Цветочные магазины мне подняли немного настроение. Я даже решила не ждать вечера, а сказать сейчас, что хочу в Дубай, и написала ему смс.
На что я надеялась? Он не ответил спустя час, два, три... Я уже стояла в гостиной, протирала листики гибискуса и смотрела на черный экран смартфона, понимая, что никто мне не ответит.
Пошел он к черту! У меня есть более неотложные дела — передать расписание Демида за прошлый день. Как и раньше, я закрылась в ванной комнате с пудреницей, включила воду, прикрываясь шумом, и набрала единственный номер. После щелчка без приветствия заговорила шепотом:
— Вчера Демид в одиннадцать утра поехал на работу, вернулся почему -то в три часа дня и больше виллу не покидал.
— Почему он рано вернулся? — спросил бездушный исковерканный голос.
— Откуда мне знать?! — вспылила я.
— Потому что ты его жена. Неужели не спросила?
— У него какие-то проблемы. Вчера допоздна работал.
— Какие проблемы?
— Я не знаю!
— Так узнай.
— Подождите, мы так не договаривались. Вы требовали только расписание и. Вот черт!
Меня оборвали гудки. Издевательство! Будет ужас как глупо, если никаких проблем нет, и Демид просто игнорирует меня. Да он и не расскажет мне ни о каких своих проблемах!
Это все сильно тревожило. Как долго я должна буду передавать расписание? Не начнут ли они требовать еще что-то? К брату снова нельзя дозвониться.
Я выключила воду, спрятала пудреницу в карман и открыла дверь, за которой сразу наткнулась на Демида.
Он все время стоял за порогом ванной комнаты? Только не это. Он что -то слышал? Я судорожно сглотнула, чувствуя, как замерзает кровь в венах. Дрожь даже не рискнула сотрясти меня — казалось, любое мое движение, взмах ресниц, дернется мизинец, и меня расстреляют на месте. Устрашающий взгляд Демида прошивал меня насквозь, будто иглами беззащитную бабочку прибивал к стене.
Пудреница в кармане горящим углем прожигала тонкую ткань.
— Элизабет? Ты делала что-то противозаконное в ванной? — усмехнулся он одними губами, но глаза оставались убийственно ледяными. — Почему так испугалась?
— Я просто... — прошелестела одними губами, язык отказывался шевелиться, онемел. Дыши, Лиза, дыши.
Все хорошо, пока все хорошо. Ничего он не заподозрил, а этот лед в его глазах последнее время ранит меня постоянно.
Я так ждала его объятий, прикосновений, но сейчас молилась, чтобы он ни в коем случае не подошел ко мне и не стал ощупывать мое тело, сминая ткань, как он любил. Вдруг он бы нащупал пудреницу в кармане и удивился бы, зачем я с ней хожу в ванную комнату, где освещение намного хуже, чем возле туалетного столика с десятками лампочек по рамке.
— Ты снова раньше вернулся.
Демид наконец ослабил на моей шее удавку — освободил от своего пристального взгляда, пробирающего до костей, и прошел к окну. Я мелкими шагами стала двигаться к сумочке, где в потайном кармане в последние дни прятала пудреницу.
— Я могу уходить из офиса, когда захочу, — хмыкнул он и скинул на кресло пиджак. Сумочка лежала на туалетном столике — к нему еще метра три.
Демид резко повернулся, и я застыла. Из меня отвратительная притворщица. Надо было встретить его с радостью, самой, возможно, подойти и поцеловать. А я примерзла к месту, мышцы задеревенели. У меня же на лбу написано, что я скрываю что -то!
Рано или поздно он меня может вообще застукать. Сегодня еще очень повезло.
Сколько я еще буду ходить по лезвию ножа? Демид ведь наверняка тоже не сидит сложа руки. Он хотел через меня выйти на шантажистов. Но все, что мне приходит, это угрозы и требования пересылать расписание. Что, если из-за этого он злится, что наш фиктивный брак не оправдывает свою цель?
Чтобы разбить эту давящую тишину, в которой Демид словно нарочно медленно снимал часы, рубашку, я спросила:
— Ты получал мое сообщение?
— Да.
Отлично. Просто сухое “да”. Не счел нужным ответить. И прежде чем я нашла в себе силы справиться с обидой, он добавил:
— Путешествие на выходных отменяется. Я буду занят.
