— Смею ли я предположить, что вы что-то потеряли? — отстраненно вежливо проговорил Сергей. Его лицо было совершенно непроницаемым, будто он подошел к ней исключительно из правил хорошего тона, ничуть не удивленный ее присутствием здесь, на обочине дороги.
— Я потеряла серьгу, — растерянно ответила Марина, обескураженная его внезапным появлением. Уголки его губ слегка дрогнули. Они оба вдруг вспомнили их первую встречу, когда она оказалась у его ног по воле судьбы. Совсем как ныне.
Сергей присел на корточки и, вглядевшись в траву, достал и протянул ей камею.
— Ваша? — она кивнула, и он протянул ей находку на раскрытой ладони. Но едва Марина протянула руку, чтобы взять сережку, тут же закрыл ее, захватывая в плен ее пальцы, резко поднялся, вынуждая Марину тоже встать на ноги. — Что ты здесь делаешь? Про пропажу я уже слышал.
— Ты не слышал про другую пропажу. Я потеряла еще кое-что ныне, — прямо ответила Марина, глядя в его глаза. От его близости к ней ей так вдруг захотелось прижаться к нему, уткнуться лбом ему в плечо, снова почувствовать тяжесть его рук, сладость поцелуя. Но она опасалась, что он останется хладен к ее порыву. Всегда ранее уходила она, теперь же ушел он, и это не могло не пугать ее. Марина опустила руку в карман платья, сжала пальцами предмет, чтобы он дал ей сейчас решимости сказать то, что она хотела произнести.
— Я потеряла самое ценное, что у меня только было в жизни. Единственное, что должна была беречь, как зеницу ока, и вот ныне потеряла по собственной глупости, по самообману, — она смотрела в его глаза, пытаясь отыскать хотя бы намек на теплоту, но они по-прежнему были непроницаемы для ее взгляда, и она не смогла угадать, что за мысли ходят сейчас у него в голове. — Я сказала тебе, что моя жизнь была покойна и тиха, пока снова не появился ты. Но это обманный покой. Мое сердце не бьется, когда тебя нет рядом, а значит, я не живу. В тебе моя жизнь… И я хочу провести каждый день, живя. Хочу видеть каждое утро, открыв глаза, твое лицо, твои глаза и улыбку. Хочу засыпать в кольце твоих рук, положив голову на твою грудь. Хочу просто ощущать твое присутствие подле себя. Хочу любой момент иметь возможность дотронуться до тебя, прикоснуться губами к губам. Хочу просто уткнуться тебе в шею, в мое любимое местечко между ключицей и шеей, просто стоять вот так и вдыхать запах твоего тела. Такой родной и знакомый… До боли знакомый. Когда-то ты предлагал мне — состариться рядом, провести вместе остаток наших дней. И я поняла ныне, что ничего не хочу сильнее, чем это — быть вместе до самого конца, рука об руку пройти через жизнь.
Сергей ничего не ответил, просто по-прежнему пристально смотрел в ее глаза, и Марина почувствовала, как медленно, крупица за крупицей уходит ее самообладание. Но тем не менее она все же сжала пальцами, достала из кармана платья то, что так тщательно скрывала в его глубине, и протянула ему, показывая тем самым, что она полностью уступает ему, что ныне решать не ей, каково будет их будущее.
Тонкий ободок серебра. Ее кольцо, которым когда-то она была венчана, как его супруга в той небольшой деревушке подле Киреевки.
Сергей как-то странно взглянул на это кольцо, а потом вдруг притянул ее к себе, прижав теснее к своему крепкому телу.
— Я тоже кое-что потерял ныне, — тихо сказал он, не делая ни малейшей попытки забрать кольцо из ее пальцев. — Я потерял себя. Я всегда стремился стать таким, каким ты меня хотела видеть. Романтичным и страстно влюбленным в начале, уважающим твой выбор и твои решения после. Я помнил о том, как подавлял тебя Анатоль, и не желал проявлять подобную настойчивость. Быть может, это моя ошибка. Я вовсе не так благороден, как тебе кажется, не так мягок и уступчив. Все, что мне хотелось более всего ныне утром, это вскочить на любую лошадь и догнать вас с этим хлыщом, привязанность к которому ты вечно выставляла передо мной. Я бы догнал вас и тогда бы он горько пожалел, что вообще даже смел смотреть на тебя. Но я уехал, хотя вся моя натура так и кричала безмолвно от обиды и горечи, требовала некоего отмщения. Впервые поддался голосу не разума, а той слепой ярости и ревности, что бурлили во мне. Вот до чего довела меня любовь к тебе!
