Перепелиное Яечко в своём дворе возился с заляпанными какой-то коричневой бурдой вёдрами. Увидев возвращающегося Аполлона, он заулыбался своей открытой, почти настоящей американской, улыбкой.
– Вот, скотину надо накормить, – ответствовал он на вопрошающий взгляд Аполлона.
Действительно, во дворе, у сараев, слышались хрюканье, повизгивание, гоготание, кряканье, кудахтанье…
– А где тут у вас человеку можно покормиться?
Перепелиное Яечко распрямился и указал испачканной в каком-то месиве рукой на дом без всяких палисадников и заборов:
– Так вот же столовая. Совхозная, правда, да пожрать дадут… Где-то через полчаса откроется.
До открытия столовой Аполлон решил немного прогуляться, ознакомиться с окрестностями своей кадепы, КДП, то есть.
С оборотной стороны его домика, за низеньким заборчиком, был ещё один вход. На низеньком крылечке, состоящем из двух ступенек, какая- то пожилая тётенька скликала на кормёжку разбежавшихся цыплят:
– Цыпа-цыпа-цыпа…
Насыпая цыплятам пшено, она с любопытством поглядывала на бродившего по окрестностям её дома незнакомого парня в зеркальных очках.
Аполлон приблизился к её палисаднику, улыбнулся.
– Здравствуйте. Я ваш сосед.
– Здравствуйте. Вот хорошо – теперь веселей будет, – женщина тоже приветливо улыбнулась Аполлону.
Аполлон прошёл дальше, между своим домом и столовой, и оказался на широком открытом пространстве, представляющем собой сильнопересечённую – в смысле рельефа – пыльную площадь. Прямо впереди, метрах в тридцати, стоял на высоком фундаменте магазин, о чём извещала уже подвыгоревшая на солнце вывеска. Справа, на противоположной стороне площади, стояло красивое двухэтажное здание, единственная двухэтажка во всех этих окрестностях. Подойдя к ней поближе, из вывесок Аполлон усвоил, что в этом здании находятся сельсовет, почта, сберкасса и контора совхоза.
Редкие прохожие, пересекавшие площадь, по большей части с заляпанными чем-то коричневым вёдрами на коромыслах, с откровенным любопытством рассматривали нового, столь примечательного зеркальными очками, человека в посёлке.
Рядом с двухэтажкой была ещё одна, судя по виду, тоже административная постройка. Приблизившись к ней, Аполлон прочитал вывеску над дверью: "Контора Синельского спиртзавода".
"Ага, вот он, офис… Это я, оказывается, подошёл к нему с другой стороны".
Действительно, рядом с конторой и ещё одним въездом на территорию завода – с большими автомобильными весами – находились уже знакомая проходная и синие парадные ворота. На этом Аполлон закончил свой обход. Впрочем, он всего лишь обогнул по периметру своё новое жильё.
Ещё раз окинув окрестности взглядом, задержав его на утопающих в зелени дальних усадьбах, новый обитатель заводского посёлка пошёл готовиться к поступлению на работу на советский спиртзавод.
Поступление на работу
– А-пол-лон… Фле-го-гон-то-вич, – прочитал с видимым усилием директор – плотный, лысоватый, добродушного вида, лет пятидесяти, мужчина с маленькими роговыми очками на круглом носу – и облегчённо закончил, – ИванСв.
– ИвАнов, – с улыбкой поправил его Аполлон.
Директор оторвал взгляд от паспорта и поверх мощных толстых линз с нескрываемым любопытством посмотрел на Аполлона.
Аполлон, конечно, по случаю такого торжественного момента – поступления на работу, да ещё куда: на советское предприятие – выглядел подобающим образом. Серый модный костюм с иголочки, моднейший галстук, белоснежная рубашка – всё, естественно, сшитое где-то в Мексике, но с советскими лейблами… Ну и, конечно, всё это дополняли уже знакомые нам мексиканско-советские зеркальные очки – в подобных ситуациях синяки отнюдь не украшают мужчин, даже самых настоящих. Хоть Аполлон и догадался припудрить свой фингал под глазом побелкой со стены, но полного эффекта невинности добиться всё же не удалось.
Директор остался доволен внешним видом претендента на баранку освобождающегося спиртовоза, но, тем не менее, удивлённо-наивным тоном спросил:
– Почему это – ИвАнов? Все ИванСвы, каких я знаю, – ИванСвы.
– На самом деле, товарищ директор, все ИвАновы – ИвАновы, а не ИванСвы.
– Это почему же? – набычился директор, глядя поверх очков.
– Ну, возьмём, к примеру, фамилию Семёнов, – пустился в объяснение Аполлон. – Заметьте, не СеменСв, а Семёнов. Здесь всё правильно. Откуда это пошло? А с тех времён, когда ещё и фамилий не было. Вот, скажем, у какого-то Семёна был сын. Его, этого сына, спрашивают: "Мальчик, чей ты будешь?". А он отвечает: "Семёнов сын". Со временем "сын" отпало, остался просто Семёнов… То же самое и с моей фамилией. Вот, допустим, у меня отец – Иван. Теперь, товарищ директор, спросЗте меня, чей я сын.
Директор, с интересом следивший за этим увлекательным экскурсом в историю происхождения фамилий, послушно, с самым серьёзным видом спросил:
– Мальчик, чей ты сын?
– ИвАнов сын я, товарищ директор, – так же серьёзно ответил Аполлон, и добавил, – вот видите, ИвАнов, а не ИванСв. Ну никак тут не скажешь – ИванСв сын.
– Ишь ты! И правда! – удивлённо вскинул брови директор. – И откуда только вы всё это знаете, товарищ ИванСв?.. То есть, ИвАнов, я хотел сказать…
– Да книжку одну про русские фамилии читал.
– А у вас эта книжка есть? – с надеждой в голосе спросил директор.
– Нет, к сожалению. Дома осталась.
– Жалко. А то мне вот интересно, откуда моя фамилия произошла – Пуритин?
– Наверное, от purity, – поразмыслив, предположил Аполлон. – В переводе с английского это означает "чистота".
Директор, было очевидно, остался очень доволен таким объяснением – оживился:
– Да?! А вы английский знаете? Аполлон Фле-го-го…
– Фле-гон-то-вич, – помог по слогам Аполлон.
– Ишь ты, – засмеялся директор, – редкое отчество. Мне, так первый раз встречается. И имя у вас редкое. Прямо, как американская ракета.
При этих словах Аполлону сразу вспомнилось небесное видение Таня и "козёл!".
– Ну, когда я родился, американцы ещё не успели ракеты запустить, – поспешил объяснить Аполлон, дабы поскорее увести разговор подальше от ломовского ангелочка, а заодно и от своей родины – всё от греха подальше. – Тогда ещё два месяца оставалось до запуска даже вашего…
Аполлон осёкся. Ну вот, увёл подальше, называется!
– То есть, я хотел сказать, до запуска нашего спутника.
Хорошо, что за зеркальными очками директору не было видно, как у Аполлона испуганно забегали глаза.
– Просто отец назвал меня в честь русских поэтов Майкова и Григорьева, – нашёлся, наконец, он.
– Что-то не слышал о таких, – пропустил, к счастью, мимо ушей информацию о вашем-нашем спутнике директор. – Пушкина знаю, Лермонтова… А про этих не…
