Как зверь на запах самки.
Беги Эвита, я тебя поймаю…
Выставка у нас по модным тенденциям в центре парка Горького, в Летнем домике, так что вокруг природа, бляха муха.
Эва, в своем черном наряде, практически теряется в темноте сада, хотя как это можно сделать, учитывая освещение, хрен его разберет.
Но у нее получается, и, если б точно не знал, в каком направлении свистанет, и не всматривался пристально, то имел бы все шансы проебать погоню.
Но я смотрю куда надо, светлая макушка на мгновение мерцает в лучах фонаря, и я рысью бегу туда же.
Разгоняюсь до того, что сердце бухает тяжело о грудную клетку, а губы сохнут.
И глаза, наверно, дикие.
Все же есть в нас что-то от животных. Азарт погони, хищнический такой. Иначе, с чего бы это так возбуждало?
Я же вопросы, вроде, собрался…
Ага…
Спросить только, конечно…
Когда из темноты неожиданно проступает высокий тонкий силуэт, не успеваю затормозить и по инерции пропарываю еще метра два мимо.
Осознав, на полном ходу разворачиваюсь и шагаю обратно. Уже не торопясь, пристально всматриваясь в полутьму. И в лицо Эвы.
Бледное такое, с огромными темными глазами.
У нее красные губы, сурово сомкнуты, а брови нахмурены.
Злится, да? А чего это?
Это я должен, вообще-то.
Это меня сегодня продинамили ради посещения выставки и общества стокилограммового хряка.
Улыбаюсь поощрительно и злобно. Дамы вперед, да?
— Привет, Эвита, — подхожу ближе.
И она, синхронно, тоже. На расстояние полуметра.
Вообще, полутьма — прикольная вещь. Как-то стираются границы. И появляются новые акценты.
Например, я никогда раньше не обращал внимания на то, насколько ровная у нее кожа. Верней, обращал, но как-то… Вскользь, что ли… Больше наощупь изучал, да.
А сейчас смотрю — и поражаюсь. Она — алебастровая, изнутри словно подсвеченная. Так бывает разве?
Изучение новых особенностей внешности Эвы немного сбивает накал страстей, я рассматриваю ее, не могу тормознуть и сосредоточиться.
И упускаю немного инициативу, конечно.
Удар по физиономии — хлесткий такой!
Удивленно трогаю щеку, нихера себе, тяжелая ручка у моей Эвиты…
— Смотрю, не скучаешь? — а голос холодный… Такой и должен быть у алебастровой статуи. Вот только взгляд подкачал. Слишком жгучий.
— Интересно ты здороваешься… — хриплю задумчиво.
— Интересно ты проводишь время, — парирует она, — но вообще правильно, чего вечер терять, да?
— Тот же вопрос тебе могу адресовать.
Нет, я конечно понимаю, что лучшая защита — нападение, но это как-то перебор все же. И потому не торможу больше со словами.
— Жених важнее сестренки, да? Или не было никакой истерики у нее? Спит себе сестренка сном праведницы, а ты по приемам разгуливаешь…
— Это… — она задыхается от ярости, отступает назад, а руку сжимает в кулак. Я за этим пристально наблюдаю, потому что одно дело — по морде ладошкой, а другое — кулаком. — Это… Не твое дело! Понятно? Я тебе ничего…
— Ну да, — киваю я, — как и я. А что мы тогда здесь делаем, а, Эвита? Какого хрена ты меня сюда вытащила? Чтоб по роже настучать?
Она выпрямляется, мгновенно закрываясь, смотрит надменно и зло:
— Знаешь… Ты мне много чего говорил, совсем недавно. Я не то, чтоб поверила, но была мысль… Было что-то… Оказалось, зря. Лишний раз убеждаюсь в том, что все вы — долбанные придурки, которым нужен только секс. И все.
— Вот как? А по Вижье я тебя исключительно в надежде сексом заняться таскал?
Смотреть на нее, холодную статую, неприятно, хочется, чтоб реакция была. И ради этого не жалко рожу. Потому делаю шаг, разбивая то небольшое расстояние между нами.
Она в этот раз явно хочет отступить, но держится, только еще больше выпрямляется, становясь выше и тоньше.
Мы практически на одном уровне, смотрю в темные, словно запавшие глаза, ощущаю даже ее дыхание на своем лице.
