Но это с одной стороны, а с другой, он не желал ломать ромейских традиций и к тому же давать излишнюю волю домочадцам - их ведь только на шею посади, а сами они, обнаглев и привыкнув ко вседозволенности, уже не слезут.
Наконец, ему снова подали суп с вяленой телятиной, про заготовку которой он попросту рассказал Маменьке, пользуясь собственными знаниями об опыте дикарей, хоть и знали это когда-то ромеи, но, утонув в неге и роскоши императорских времён, со временем и за ненадобностью позабыли.
Суп получился превосходным и примирил Северуса, хоть и отчасти, с этим Мордредовым, зацелуй его Дементор, миром.
Спокойно, в тишине, позавтракав, Снейп решил отложить, теперь на неопределённый срок, помывку сваренным и уже ароматизированным, хоть и слегка - от запаха бараньего жира не удалось избавиться до конца - чудо-мылом до тех пор, пока рана не заживёт полностью - не мыться же ему в кадушке из-под мочёных овощей на потеху и домочадцам, и рабам!
Мыло быстро пришлось по нраву Папеньке с Маменькой, а Малефиций, так вообще зауважал наследника ещё сильнее.
Северус придумал, как объединить сразу два важных дела - во-первых, собрать домашний военный совет, давно уже, со второго дня пребывания в этом времени планируемого, а, во-вторых… На совете должны присутствовать Папенька и Братик.
Наконец-то Северус увидится с неуловимым мстителем за нанесённое, видите ли, высокородным патрицием и Господином дома оскорбление - и кому! - полукровке, брату - бастарду, который должен вообще прогибаться и преклоняться… С таким желанным Квотриусом.
Оповестив кого надо через рабов, Северус уселся в библиотеке - гостиной же в доме не было - ожидать военачальника и славного, должно быть, раз так раскачан, его сына от зловредной колдуньи, как решил Северус, бывшей Госпожи наложницы Нины.
Вскоре, как двое из ларца, явились встревоженный Папенька и всё так же глядящий с пламенеющим чувством из-под девичьих ресниц, Братик.
-Если он, не взирая на изгнание вон, причём в достаточно грубой форме, будет и дальше смотреть на меня, как на святыню, к которой он, однако, на редкость активно… тогда прижимался… То почему же тогда, Мордред его побери, он не являлся столько дней и… томительных ночей?!
Ну а если я ему просто вместо Мутун Тутуна* , - подумал Снейп, - то у нас мало чего продуктивного получится.
Итак, в столь печальной «ситуёвине», как говаривает, надеюсь, до сих пор, старина Альбус, вся надежда только на Папеньку, как на мудрого и бывалого военачальника, а… этот тихоня так и будет пялиться на меня - ещё бы, столько дней не виделись! - да мямлить что-нибудь невразумительное.
Северус подумал так со злости на собственную нерешительность в вопросах любви.
… И что там сейчас… там, в Хогвартсе? - с тоской, скрываемой суровым взглядом липового «последователя» Сенеки, подумал Снейп. - Но не время и не место сейчас. Надо сразу брать быка за рога и, пока мои воители не остыли, браться за прочёсывание этих дрянных людишек - х`васынскх`.
Об этом Снейп и поставил вопрос ребром перед опешившими вначале слушателями. Но слово, а, главное, желание Господина дома должно быть исполнено - эту полезную «прививку» домочадцы получали с рождения. Поэтому разговор с Малефицием и Квотриусом был начат полюбовно.
- Полагаю, нам потребуется подкрепление легионеров, расквартированных в Вериуме - это крупный город, и от него не убудет.
Папенька сказал первую разумную мысль за всё пребывание профессора в Сибелиуме.
- Хорошо было бы, если помощь придёт действительно вовремя, - изрёк-таки Братик, - а то они там обленились - варвары их не трогают, в городе около двух сотен граждан, трое терм, два лупанария. Чего б не жить дуракам?
- Знаешь ли ты, Квотриус, что я могу и не посмотреть на то, что ты мой сводный, да к тому же прочившийся в моё отсутствие в наследники, брат?
Я ведь и приговорить к наказанию право имею, как Господин твой и всего этого дома. - пoгрозился для вида Северус, оправдывая своё имя. - Не всё ж в бирюльки играть, пора и повзрослеть.
Ну, в кости, в карты.- Снейп ляпнул последнее, не подумав о, поцелуйте их всех вместе с закравшимся анахронизмом, Дементоры.
- Да, в странах Юга принято играть в раскрашенные небольшие листы пергамента, называемае картами, - пришлось выкручиваться ему.
А Северус страх, как не любил выкручиваться, ещё со времён своего не столь давнего шпионажа.
- И вообще, речь не об играх, взрослых ли, детских, давайте говорить о настоящем деле для воинов и мужчин, если ты, Квотриус уж относишь себя к ним, а я слышал о тебе от нашего высокородного отца, как о члене сословия всадников. Такая честь оказывается далеко на каждому легионеру Божественного Кесаря.
Расскажи долго ли, коротко, как пожелаешь, как ты из обычного легионера перешёл в потомственное сословие всадников. Ну же, я внимаю тебе.
- Опять приходится выражаться этим ненавистным высокопарным слогом, - пожаловался сам себе Северус и добавил, для пущей убедительности. - Не-на-ви-жу эту, сию, бля, пафосную латынь.
И, как назло, рассказ Братика, изложенный грамотно, с этими всеми «ибо» и «аки-паки», был исполнен излишнего пафоса и откровенных подробностей, когда не надо проблёскивающих в его речи.
- И стал я простым воином, даже не легионером ещё, - в семнадцать. Высокородный патриций и отец наш взял меня возничим в обыкновенную колесницу, совершенно верно не доверив моему управлению квадригу.
Мы прибыли в становище родового союза уэскге и забили там спящими полсотни дикарей, а их жён и детей сбрасывали на копья, даже не осквернившись ими.
И, достав гладиус, омоченный до того только в крови жертвенного петуха, я заколол пятерых варваров! За это меня приняли в легион под управление высокородного патриция и отца нашего.
Позднее мы ходили вырезать Нелюдей, и тут уж моим воинскому гневу и ярости воистину не было пределов - истребил я…
- Довольно, Квотриус.
К горлу Северуса от такой «информации» неумолимо, как Немезида, подкрадывалась тошнота.
- … половину самцов Нелюдей, в из самок с детёнышами отдал на поругание желавшим позаба…
- Квотриус, я вполне осознал твои заслуги перед Божественным Кесарем.
Понял я, и как ты стал всадником - родовитым воином. Сколько тебе тогда было?
Внешне спокойный, как и положено гражданину его времени, профессор, перебил словоизлияния Братика.
Внутри него всё содрогалось от интимных подробностей и похвальбы своей жестокостью, с которой в его «настоящее» время мог бы потягаться только Большой Круг во главе с Волдемортом.
И это рассказывал, ничтоже сумняшеся, его «тихоня» - полукровный Братик - бастард!
