И я выдала:
— Зачем я тебе?
Ларс серьезен:
— Мне никто другой не нужен. С той самой минуты, как ты промчалась мимо меня в кафе. Ты зря себе что‑то придумываешь. Об одном прошу: доверься мне.
После его ухода я некоторое время сидела оглушенная, пытаясь разобраться в собственных чувствах. Пока на меня смотрели эти непостижимые глаза, все казалось простым и понятным, я верила и была готова подчиниться. Но стоило остаться одной, как снова нахлынули сомнения, уже через пять минут я не была уверена, что не удеру в любую минуту, бросив все на свете.
Сколько же еще должно пройти времени, чтобы проклятое прошлое перестало давить?! Смогу ли я вообще когда‑нибудь его забыть?
Из своей комнаты высунула нос Бритт:
— Ты как, не давит, не трет?
А меня вдруг захлестнуло желание от всего избавиться, сбросить веревки, смыть с себя все, словно змеиную кожу при линьке.
— Давай, развяжем.
— Хорошо, сейчас развяжу…
Накатил страх, вдруг у Бритт не получится? Только бы не затянула какой‑нибудь не тот узел, чтобы я не задохнулась в этих узлах. Вот оно, подвал здесь ни при чем, я кожей чувствовала совсем другие веревки, те, в которых побывала на грани жизни и смерти, те, которые на моем теле вязала Анна‑Паула! Как Ларс мог забыть о них?
С трудом удалось сдержать приступ паники, заставив себя дышать глубже и спокойнее, я попросила:
— Бритт, поскорей, пожалуйста. Если, конечно, хочешь, чтобы я осталась жива.
Она развязала быстро, но руки тряслись.
— Больше не соглашусь ничего делать без Ларса.
— И с Ларсом тоже не стоит, Бритт, это очень опасные игрушки.
— Да ничего здесь опасного, один узел держал остальные, потянула за веревку, все и развязалось.
— А если бы не за ту потянула?
Но стоило веревкам оказаться снятыми, как мне захотелось вернуть их на место. Подруга крутилась вокруг:
— Правда, это эротично? Давай, посмотрим видео или хотя бы фото?
Пришлось согласиться, что эротично и сильно обостряет ощущения, но от попыток Бритт самой повторить на моем теле то, что делал Ларс, я категорически отказалась. Впрочем, Бритт и не настаивала. А вот фото разглядывала долго и с удовольствием, активно комментируя:
— Смотри, вот так тебя надо!
Глядя на фотографию хорошенькой японочки, изогнутой до невозможности, ягодицы которой были призывно выпячены, я живо представила на ее месте Бритт, решила, что это было бы еще эффектнее, и поинтересовалась:
— А почему не тебя?
— Меня некому так вязать.
— Вернется Том, научится.
— Вот еще! Смотри как… — На лице подруги презрение стремительно сменилось восхищением.
— Это «еще» относится к Тому или к картинкам?
— К Тому. Не отвлекайся, смотри. Ух ты!
Действительно эротично, но я все равно задала вопрос:
— Как ты думаешь, зачем этим занимаются?
— Для красоты! — уверенно ответила подруга, словно она всю жизнь только и делала, что вязала узлы шибари.
Следом Бритт прочитала мне лекцию о чувственности этого вида связывания.
Впечатлило…
— А откуда у тебя такие познания?
— Я всегда стараюсь изучить теорию того, что предстоит попробовать на практике.
Вот здесь Бритт не преувеличивала, она действительно изучала все досконально, будь то история костюма, верховая езда, крав‑мага или вот шибари… Но из такого заявления следовало, что подруга намерена заняться практикой связывания, как только освоит теорию. Это меня обеспокоило, потому что за неимением такого партнера, как Ларс, она может либо угодить в руки кому‑то не слишком умелому и пострадать, либо все сделать сама, что закончится еще хуже.
Высказанные мною сомнения Бритт ничуть не смутили:
— В чем вопрос? Вяжи меня ты.
— Я?!
— А что такого? Вот веревка, вот схемы… Мало будет, еще купим.
— Ты с ума сошла?
— С тобой сойдешь. Давай, приступай. Помнишь, ты меня распяла и шариков внутрь натолкала? Мне очень даже понравилось. Не трусь, мы не будем подвешиваться. Пока.
Если честно, была такая практика — я повторила с Бритт кое‑что из того, что со мной делал Ларс, и подруге действительно понравилось.
Все же Бритт пришлось потратить немало времени и слов, чтобы меня убедить. Но если Бритт что‑то задумала, ее не остановят ни мировой кризис, ни всемирное потепление, ни полное оледенение планеты. Я не смогла, и пришлось брать в руки веревку.
Мы включили видео инструкцию и следующие пару часов осваивали вязку «Пентаграмма». Вернее, осваивала я, а Бритт меня подбадривала. В результате она оказалась связана, не сильно пострадав при этом. Пару раз я протянула по ее телу веревку и быстро запомнила, что этого делать нельзя — веревка обжигает кожу. Во избежание подобных травм было решено впредь связываться одетыми хотя бы в легкие рубашки.
— Или в купальник, — объявила Бритт.
— Толку от него, если тело голое?
— А оно и должно быть голым, иначе не то.
Я снова смотрела на фотографии и пыталась представить на месте моделей себя саму. Нет, далеко не все подходило, были и откровенно уродливые связки, позы, слишком много узлов или самих веревок… даже у японцев. Пытаясь понять, что нравится или возбуждает, я поняла, что правы те, кто во главу угла ставит эстетику и… подчинение.
Для того, кто связывает, возможно, самое главное — красота, а для модели, во всяком случае японской, это покорность, чувство беззащитности и защищенности одновременно. Они послушны, подчиняются, явно испытывая боль или неудобство, иногда даже мучительное, но не сопротивляются, отдавая себя в руки тех, кто с ними работает.
Причем шибари на сцене, где связывание происходит без эротического подтекста, вызывали просто удивление выдумкой и мастерством, а фото, где модель наедине с мастером, поражали именно выражением лиц и покорностью этих девушек.
Я поймала себя на том, что вовсе не хотела бы висеть у целого зала на виду даже в латексе или свитере с джинсами не говоря уже об обнаженке, но совсем не прочь испытать некоторые связки на себе, но с Ларсом в качестве мастера. Только как ему об этом скажешь?
Покорность, доверие, готовность все вытерпеть от любимого… не этого ли Ларс добивается от меня? Зачем тогда пороть, сразу связал бы! Или он работал только на публику, для него важна красота узлов, а не покорность партнерши?
Черт! Лучше бы об этом не думала, потому что сразу полезли мысли о самих партнершах. Нет, я не знала, кого он связывал, но попыталась себе это представить. Как связывал, вот так? Или так? Нет, уж тогда лучше на сцене, чтобы латекс и полное равнодушие к сексу, по крайней мере, демонстрация такого равнодушия.
