Помню, как в девятом классе, в самом начале учебы, мы первый раз на физкультуру вышли и сроиться стали. Я еще тогда удивилась. До этого я все где–то с краю стояла, в хвосте шеренги класса. А тут? Просто удивительно! Я и еще несколько девчонок и Катька тоже, рядом, хоть и ниже ростом. А я уже пятая, заняла место на построении, от самой высокой в классе Маринки! Оказывается, я за лето так вымахала и не просто вымахала, а подросла, округлилась. Как дали команду, равняйсь! Так вижу, что на меня пол класса пялятся. Это почему так, думаю? Глянула на себя. Мамочка моя родненькая! Грудь моя торчит из шеренги! Это же надо! И никак ее не убрать. А Талмуда все на меня смотрит, всю словно глазами поедает. А когда команду дали — бежать! Чувствую, не могу! Грудь мешает!
И в раздевалке так. Присмотрелась, а девчонки все тоже на меня посматривают. Оценивают и многие молчат и отворачиваются. Им, видите ли, не нравится, какая я стала.
— Ну, в чем дело? — Говорю Талмуде, которая бесцеремонно стоит передо мной полураздетая и рассматривает, как я переодеваюсь.
— Да она в тебя влюбилась! — Вдруг слышу, ехидный такой смешок от ехидины в нашем классе, Машки.
И все вдруг, как по команде. Обидно так, видно от завести, что я такая стала.
— Талмуда в Таньку сисястую влюбилась! Влюбилась, влюбилась!
— В чем дело? — Спрашиваю. — Причем тут влюбилась? Вы, что девки, совсем спятили и не видите, что она просто дружит со мной и хочет школу закончить, а я ей помогаю? И потом, я не одна такая. Вон и Ольга, Оксана такая же, как и я.
— А вот и не такая! — Опять эта противная ехидина.
— Девки! — Говорит кто–то, пока мы переодеваемся. — А давайте конкурс проведем в классе.
— Правильно, хорошо! — Кричат сразу же несколько человек.
— Даешь конкурс! Мисс, девятый класс!
— Нет! Не девятый, а просто, мисс–класс!
— Правильно, правильно! — Шумят. — Надо жюри выбрать!
— А давайте мальчишек позовем?
— Нет, сами обойдемся и без мальчишек!
— А давайте, все вместе соберемся и топлесс! Только каждая уже пусть, что бы, не обидно было. Пусть каждая выступит, покажется. Мы все вместе и выберем мисс–класс.
— Нет! Топлесс не будет. Все в купальниках, ясно? А кто захочет, так это его дело! — Это вмешалась самая рассудительная наша староста класса, Надюша.
— А мальчишкам ни слова! Понятно? Предлагаю создать подготовительный комитет. Кто, за! Нам я думаю, трех человек хватит! Так! Предложения, какие кандидатуры? Ага! Я, раз, Маринка, баскетболистка, два. И ну же, ну, кто еще?
— Я! — Вот и хорошо, Талмуда, три!
— Да и еще, председателем предлагаю выбрать Талмуду. Как самую опытную. Согласны?
— К концу уроков ждем от вас четкую программу конкурса и скажите, где, по–вашему, мы можем собраться и когда. Согласны? — Все.
— Да! да!
— Только девки! Молчок! Понятно и чтобы ни звука! А чтобы не растрепались мы со всех подписку возьмем о не разглашении тайны. Комитет, на следующем уроке текст клятвы и лист с подписями передадите по классу.
— Ну, что идет! — Так и решаем.
А потом, на следующем уроке Талмуда все пишет и пишет. Потом голову поднимет, на меня долго смотрит и сама себе смеется. Но к очередному уроку по рядам стали передавать листок. Попал он и мне. Ну, там довольно примитивная клятва с указанием мер воздействия за предательство. Что, мол, если что, то ей.
Первое, ни давать места на всех общих построениях класса, выталкивать на край. «Ну, это легко! Вытолкаем и даже из класса». Такие стояли приписки.
Второе, ни при каких обстоятельствах с ней не разговаривать и не отвечать на ее вопросы и дальше приписки. «Бойкот предателям», «Не давать отвечать на уроках, перебивать».
А третьих, везде и на спине тоже, оставлять записки, что она трепло. В приписках довольно безжалостных написал кто–то, наверное, сама Талмуда. «Мальчишкам шепнуть, что она дает всем»
И последнее. Ни при каких обстоятельствах ни пускать ее в наш туалет. «Правильно, пусть ходит к пацанам» «Мы, как она будет на уроке проситься выйти, сразу же с ней вместе будем проситься» «Пусть уссы….» «А в туалете мальчиков пусть они устроят засаду и ждут. Мы им обязательно скажем об этом»
В конце стояла такая, довольно странная подпись.
Комитет, три целых, четырнадцать сотых. И несколько раз. Да! Да! Да!
Все понятно. Но причем здесь число Пи? Тихонечко спрашивая ее.
— Твоя работа? — Она довольная машет головой и шепчет.
— Ты поняла? Как тебе, название нашего клуба?
— Какого, такого клуба?
— Ну, нашего, Пи–клуба!
— А, причем здесь, это Пи?
— Напиши мне только слово, да. Поняла? Ну, напиши!
Пишу, да. Она берет листок и перед моим словом да, записывает число Пи, цифрами.
— Поняла?
— Что, я должна понять. Это какая–то криптография?
Теперь уже она на меня смотрит недоуменно.
— Что это за ругательство такое забористое? Как ты сказала, повтори?
Я ей пишу, криптография.
Она берет листок и ставит вопрос.
Потом пишет. Знаю парнография, а это, что? Еще, сильнее извращение какое–то?
Я исправляю ошибку в ее слове. И пишу слово порно, ставлю знак вопроса.
Она машет утвердительно головой. Мол, поняла. А что? То ли поняла, что ошибку допустила, то ли поняла, что криптография это особое порно!
Но я не уточняю. Вижу, какая она довольная сидит. Шевелит губами, читая. Вот думая, какая я, для нее новое слово придумала и скоро думаю, услышу от нее, как она кому–то в сердцах скажет.
— Ну, что, дождалась к тебе полная криптография придет! Поняла?
От того улыбаюсь, а она тычет мне свою шифровку и приблизившись шепчет мне горячо в самое ухо.
— В слух скажи, что на бумажке записано. Как называется это число и дальше, читай все сразу. Поняла? Ну?
И я как дурочка, вслух, пи…
— Ты, что дура?
Она счастливо! — Да!!!
— Поняла, поняла? Это наш пароль теперь будет, шифр. Три целых четырнадцать сотых это пароль, а ответ, да и получается. Пи……
— Ну, ты гений! Ну, что ты скажешь! Это же надо? И очень, ну очень богатый смысл. — Говорю ей с усмешкой. А она.
— Здорово я придумала? Правда? Создадим такое общество, братство Пи–девушек. Нет, лучше Пи–клуб! И каждая будет отвечать, да и проходить, а остальные нет. Вот так! Ну как, что я придумала, я тебе нравлюсь?
— Ах, да! Прости, три целых четырнадцать сотых! — А она, расплываясь в улыбке.
— Да, да!!!
После уроков все возбуждены и выталкивая мальчишек из класса, сами все остаемся. Посекретничать нам надо. Слово берет староста.
