— День, когда этот бесчестный хозяин всей твоей прелести позволил наставить себе рога, которые, хотя и не видны, но все же рога. Так, моя крошка?..
— Да…
— Этот день — счастливейший день в моей жизни. Ты была так хороша, моя крошка; твои длинные русые волосы падали на твои белые плечи! Твои груди были нежно-розового цвета. Твое перламутровое горлышко говорило о твоей пылкости и страстности. Твоя спина вздрагивала при прикосновении моих уст, и я чувствовал, как по ней пробежала дрожь, когда я пощекотал ее усами. Твои тоненькие ручки охватили мою шею так крепко, так крепко, что моя душа ушла в твой поцелуй. Свое признание ты вымолвила таким страстным голосом, что мне поныне слышится эта чудная, незабвенная песнь. Крошка Лолотта, грациозное олицетворение вечной любви, маленькая фея, источник наслаждений, я тебя обожаю!
Лолотта опустила глаза, и несколько слез скатились на ее румяные щеки.
— О! — сказал мой хозяин, — зачем плакать? Какое горе смутило твое прекрасное сердце, твое детское сердце, которое Всемилостивый Творец отлил из куска золота и усыпал его драгоценными камнями, рубинами, диамантами, чтобы сотворить из него величайшую драгоценность мира?
— Я сердита… на тебя, — пробормотала она.
— И почему, Лолотточка?
— Я хотела тебя выругать; я хотела быть злой… И теперь я чувствую, что больше не могу…
— Да, да, моя милая, нужно быть рассудительной.
— Ты меня так уверял, что нет никакой опасности, что это не может быть… Зачем ты мне лгал?
— Но, Лолотта, я тебе не лгал! Я уверяю тебя, что мне чужда страсть к… к воспроизведению потомства, даже вместе с той особой, которую я больше всего люблю, вследствие моей скотской и идиотской природы: комичный случай — и вдруг! способность стать папой, никогда…
— Ну, а я-то? — воскликнула она.
— Небывалый феномен, дорогая… Твой любовник сделался виновником ужасного преступления, которое, я того мнения, достойно наказания, и… я на твоем месте отомстил бы.
— Итак, вполне правильно, что ты, ты не можешь?
— Лучшее доказательство: уже прошло с тех пор шесть месяцев, как молодая женщина, обладательница всего лучшего, чем владеют замужние женщины, пришла, чтобы видеть меня: она мне сказала, не проронив ни единого лишнего слова: «Сударь, я замужем вот уже три года, а у меня нет и не было детей; в моих интересах иметь хотя бы одного ребенка, чтобы упрочить свое положение в семье моего мужа, и поэтому я решила отдаться вам». Что я ей ответил, Лолотта? «Мадам, со смелостью, характеризующей меня, я обязан вам признаться, что не смогу оправдать ваших надежд. Я бы вам посоветовал обратиться к моему соседу, профессору университета; я вас могу представить ему». Я предложил даме руку и повел ее к профессору.
— Ну и что произошло? — спросила Лолотта.
— Она добилась своего.
— А что же теперь?
— Мой сосед выбрал имя ребенку; его назвали Антуаном, по имени того, кто не был его отцом.
Лолотта посмотрела моему хозяину в глаза и чистосердечно призналась:
— Мне теперь будет очень трудно. Я сначала сердилась… Видишь ли ты, когда я думаю, что мой будущий сын будет похож на моего возлюбленного, я себя чувствую несчастной, но мне так хочется мечтать о тебе! Я бы хотела, чтобы он имел твои глаза, твой рот, твой нос, твой лоб, твои маленькие уши, руки, сильные, как твои… Я хочу, чтобы он был весь ты, даже с твоими недостатками…
Когда он вырастет, ты его выучишь, как говорить с женщинами? Ты ему покажешь то, что нужно знать человеку для того, чтобы привлечь в свои объятия маленьких женщин? Не правда ли, ты это сделаешь для него?
— Но тогда, милая Лолотта, я не буду сам знать всего этого. С годами искусство обольщать забывается. Может быть, когда твой сын будет большим, лет двадцати, я буду уже добродетельным господином, депутатом, защитником благонравия, старым дураком, который больше ничего знать не знает… Но это будет не скоро, а пока в ожидании хорошего, ангел моего сердца, мы можем все время думать о наших удовольствиях, прежде чем задумываться об удовольствиях твоего ребенка. Чувствовать в продолжение почти месяца твою теплоту, созерцать твою красоту, ощущать дыхание молодости и музыку твоего голоса… Я чувствую, что я окончательно влюблен в тебя. Твои уста так сильно впивались в мои, что я и до сих пор опьянен твоим первым поцелуем. Я в каком-то бреду и мои стремления необъятны. Не являешься ли ты тем маленьким перлом, который испускает вокруг себя такой нежный свет, что у меня является желание иметь тебя в колье, окружающим мою шею. Я тебя безумно люблю. Когда ты явилась предо мною в первый раз, это было какое-то затмение; сегодня ты во всем блеске своей грации, и твои глаза светятся божественными огоньками. Полюбим же друг друга так, как любили некогда! Дай же моему пылу то опьянение, которое заставляет забыть все обманутые надежды и которое на минуты возвышает человека до Бога.
Тихие поцелуи говорили о нежных чувствах, робкие ласки быстро дурманили…
— Спусти занавеси, — сказала она.
Ее голос звучал уже не так, но он был еще прелестнее.
В тот вечер мы пережили одно из разочарований, которые в жизни считаются ужасными: мы ждали посещения одной дамы, для которой в доме, как кажется, было много приготовлено, и вдруг никто не пришел.
«Это дрянная шутка», как говорила одна из подруг моего хозяина, которая целый день только тем и занималась, что строила один план глупее другого.
Это обстоятельство сильно расстроило моего хозяина. Он даже произнес по адресу прекрасной дамы, мне еще неизвестной, такие эпитеты, которые лучше было бы припрятать. Я в глубине души издевалась над ним; мне доставляло удовольствие видеть моего хозяина в роли брюзги; ведь у него так мало случаев, чтобы поворчать. Он прождал до полуночи, прежде чем принять какое-либо решение. Потом он стремительно поднялся с кресла, в котором сидел съежившись, сдерживая свою злобу; он взял почтовую бумагу, свою знаменитую голубоватую бумагу, которую он пускал в ход в особенно важных случаях; он сел за маленький столик; он опустил абажур так, чтобы свет не резал ему глаз, и вот письмо, которое он написал. Я могу его тут привести, несмотря на то, что я не имела возможности его прочесть; я узнала его содержание, когда он медленно прочитывал письмо вслух, разбирая каждое слово так, как будто другой кто-либо — о бедный мой хозяин! — был в состоянии читать, как он, любовное письмо.
«Я вас ждал, сударыня, с благоговением. Вы не пришли. Мои страдания так же велики, как те чудные надежды, которые наполняли мою душу. Прошу прощения. Действительно, до сих пор мне было непонятно все величие, вся доброта вашей души. Я только теперь вижу, сколько искусного великодушия и смелой ласки в вашем удивительном характере и сколько вы вообще знаете способов любить и доводить до сильнейших моментов любви. Если бы вы явились на это первое свидание, которое обещало так много блаженства!.. Могу ли я рассчитывать удостоиться счастья видеть вас у себя завтра в это же время, ждать вас с тем же волнением, которое довело меня сегодня в продолжение трех часов до экзальтации? Я вам буду навеки признателен, что вы мне дали возможность понять более реальное наслаждение, чем то, наивное, которое я доселе знал.
