ждал!
Кмет с выбором женщин расстарался: все сытые да гладкие. Властимир выбрал ту, что бойче других задом вертела.
Выносливая, сразу видно. Ему такие и годились. А эта? Тростинка! Стан ладонями обхватить можно. Шея лебяжья, нежненькая! Руки тонкие… Пришибет такую, не заметит!
А потом затискает до беспамятства…
От этих мыслей до нутра опалило желанием.
Властимир уже видел, как девка будет виться в его руках, а на коже расцветут метки княжьей страсти.
Возьмёт!
Но сперва ещё немного полюбуется румяными щёчками да искусанными в кровь губами.
А девчонка продолжала наглаживать то его плечи, то грудь, прикасаясь так, будто к хрустальному.
Страх ее сделался не таким острым, даже любопытство проклюнулось. Вот только он не железный и терпеть не собирался!
— Довольно!
Перехватил запястье и впечатал девицу в себя.
С наслаждением огладил стройную спину и ухватил пониже поясницы. Девка так и вспыхнула.
Ах ты шелковая какая, нежненькая! Глаза как бездонные омуты, в которых сплелась лазурь и зелень, волосы — светлое золото. Людская молва шептала, что это знак мертвой богини, да только Властимир сказкам не верил.
И тем паче не собирался отталкивать перепуганную служанку.
Зря глупышка пробралась в его опочивальню! Ее робость пробудила дикий голод, так что пусть не плачется.
Повалив добычу на кровать, прижал сверху и с напором провел по губам пальцем, заставляя открыться. Вот так!
— Была с мужчиной? — прохрипел, скользя ладонью вдоль бока и всей пятерней сжимая небольшую, но крепкую и высокую грудь.
— Н-нет …
Стон-вздох был не громче шелеста опадающей листвы. Нетронута, стало быть! Славно!
И, более не медля, Властимир взял то, что полагалось ему по праву.
* * *
На губы обрушился голодный поцелуй.
Яростный, как степной пожар, и такой же жгучий. Он пронимал до нутра, будоража едва унявшийся страх. И между ног упёрлась твердая плоть, готовая вот-вот вторгнуться в лоно.
Но Забава не переставала гладить то напряжённые бугры плеч, то широкую спину.
Лучше князь, чем кмет!
Пусть для обоих она всего лишь девка на ночь, но Властимир хотя бы услышал ее мольбы. Дал краткое мгновение привыкнуть да разглядеть маленько.
То, что Забава увидела, любой бы женщине по нраву пришлось! И гладкая горячая кожа, и тугие переплетения мышц… А запах! Всей грудью хотелось вдыхать горько-острый аромат степного ветра и каленого железа, сдобренного вкусными нотками чистого мужского тела.
Властимир пах как… как… гроза!
Только пусть все случится быстрее…
Крепкие мужские руки сжались сильнее, не давая шевельнуться, а потом князь резко толкнулся вперёд.
Боль пронзила насквозь, аж искры перед глазами рассыпались.
Забава заскулила, царапая княжью спину, а над ухом раздался протяжный вздох. Властимир замер на несколько мгновений, а потом…
Горницу наполнил громкий стук и возгласы.
— Князь! Гонец красный свиток принес! Ох, беда!
И тело получило свободу.
Прижимая к груди разодранное платье, Забава отползла к изголовью кровати. А Властимир схватил брошенные штаны и натянул на испачканные кровью бедра.
Забава сдавленно охнула.
А князь бросился открывать. И первого же сунувшегося в горницу стражника поприветствовал злым ударом.
— Кто осмелился?! — рявкнул, шагая за порог.
От ужаса даже боль померкла. Забава одним махом соскочила с кровати.
Он ведь убьет сейчас!
Не соображая, бросилась за князем и тут же попятилась обратно — Властимир резко обернулся к ней.
— На постель. Живо.
И Забава не могла ослушаться. Мелким шагом заменила к смятой кровати и пристроилась у самого краешка. На алое пятно старалась не глядеть.
Вот и нет больше ее девичьей чести…
Хлопнула дверь, да так, что Забава вздрогнула. И грозный рев князя зазвучал по терему.
А она дрожала, как листочек на ветру. Прижимая к себе платье, бессмысленно таращилась в окно, за которым расплескалась глухая осенняя ночь. Скоро хлынут с неба дожди вперемешку с пеплом. Впитаются в землю разъедающей отравой и пожгут то не немногое, что ещё растет на земле. А весной людям опять лить слезы на пашню и умолять мертвую богиню смилостивиться хоть самую малость.
А может, ей стоило, как старухе-травнице, отречься от себя? Такую тронуть побоялись — гнев Лады ужасен! — но и сестрам ее тогда бы ох как несладко пришлось… Мертвая богиня только своих прислужниц защитить способна. На остальных нет сил.
Из груди вырвался тяжкий вздох.
Между ног горело, будто там полоснули ножом, губы ныли, измученные злым поцелуем. И ужасно хотелось помыться. Может, пока воды поискать? А если князь снова захочет?
От одной мысли бросило в пот. Нет! Не выдержит она столько боли!
Но уйти никуда не успела. Громко хлопнула дверь, и в горницу вернулся князь.
Взглянув на него, Забава чуть духа не лишилась. Какой злой! Все… пришел ее смертный час…
— Господин! — всхлипнула, когда мужчина приблизился к ней и перехватил за подбородок, вынуждая запрокинуть голову.
— Поедешь в мой терем, — зарычал, пожирая взглядом. — Будешь там меня ждать, поняла?..
В терем?!
А сестры?! Они же маленькие!
В глазах князя полыхнул злой пожар.
— …И не вздумай перечить! Сама сюда шла.
Шла. Не прийти не могла.
— К-как прикажешь, князь, — выдохнула, обмирая от ужаса. — Сем… семью мою т-только… защити.
Властимир разжал пальцы, и Забава чуть не сползла к его ногам.
— На вот! — и ей на колени полетел перстень, сдернутый с княжьего пальца. — На пару лун*(прим. автора — месяцев) хватит.
И ушел.
А Забава прилегла тихонечко на постель и, наконец, лишилась чувств.
В бане было тепло, а от запаренных веников шел легкий травяной дух.
— Теперь уж таких не найти, — ворчала знахарка, разминая ветки скрюченным от старости пальцами. — Их ещё бабка моей бабки собирала. А место ей указала сама Лада — мертвая богиня…
И, достав тонкие пучки веток, помахала ими в воздухе. Запах трав стал сильнее.
— …Чуешь, да? — ухмыльнулась, щуря белесые глаза. — А все потому, что отравы в них нет! Ни единой капельки. Теперь то уж вся земля ею до краев исполнена. Не щадит Сварог свою жонку, измучил совсем.
Забава молчала. Только перстень сильнее стискивала. Золото жгло пальцы, будто раскалённый уголь. Хотелось размахнуться и бросить свидетельство своего позора в самые глубокие топи, а лучше — уронить в ядовитую Чудь. Все равно скоро эта река под окошком волной плеснет. Белокаменный Сварг-град как раз над ней и раскинулся.
— Не трясись, — проскрипела старуха, махая в ее сторону прутиками. — Гляну я за твоими сестрами. Все хорошо будет.
— С-спасибо, бабушка, — просипела Забава.
Но сама в это не верила. А ну Бокша из злобы вредить начнет? Она