Сергей вдруг замолчал, отпустил ее руку из плена своей ладони, и Маринино сердце ухнуло куда-то вниз, а к горлу подступил комок. Он все-таки уедет от нее! И она совершенно не знала, что делать ныне, как остановить его. В отчаянье она опустила руку с зажатым пальцами кольцом, но Сергей вдруг перехватил ее ладонь, не дал убрать в карман то, что она минуту назад предлагала ему.
— Я всегда знал, что ты — моя кара, посланная свыше. За всех тех, кто так хотел получить от меня хотя бы толику любви, кто так и не сумел пробудить мое сердце. За эти годы ты настолько вывернула мне душу, что я даже не знаю, как еще живу и дышу. Но я знаю одно — уж лучше такая жизнь, чем та, что была без тебя, — он сказал последнюю фразу таким тоном, что Марина не выдержала и снова заплакала, не скрывая своих слез, что медленно катились из ее глаз. Теперь она ясно видела, что та ледяная сталь, что была до того в его глазах, вдруг уступила место нежности. — Я сидел сейчас на станции и пил горькую. Иногда алкоголь как ничто иное помогает прочистить мозги, расставить все по своим местам, знаешь ли. И я понял — какого черта я опять уступаю тебе, наперекор собственным желаниям? Какого черта уезжаю, оставляя для этого хлыща свободу действий? И я решил вернуться. Вернуться, чтобы раз за разом ловить отклик в твоем теле (а уж в чем-чем, в страсти наши тела совсем забывают о разногласиях в наших головах!) и постараться сделать все, чтобы у тебя не было иного выхода, как снова стать моей женой. Перед возможностью скандала ты уступишь мне, отбросив в сторону свои сомнения, а уж к моменту венчания я бы снова смог убедить тебя в твоих чувствах ко мне. Любовь не может умереть, убеждал я себя, просто она пока спит, как та царевна в сказке, и ее надо пробудить. Даже если для этого потребуется не один поцелуй, а сотни и тысячи.
— Меня не надо убеждать в них. Я всегда знала, что люблю тебя. А это падение… оно просто открыло ту дверь в моей душе, за которой я так надежно скрывала мою любовь все эти годы. Я так стремилась скрыть от всех свою любовь к тебе, что сама себя едва не убедила в ее отсутствии, — прошептала Марина. — И знаешь, я ведь тоже решила, когда ехала на станцию, что наша страсть — шанс удержать тебя. И я согласна даже на малейшую крупицу твоей благосклонности, лишь бы быть подле тебя.
Они оба улыбнулись друг другу — нежно и тепло, радуясь тому, что наконец сказали то, что должно было быть сказано еще давно.
— У дураков, как известно, мысли схожи, — усмехнулся Сергей и взял из ее пальцев тонкий серебряный ободок кольца. — Но согласно одной поговорке, aux innocents les mains pleines [607].
Он взял Маринину правую руку и аккуратно одел ей на безымянный палец это простенькое колечко, драгоценнее которого для нее сейчас не было на всем свете. Она даже дыхание задержала на мгновение, когда серебро скользнуло по ее коже. Затем Сергей потянулся за ворот мундира и рванул шнурок, на котором по-прежнему висели образок, что когда-то Марина подарила ему перед отъездом на Кавказ, и серебряное кольцо, что она когда-то одела ему на палец. Теперь была его очередь протянуть ей этот ободок, символ их соединения, и она приняла его без всяких раздумий и сомнений, взяла его большую ладонь и одела кольцо на один из пальцев.
— Я люблю тебя. Безмерно, всей душой, — прошептал Сергей, обхватывая ладонью ее затылок и притягивая ее к себе, ее губы к своим губам.
— Я люблю тебя, — шепнула она ему в губы, прежде чем они соединились в поцелуе, обнимая его за плечи, чувствую волну ослепительного счастья, что поднималась откуда-то изнутри ее тела. Только тут было ее место — в его руках. Только тут. Она от всей души наслаждалась ныне теплом его губ, мягкостью его волос у нее под пальцами, сладостью его поцелуя. Только в его руках ее душа пела от счастья, только в его руках!