— Там… Ты был… Другой. — Выдыхает она, — а сейчас…
— Я всегда одинаковый, Эвита, — отвечаю ей, гипнотизируя взглядом, ловя малейшие оттенки в лице, — ты мне тогда запала. И сейчас — еще больше. Но ты мне почему-то не веришь…
— Нельзя верить… Чуть отказала, отвернулась, а ты…
— Тот же вопрос к тебе.
— Я… Я здесь по делу. Я не могла по-другому… И не собираюсь отчитываться…
— И я по делу, прикинь? Как интересно у нас дела образовались. Одновременно и порознь. А могли бы и вместе… Ты зачем мне врала, Эвита? Зачем про сестру?
— Я не врала! — Она отворачивается, не выдерживая моего взгляда, резко обнимает себя за плечи, пытаясь отгородиться.
— Тогда почему ты здесь?
— Это… Я не могу сказать.
— Можешь.
— Не могу! И не дави на меня! У тебя прав на это нет!
— Есть права.
— Нет!
— Есть.
Последнее слово я произношу уже ей в губы, резко дергая на себя.
Ну в конце концов, сколько можно херню пороть?
Мгновение любуюсь бешеным ответом в темных глазах, а затем жадно прижимаюсь к с готовностью распахнутым губам.
И, естественно, тут же падаю в привычную воронку похоти. Как и всегда с ней. Удивительно, у нее в слюне афродизиак, что ли, какой-то?
Отчего мне так мгновенно башню сносит каждый раз?
Эвита тихо стонет мне в губы, отвечает и одновременно дергается, пытаясь выкрутиться из жадно лапающих рук.
Но я не пускаю, держу, целую, сжимаю все крепче и крепче.
Делаю еще шаг, упирая ее в ствол дерева, вполне себе широкий и крепкий.
Задираю кожаную юбку до талии, обхватываю за крепкие ягодицы.
Эвита стонет все отчаянней, упирается ладонями мне в плечи и, когда я переключаюсь на вкусную шею и ложбинку между ключицами, тихо уговаривает остановиться:
— Борис, ну ты что, с ума сошел? Нет… Нет! Здесь люди везде… И Игорь скоро…
Имя ее недо-женишка действует на меня, как красная тряпка на быка, и, вместо того, чтоб тормознуть, я только усиливаю напор. Уже не целую, кусаю, причем так, чтоб видно было все, чтоб этот самый хряк тоже все понял…
Это тупо и крайне эгоистично, но мне похер.
Она вообще сегодня со мной отсюда уедет. Вот и все.
Скольжу пальцами по белью… Мокрому. Блять…
Если до этого я еще мозгами думал (нихера не думал), то сейчас вылетаю в полную несознанку.
Подхватываю ее за бедро, не прекращая целовать, облизывать шею, скулы, щеки, затыкать протесты губами, заставляя отвечать, и одновременно отодвигаю тонкую ткань белья, сходу попадая туда, куда надо.
Эву мелко потрясывает от моих действий, она слабо ахает и непроизвольно подается бедрами навстречу.
Расстегнуть ширинку и чуть согнуть колени — и жадно ловить горячий ответ ее тела, полностью готового, полностью моего.
— Нет-нет-нет-нет… Ах… — Эву выгибает, пальцы непроизвольно впиваются в мою шею, чертят на ней красные отметины. Ох, и хороши мы с тобой будем, Эвита… И плевать.
Слишком круто сейчас, слишком кайфово.
Она ритмично сжимает меня внутри, словно заставляя двигаться, хоть и шепчут истерзанные губы: «Нет, нет, нет», но это определенно — да. Все остальное, кроме слов — да.
И слова тоже скоро будут синхронизироваться с поведением, я этого хочу и я это получу.
Аккуратно придерживаю за бедро, заставляя раскрытья еще сильнее, чтоб глубже в нее, чтоб горячее еще. А второй ладонью — по пояснице, ниже — и к себе рывком.
И глаза в глаза.
Блять, какой кайф, что мы практически одного роста! Это же роскошь нереальная — вот так, стоя, и видеть, как лицо ее меняется, как черты острые становятся мягче, а взгляд беззащитнее.
И в то же время есть в ней что-то дикое, безумное до жути. Завораживающее.
Эва уже не отнекивается, уже забыла обо всем: о месте действия, о внешних обстоятельствах. О женихе своем недалеком. Она только меня видит. Только на меня смотрит.
Она — моя.
Двигаюсь резко, но небыстро, так, чтоб прочувствовала полностью, чтоб все, блять, правильно поняла!