Все ужасно, хуже некуда! Я закусила дрожащую губу, отвела глаза, которые быстро набирались едкой влагой. Демид молча переоделся в футболку и штаны и покинул комнату.
Непослушными пальцами я запихнула треклятую пудреницу в сумочку и бросилась в ванную комнату — за ее дверью меня тотчас скрутило от плача. Я остро ощущала, словно осколки в груди, — шансов у меня больше нет. Ему уже плевать на то, что перед прислугой нужно играть супружескую пару, ему плевать на меня, на все.
Безразличие — это худшее, что может быть.
Проблемы на работе? Да ясно, как белый день, он по какой -то причине игнорирует меня. Что я сделала не так? Чем оттолкнула так сильно от себя? Лихорадочно пытаясь найти ответы на вопросы, я сжималась на коврике ванной комнаты, обнимала себя руками, подрагивала от судорожного плача. Я пыталась вспомнить каждую мелочь, каждое свое произнесенное слово... Что кардинально все изменило, что?
Марго. В тот день, когда Демид стал иначе себя вести, он первым делом пошел к ней. Она добилась своего? В кабинете появилась фотография, где еще совсем юные Демид и Марго стоят в окружении друзей. Но я не видела, чтобы они сейчас проводили время вместе. Каким-то чудесным образом я эту блондинку вообще не встречаю в доме, словно она испарилась. О ее присутствии говорит изредка музыка из ее комнаты и стук каблуков на кухне.
Заявиться к ней и требовать объяснений? Так только унижусь, покажу, что проиграла.
Но что делать?
Для начала утереть слезы. Мне будет трудно прятать эту разъедающую боль в себе, а как иначе? Мои рыдания — это последнее, что растопит лед Демида. Я приведу себя в порядок и вместо того, чтобы пить вино с горла на берегу озера, куплю себе краски и бумагу. Рисовать я не умею, но, возможно, кривые, безалаберные линии и мазки помогут навести порядок в мыслях?
В общем, ради атмосферы я взяла вино тоже, безалкогольное. Провела полдня за тем, что марала белые листы, выливала из себя всю бурлящую грязную реку, комкала уродливые рисунки и бросала в мусорное ведро. Капли слез то и дело падали на бумагу, оставляя разводы.
Сколько мы уже врозь? Может, всего несколько дней, а по ощущениям — невыносимую вечность. Время издевательски тянется и с каждой секундой кажется, что надвигается смертоносная буря. Демид уделяет мне несколько минут своего драгоценного времени в день лишь ради того, чтобы сообщить свое расписание.
Больше я так не могу. Я не вынесу эту пытку. Схожу в салон, пусть косметикой хоть немного перекроют эту печаль, которая не покидает мое лицо. Пусть освежат цвет волос, которые за эти дни потускнели. Может, еще купить что -то из одежды, такое, что Демиду обязательно понравится.
Вечером я поговорю с ним. Скажу ему то, что точно не оставит его равнодушным.
Глава 21
Сидя в офисе, я десятый раз переслушивал запись голоса Элизабет из ванной комнаты. И не мог взять в толк: что не так? Мое представление о том, как она должна говорить не сходилось с тем, что я слышал в наушниках.
Я ожидал услышать, как обнажается ее лицемерие. Как она насмехается надо мной, как ядовито радуется тому, что обвела меня вокруг пальца. Но все, что я слышал: напряжение и страх.
Сейчас, спустя четыре дня, я слышал. Только сейчас слепая и глухая ярость отпустила. Утром в глаза бросился огромный цветок в горшке. Прислуга сказала, он тут стоит уже полнедели. Первым желанием было схватить его за стебель и вышвырнуть к херам на улицу. Я остановился в шаге от растения, вспоминая, как Элизабет просила немного озеленить мою виллу. Первый наш откровенный разговор, когда один слышал другого. Без криков, обвинений, без лишних разрушающих эмоций.
Я и прежде прослушивал записи каждый новый день, но замечал только то, что хотел заметить. Как она складно по пунктам все передает и еще от себя добавляет мысли, действительно ли я был там, где говорил. Я лишь злился, с трудом сдерживался, чтобы не вломиться в ванную комнату и не застукать ее с поличным. Вначале вовсе не сдержался
