись пальцами в кожу.
