Джастин толкнул хозяина дома, так что тот упал на пол, и зашел в дом. В глубине комнаты, под стенкой, возле празднично сервированного стола, стояла Катя. На ней был пеньюар в невидимую черную сетку, который не прикрывал, а подчеркивал наготу. Груди не было видно из-за прижатых рук, ниже талия слегка расширялась в овал бедер, вид которых обладал магической способностью на расстоянии цеплять нужные частицы мозга, как пианист дотрагивается до клавиш и соединяет звуки в чудную мелодию, так перемешиваются и импульсы мозга до химической реакции вожделения.
Катя смотрела на него так пристально, испуганно, вопрошающе и что-то еще огромное в ее взгляде было, что черные ее глаза казалось занимают все лицо. Только глаза и бедра, вот что видел Джастин те несколько секунд, пока хозяин-рыба не вскочил на ноги и не набросился на него.
Джастин откинул букет в сторону и повалил парня обратно на пол, где, придерживая его коленями и одной рукой, другой рукой вытащил ремень из штанов хозяина. Он продел ремень через чугунную ножку дивана и завязал парню руки. Все действия он выполнял точно, без лишних движений, как в сцене фильма, которую репетировали много дней. Все произошло так быстро, что парень только поняв, что попал в западню, принялся вопить.
Джастин поднялся с колен и направился к Кате. Он схватил ее руки, чтобы забрать от груди и обнять, поздравительных слов говорить расхотелось. Катя сопротивлялась, прижимала руки к себе сильнее. Глаза, всё такие же, во все лицо, смотрели, не отрываясь, смотрели не со страхом, а с удивлением. Джастин, взбудораженный адреналином короткой схватки, потерял остатки контроля, встретившись с сопротивлением Кати.
Краем глаза он заметил за открытой дверью соседней комнаты кровать. Он с силой оторвал руки девушки от груди, затолкал ее в спальню и бросил на белое покрывало постели. Легкий пеньюар взлетел над телом как щупальца плавающей медузы и приземлился на груди. Джастин стоял над голой девушкой, а та даже не пыталась прикрыться, лежала безмолвной жертвой, расставив ноги. Рыба-парень вопил угрозы, но кто его слушал. Джастин расстегнул штаны и сел между ног Кати, с трудом втиснул горячий пенис. Внутри было сухо и нежеланно.
Он лег на Катю, а та обхватила его руками, прижала к себе. Закрыв глаза, она прижимала Джастина к себе так неистово, словно его вот-вот заберут, схватят солдаты с длинными ружьями и поведут на расстрел. Словно через пять минут наступит вечный рассвет, губитель оборотней, и он навсегда исчезнет. Как человек, пытающийся закрепить, пригвоздить эту секундную стрелку, чтобы оставаться в этом моменте вечно, прожить его, вывернув наизнанку и вытряхнув все свои страхи, границы, чаяния, оставить самое живое, трепещущее, желанное, ради чего согласен дышать.
Горячо и мокро стало внутри. Катя ослабила объятия и задышала чаще, прикрыв глаза. Джастин двигался не спеша, глубоко придавливал бедра и замирал, ощущая как наслаждение, концентрированное в пахе, пробегает по всему телу, нехотя отступал, словно поддразнивая себя, чтобы затем с большей силой проникнуть внутрь.
Он прикоснулся ее губ, отступил, сжал ее губу, отступил, раскрыл губами ее рот. Он целовал ее, а она отвечала, верно, чтобы усыпить бдительность. Во время проникающего поцелуя Катя сжала зубы, укусив язык. Джастин ойкнул и хлопнул ее по щеке. Он стиснул губы, чтобы не выронить капли крови. Задвигался часто и с такой мощью, что раскачалась кровать. Раз, два, три, кончено. Он лежал на Кате, опираясь на вытянутые руки, пока увядший член не выбрался наружу.
Встал и застегнул штаны, поглядывая на раскинувшуюся без движения девушку. Рот был заполнен кровавой слюной, поэтому он не мог заговорить, да и не о чем разговаривать в такой ситуации.
В гостиной привязанный парень хрипло мычал, потеряв от криков свой голос. Он сдвинул с места тяжелый диван, но так и не смог выбраться. Джастин подобрал с пола букет и вышел из дома.
Отъехав от дома на расстояние, когда руки тряслись, но уже не дергались, он позвонил Джереми.
