Дверца машины открылась.
Я осторожно выглянула.
Дядя Андрей стоял, сложив руки, и ждал, пока я вылезу.
— Мы уже приехали? — нервно спросила я. Он не ответил.
Пришлось выбираться. Мои вещи уже стояли на гравийной дорожке. Я попыталась взять сумку, но увитая татуировками рука оттолкнула мою руку, и мужчина подхватил и чемодан, и сумку.
— За мной, — коротко скомандовал он.
Шевелиться в высохшей, заскорузлой от холодного дождя одежде, было неприятно, но я поторопилась. Там мне дадут вымыться, я надеюсь!
Фары у машины были выключены, но вокруг была все же не полная темнота. В кустах, растущих по бокам от дорожки, по которой мы шли, в густой траве прятались крошечные светильники. И когда глаза привыкли к темноте, я увидела, что идем мы от бетонной площадки у ворот к двухэтажному дому. На первом этаже окна были панорамные, в пол, а над ними темная вывеска: «Стоматологический кабинет Белая Лилия».
Но мы направились не к высокой двери под ней, а в обход, к калитке, ведущей на задний двор. Очень большой задний двор. Я даже ахнула, потому что там, в темноте, таинственно мерцала вода в большом прямоугольном бассейне, вокруг которого стояли шезлонги и столики, а за ним росли кряжистые яблони с жилистыми стволами.
Ничего себе!
Это его дом? Дяди Андрея?
Отчим был не очень богатым человеком, а у его брата на участке целый бассейн! И «гелик»! И…
Неужели он зубной врач? Я недоверчиво покосилась на идущего сбоку дядю Андрея. Я бы к такому злобному стоматологу никогда не пошла.
Из маленького холла на первом этаже на второй вела винтовая лестница. Дядя Андрей шел первым, с легкостью, как будто они ничего не весили, таща мой чемодан и сумку.
На втором этаже ярко вспыхнули лампы, когда мы туда вошли и опекун замешкался на несколько секунд, словно выбирая, куда идти. Прямо была огромная гостиная-столовая с камином, диванами, телевизором и длинным столом. Налево и направо расходились коридоры с закрытыми дверями. Наконец решение было принято и мы направились налево.
Андрей открыл самую дальнюю дверь, окна в которой выходили на задний двор. Щелкнул выключателем. Сгрузил вещи на пол.
Мы были в небольшой безликой комнате с белыми стенами, белыми шкафами, белой кроватью и белым комодом. Только покрывало на кровати было светло-серым, едва заметной уступкой.
— Это твоя комната. Устраивайся надолго. Что будет нужно дополнительно, обсудим завтра. Не забудь принять душ, гостевая ванная вторая дверь направо.
Я вспыхнула от ярости и стыда. Что значит «не забудь принять душ»?! Я что, такая свинья?!
Но оглядела себя, вспомнила, как испачкала молочные сидения его «гелика» и покраснела еще сильнее. Не уверена, что все три дня, которые я не помню, я часто мылась. На автопилоте вряд ли.
— Телефон, — сипло каркнула я, голос не слушался. — Отдайте телефон.
Я не знала, где он. Наверняка у него, где еще? Но там были все мои контакты, все мои друзья, вся моя жизнь. Пришло время получить его обратно.
— Этот? — Андрей полез в карман и достал мое «яблочко». Рука сама дернулась, но он отодвинул его от меня. — Пароль какой?
— Чегоооо? — я охренела. — Отдай телефон, быстро!
— Скажешь пароль, получишь его через час, — Андрей вертел мою «десятку» в пальцах, и я ревниво следила, как телефон почти выпадает у него из руки, но он заново его подхватывает. — Не скажешь, получишь, когда спецы взломают.
— Айфон нельзя взломать!
— Значит не получишь, — пожал он плечами. — Так пароль?
— Это моя собственность! Вы не имеете права!
— Подай на меня в суд. — Опекун холодно посмотрел на меня. — Я не мой мягкий брат, я не буду потакать твоим капризам. Я проверю все твои контакты, отсеку твоих друзей-наркоманов, потом будешь общаться только с теми, с кем я разрешу. Хватит. Ты уже довела свою мать и моего брата, у меня будешь жить так, как положено.
— Вы мне никто! Отдай телефон, ты, урод! — Я попыталась забрать его из руки Андрея, но он поднял ее выше, и я не допрыгнула.
