Этим посланником был принц Мирджафар, младший сын бея Титтери. Тот самый, кто украл покой и сердце Василике.
О, у Мирджафара хватило гордости, чтобы не подать виду, узнав, кто будет невестой брата. Более того, он сам вызвался сопровождать свадебный поезд – ибо мысль о том, что бездушный наемник будет охранять ту, что дороже ему всего на свете, была для него невыносима.
«Ну что ж, прекраснейшая, судьба вновь соединила нас. Чтобы разъединить… Однако не будем жаловаться – провидение может исправить то, что натворило, так же легко, как и пустить все на самотек. Сейчас мне достаточно того, что я стану твоим стражем… А что будет дальше, ведомо одному лишь Аллаху всесильному!»
Пусть это было слабым утешением, но все же утешением…
Однако, приняв на себя столь весомые обязательства, следовало их выполнить наилучшим образом. И тогда в голове Мирджафара созрел необычный план.
– Но почему, шейх, ты принял столь странное решение? – Давний друг и телохранитель принца не мог не задать сотни вопросов.
– Потому, Гарун, что караван, сопровождаемый воинами, непременно привлечет внимание всех на своем пути. Всех, понимаешь, и разбойников самых разных мастей в том числе.
– Это было ясно с самого начала. Однако, думаю, базилевс даст охрану своей дочери…
– Наверняка, мой друг. И потому кто попало на караван не нападет. Решится на разбой лишь тот, у кого много сил и наглости. Так пусть он нападет на пустой караван…
– Пустой?
– Ну да – пусть ему достанутся лишь сундуки или рабы… Но не достанется главное сокровище. Потому что куда раньше его украду я.
Гарун, верный соратник, прошедший с принцем не одну сотню лиг, от изумления просто онемел.
– Нападешь? На свадебный караван?
– Именно так – пусть весь мир знает, что похитил принцессу Горный Лис, разбойник, который не боится в этом мире вообще ничего. Пусть и сама девчонка считает себя похищенной – но так я смогу ее уберечь от всего, что только может случиться с дочерью императора в дальней дороге. И ты мне в этом поможешь…
Теперь немота Гаруна была не изумленной, а ошарашенной.
– Да, друг мой, – именно ты. Ибо тебе я поручу пугать принцессу, уверять ее в том, что Горный Лис кровожаден и решителен, что его нельзя ни разжалобить, ни подкупить, ни…
– Одним словом, принц, я буду пугалом.
Мирджафар покачал головой.
– Нет, ты будешь только подтверждать мои слова. Людей я возьму немного – только тех, кто сражался со мной в последних боях. Отец настаивает, чтобы я взял кого-то из женщин – дескать, так невеста Мустафы будет чувствовать себя в безопасности. Думаю, что придется выбрать девчонку с горячей кровью. Пусть она тоже пугает принцессу.
Гарун кивнул.
– Я пригляжу за обеими.
Увы, многое пытался предусмотреть Мирджафар, но не мог себе представить, что этой «девчонкой с горячей кровью» станет Джабира, влюбленная в Мустафу и готовая сражаться за свою любовь, коварная, как стая самых диких кошек мира.
Конечно, ничего этого не знала ни Василике, ни предводитель каравана, громко именуемого «царским поездом». Девушка настолько погрузилась в свои мысли, что едва ли замечала хоть что-то.
Старуха Раут, точно так же, как Василике, недоумевала, отчего из пышного града Константина принцессу отправили с караваном, а не на корабле. Слова о том, что, дескать, Серединное море в это время года обильно штормами, ее не убедили. Она, дочь морского народа, прекрасно знала, что курс можно проложить и вдоль берегов, вдали от ураганов, вблизи от людского жилья. Да и нападения разбойников можно было бы не опасаться.
– Однако, уважаемая, – проговорил предводитель каравана, – тогда следовало бы опасаться нападения пиратов. И неизвестно еще, что лучше…
– Увы, – старуха усмехнулась, но совсем невесело, – нападение всегда нападение. Тот, кто ведет разбойников, по суше ли, по морю, всегда забирает себе самые лакомые куски добычи…
– Именно так, уважаемая. О пиратах, нашедших себе приют именно в Титтери, ходят страшные разговоры. А потому, быть может, лучше все-таки обогнуть Серединное море по суше, сколько бы это ни заняло времени.
– Бедная девочка… – вздохнула Раут.
– Дочь императора не может быть счастливой, – кивнул караванщик. – Однако, старуха, не стоит сокрушаться. Ибо мне приказано вести караван лишь до Искендерума, где твою госпожу, ее слуг и поклажу будут ждать три корабля – быстрые дхау, еще один дар всесильного императора. Посыльный базилевса мне дал и знак для капитана этих кораблей, дабы мы с ним узнали друг друга.
– Уважаемый, я вообще что-то перестала понимать. Пусть мы пытаемся избегнуть нападения пиратов – и потому идем сушей. Но однако лишь до половины дороги… Неужто в тех водах пираты нам будут не страшны?
– Увы, уважаемая, мне это неведомо. Старшина стражи знает ровно столько же. И от Искендерума до Титтери вы будете добираться морем.
К Аксараю они подходили на закате. Василике с трудом разглядела за городской стеной на холме дома – глинобитные, желтовато-бурые, с толстыми стенами и плоскими крышами. Обычный городок у края пустыни. Сколько их уже было по дороге? Три? Четыре? Отличались они лишь тем, сколь уютны оказывались караван-сараи, где останавливался царский поезд.
Однако караван отчего-то не стал входить в город. Походные шатры были разбиты невдалеке от городской стены, в крошечном оазисе.
Тишину ночи разорвал крик. В темноте раздавался звон сабель, душераздирающие вопли раненых, победные вскрики нападавших. Василике вскочила со своего ложа, сердце ее замерло от ужаса, а крик застыл на губах. Что случилось? Ей приснился кошмарный сон? Но нет, все это происходило наяву.
Она уже собиралась выглянуть из палатки, но раньше, чем успела сделать хоть шаг, полог с треском распахнулся и перед ней предстал человек невероятного роста. Словно сам бог Тор, великан и убийца, решился на похищение. Она видела только темные горящие глаза и черные брови, сдвинутые над переносицей. Нижняя часть лица незнакомца была закрыта темным шарфом, какие обычно носили кочевники. Василике поняла, что самые страшные ее опасения сбылись.
В последние дни в караване не смолкали разговоры о свирепом разбойнике, которого все называли Горным Лисом и который, казалось, особенно ненавидел правителя Титтери – его люди чаще всего нападали на караваны бея. Неужели это он?
Легко преодолев попытки Василике сопротивляться, незнакомец подхватил ее на руки и вынес из шатра в ночь. Зрелище, которое предстало ее глазам, Василике запомнила на всю жизнь.
Лагерные костры еще горели, и в их свете Василике видела людей, насмерть бившихся в яростной рукопашной схватке; между шатрами, как призраки, метались боевые верблюды, а всадники, сидевшие на их спинах, беспощадно разили охрану каравана, застигнутую врасплох, – никто не ожидал нападения так близко от городских стен и стражи. До слуха Василике доносились стоны раненых и умирающих, и она чувствовала боль этих людей как свою собственную.