— Спишь?
— Нет. Что-то случилось?
— Да. Я снова попал в какую-то жопу.
— Ты не в полиции?
— Пока нет.
— Слушай, у меня перерыв закончился. Давай я тебе после выступления позвоню. А, нет, лучше давай я завтра прилечу. Ты продержишься до завтра?
— Да. Жду тебя.
37. Последствия
В неровностях потолка сгущался синий цвет, от чего он казался больничным. Вот что первым делом видят пациенты, когда приходят в себя после наркоза.
— Катя, ты ок? Ты жива? — сипел Филипп.
— Да. Подожди. Сейчас я тебя освобожу, — она встала с кровати и направилась в душ.
Медленно водила щеткой по телу, помогая воде очистить кожу. Катя не ощущала себя запачканной, она нуждалась в передышке. Среди спутанных оголенных эмоций формировался четкий план действий, чистый, без примесей сомнения.
Выйдя из душа, Катя действовала быстро, согласно разработанной в душе инструкции. Джинсы и свитер надеть, документы, нужные вещи в сумку, Энн позвонить, такси вызвать. Только тогда она приступила к освобождению Филиппа.
Пришлось долго возиться, такси уже, наверное, приехало. Так как развязать мёртвый узел не получалось, она взяла нож и ножницы, и аккуратно, чтобы не поранить, разрезала ремень в месте, где тот не сильно впивался в руки. Филипп грязно ругался, но Катя мысленно заткнула уши. В голове звучала лишь зло вибрирующая интонация.
— Я звоню в полицию, — Филипп вскочил на ноги и тут же упал. Пытался снова встать, но бескровные онемевшие руки, которыми он пытался оттолкнуться от пола, не слушались его.
— Филипп, я ухожу от тебя.
— Чтооо? — он глядел на неё снизу вверх, локтем пытаясь помочь себе встать.
— Я не могу находиться здесь, с тобой. Ни секунды. Ты не смог защитить меня, от него. Это ничего, ты не обязан быть самым сильным. Ты тут ни при чём. Это все я, со мной всё не так. Прости.
Катя побежала к выходу. Филипп кричал ей вслед, что всё исправит, что вызовет полицию, что он защитит ее. Катя покачала головой, задержавшись у двери:
— Филипп, не надо полицию. Я буду все отрицать, — и закрыла за собой дверь.
Села в такси и громко хлопнула дверью, будто закрыла старую жизнь. Смотрела в окно на сменяющие друг друга кварталы, пока тело не затрясло от беззвучных рыданий. «Не сейчас, — сказала она себе, — Подожди». Она сделала усилие, взяла себя в руки, стараясь ни о чем не думать. Дышала на стекло и рисовала голубя на запотевшем облачке. Стирала и снова рисовала.
На следующий день она пришла в полицию. Допрос проходил в комнате со стеклянными стенами. Повсюду, в шкафах, на столе, на подоконнике и даже на полу лежали стопки картонных папок. Их было так много, что, казалось, будто их снесли сюда не только со всего полицейского участка, но и собирали по всему району. В центре папочного царства сидел следователь. Он походил одновременно и на треугольник и на черепаху. Его тоненькие ножки упирались в круглое пузо над которым нависали широкие плечи. На лице сидели большие круглые очки.
— Расскажите, что вчера произошло в доме мистера Филиппа Байерса.
— Ничего не произошло. — Катя внимательно смотрела полицейскому в очки.
— Мистер Байерс написал заявление об изнасиловании, в нем он указал вас в качестве потерпевшей.
— Мне ничего об этом не известно.
Полицейский втянул черепашью голову в воротник рубашки. Катя терпеливо ждала.
— Вчера около семи вечера вы находились в доме мистера Байерса?
— Да, всё так и было.
— Примерно в это время в дом ворвался некий мужчина и набросился на Байерса.
— Не видела. Может это случилось, после того как я ушла от Филиппа?
— Вы ушли от Филиппа? Ага, — мужчина оттянул очки от переносицы и посмотрел сквозь них на Катю, словно через увеличительное стекло, — Выходит так, что вы ушли от мистера Байерса, после чего в дом ворвался незнакомый мужчина и избил его.
— Сильно избил?
— Легкие телесные, — быстро проговорил следователь, — А затем, как заявляет мистер Байерс, нападавший вас изнасиловал.