Я повисла на его плече, стукнула его в грудь, попыталась подтянуться, но он стряхнул меня с себя.
— Советую успокоиться, а то твоя жизнь в этом доме начнется с наказания. Все, спать. Пароль от вайфая получишь, когда сдашь мне на просмотр свой ноутбук.
И он просто вышел с моим телефоном в кармане! И захлопнул дверь!
Я упала на кровать и разрыдалась.
— Не забудь про душ! — Раздалось за дверью.
АНДРЕЙ
1.
Голова трещала как с похмелья.
Я с трудом поднялся, сел, спустив ноги на пол и некоторое время просидел так, не пытаясь думать, с чего вдруг мне так херово, если я точно вчера не пил. Откуда я помню, что не пил, я тоже пока решил не думать.
Окна спальни с самого начала и навечно закрывали плотные жалюзи и светонепроницаемые шторы. Мог бы спать в комнате без окон, ничего не изменилось бы. Но… привычка, что ли?
Протянул руку, чтобы включить свет, но передумал. Зальет сейчас пронзительным сиянием, взрежет темноту взгляда, вопьется в мозг. Нет, не заплутаю по дороге к двери, чай. Мышцы ломало так, словно у меня была температура под сорок И похмелье одновременно. И тренировка после большого перерыва. Но попытка устремиться мыслями во вчерашний день отозвалась звоном в голове. Не надо пока.
Прошлепал на кухню, не открывая глаз, щелкнул кнопкой чайника. Покачнулся, оперся на стол и тяжело дыша открыл глаза и посмотрел на пол, выложенный черно-белой плиткой.
Последний раз так херово было, кажется… никогда? Нет, вру. Когда слезал с героина было хуже. По сравнению с ломкой насухую мне сейчас очень даже ничего.
Чайник издал тихий звон. Я потянулся за чашкой, открыл шкаф и достал деревянную коробку с зеленым чаем. Будем спасаться ЗОЖем… Интересно, почему не прозвенел будильник?
Что же вчера было, что я его выключил? А работа как же?
Было ощущение, что я разворачиваю складки собственного мозга, слепленные кленовым сиропом. Вспомнил, как вешал объявление, что закрываюсь на неделю, вот телефоны экстренной стоматологии. Вспомнил, как утром стоял в гардеробной и тупо гонял по кругу мысль: футболку белую или с «Арией». Белую или со скелетами в огне. Белую не по традиции, скелеты в огне неуместны на кладбище.
Кладбище!
Виталик!
Рука дрогнула и кипяток из чайника расплескался по мраморной столешнице, закапал на пол, ящичек с чаем полетел с высоты, рассыпаясь и завариваясь в чай прямо на плитке.
Горечь на губах, шрамы на внутренней стороне щеки — закусывал, когда разговаривал с ним в последний раз.
Оперся руками на стол и дышал, дышал, дышал. Снова напряглись мышцы как в последний раз в жизни. Вот откуда боль. Все тело на взводе, словно это спасет, словно можно куда-то бежать и кого-то бить, чтобы спасти брата.
Так и не помирились. Последний час перед его смертью только и делали, что разговаривали, а ведь боялся всегда, что не успеем попрощаться, думал, что если поговорим, то всегда сможем простить друг друга.
А он ответил, что простит меня, только если я присмотрю за мелюзгой, пока она учится.
Стоп. Мелюзга.
В паху взорвалась искрами фантомная боль, холод скрутил мышцы, застывшие от долгого неподвижного положения, рассыпался под огнем разорванных мускулов, когда пытался догнать эту мелкую проблядь, которая хуйнула прямой наводкой по грязи так шустро, что уже через пять секунд скрылась, пока я разгибался и пытался продышаться после удара по яйцам.
СССССССУКА.
Убью.
Должно быть, она издала какой-то звук, когда смотрела, как меня корчит и выворачивает.
Обернулся и увидел, что Лиза стоит в дверях и пялится на меня широко открытыми глазами. Встретилась с моим взглядом, вздрогнула всем телом. Перевела глаза ниже, еще ниже… Распахнула их еще шире и с таким ужасом будто Ктулху увидала. Посмотрел, что она там нашла.
Пиздец!
Всего лишь утренний стояк. И трусы я на ночь не надеваю.
