Феликс Аксельруд - Испанский сон

— Значит, не будет нам мантий? — спросил Вальд.

— А вы евреи?

— Нет… но мантия тоже не сверкающая звезда.

— Такая логика неопровержима, — вздохнул Виктор Петрович. — Видно, мантию придется дать.

Помолчали.

— Однако, — заметил Виктор Петрович, подмигнув Филиппу, — ты что-то хотел сказать… но не с руки было говорить такие вещи на «вы».

Филипп почувствовал себя неловко. Он хорошо помнил, что хотел сказать, но анекдот разрушил атмосферу, в которой это прозвучало бы не оскорбительно.

— Я помогу тебе вспомнить, — сказал гость, пристально глядя на него. — Мы говорили о казино; я предположил, что вы могли бы убежать, но один из вас будет ранен. На что Вальдемар спросил, спасут ли его, а я, в свою очередь, не выразил в этом полной уверенности.

— Ты упомянул о пленке, — сказал Филипп.

— Разве? — удивился Виктор Петрович. — Ах, да… Я предположил, что люди, сделавшие эту пленку, покруче тех, что наехали на вас тогда. Ты не согласен?

— Согласен, — сказал Филипп. — Потому-то я и хотел спросить… а хотел спросить вот что: поскольку они круче — но и ты круче… почем нам знать, не ты ли сам все это организовал? Просто чтоб сделать нас более покладистыми?

— Дурак ты, Филипп, — с досадой сказал гость. — Умный, а дурак. На хрена мне, извините, эти дешевые фокусы? Ей-Богу, напомнил бы тебе что-нибудь, если б захотел равняться с тобой.

Филипп замолчал. Зря все же задал этот вопрос. Действительно дурак… но все-таки в тот момент атмосфера была какая-то другая.

— Партнер, — сказал Вальд, — здесь он прав. Извини его, Виктор, — попросил он, — ты должен понять: не все апостолы шли за Учителем с первого же Его слова.

— Вот это я понимаю, — согласился Виктор Петрович.

— Извини, — буркнул Филипп.

Гость сделал примиряющий жест.

Опять помолчали.

— Но, Виктор, — нерешительно сказал Вальд.

— Да?

— Даже если б ты был сам дьявол…

Он запнулся.

— Ну! — нетерпеливо воскликнул гость.

— Я хочу сказать… даже с дьяволом торгуются, прежде чем подписывать сделку кровью. По крайней мере выясняют условия договора.

— Нет проблем, — сказал Виктор Петрович. — Вы же видите, я не спешу. Я говорю с вами на равных; как раз поэтому меня и раздражает, когда вопрос попросту глуп. Если вы хотите, чтоб я разговаривал с вами, как бандит — извините, не дождетесь. Ты что-то хочешь спросить?

— Да, — сказал Вальд. — Ты говорил об уровнях; как мы можем быть уверены, что ваш — высший? Может, твое предложение и есть решающий заход того самого казино, что готовится нас обобрать?

— Это два разных вопроса, — нахмурился гость. — Второй проще, поскольку не намного умнее того, что задал Филипп. Повторяю: не ждите от меня бандитских разводок. Если б я хотел всего лишь вас обобрать, я бы просто пришел и сказал: ребята, давайте деньги. Ну… как обычная крыша. То ее не было, а то появилась. Вот и все.

— А так ты делаешь предложение, от которого нельзя отказаться, — сказал Вальд.

— Пожалуйста, — пожал плечами Виктор Петрович. — Отказывайтесь. Разве я чем-то вам угрожаю?

— Плохой разговор, — сказал Филипп. — Как-то раз, давно, мы проходили нечто подобное. Была одно время такая манера… у них.

Гость покачал головой и холодно заметил:

— Как бы вам не обхитрить самих себя.

— А первый вопрос? — спросил Вальд.

— Э-э…

— Про уровень.

— Да, да. — Гость улыбнулся. — Вы хотите гарантий… Но чьих? Ингосстраха? Действующего правительства, за которое следующее не ответит? Я понимаю, что такое предпринимательская осторожность; но ведь существует и такое понятие, как предпринимательский риск. Когда вкладываешься в обыкновенные акции — а на другие мы не подписываем — всегда рискуешь потерять.

Виктор Петрович допил напиток из своей стопки и с неудовольствием посмотрел в нее, как бы удивляясь, почему теперь она пуста.

— Мы можем подумать? — спросил Филипп.

— Пожалуйста, — сказал Виктор Петрович.

— Сколько времени?

— Сколько угодно. Только вот…

— Обычно когда звучит такое «только вот», — заметил Вальд, — после него как раз идет самое главное. Знаешь — лейтенант Коломбо: «я совсем забыл»?

Гость опять коротко хохотнул.

— В данном случае я не Коломбо; дело в том, что вы действительно получили очень выгодное предложение. Мало таких, как вы — я уже говорил вам, Филипп Эдуардович. — Он поднял руку, как бы вежливо извиняясь за то, что воздержится называть Филиппа «Филипп». — Потому я и веду с вами этот очень терпеливый, очень бережный разговор. Как лично, так и официально я отношусь к вашей позиции с пониманием — хотя бы потому, что это слишком неожиданно в таком вот максималистском ключе… да и плохие вы были бы предприниматели, если б сразу же согласились. А добавить я хотел вот что… только вот что, — со слабой улыбкой поправился он. — Срок подписки на акции ограничен. Поэтому, если вы будете думать слишком долго…

Он замолчал и развел руками.

— Можно получить ориентир? — спросил Филипп.

— Нет.

— Черт возьми, Виктор Петрович…

— Но я и сам не знаю, — сказал гость, как бы оправдываясь. — Слишком много факторов. Вплоть до того, что акции могут просто раскупить. — Он встал. — Когда будете думать, на вашем месте я бы не исключил такой возможности.

— Мелкий, шкурный вопрос, — сказал Вальд. — Пока мы думаем — мы можем не беспокоиться насчет пленки?

Виктор Петрович расхохотался.

— Мужики, — сказал он, закончив это дело, — с вас, ей-Богу, угоришь. Какая пленка? Мы говорили о серьезных вещах, а вы — пленка. Дай-ка, — протянул он руку в направлении дверцы ампир.

Вальд, не вполне его понимая, вынул из аппарата кассету и протянул ему. Виктор Петрович бросил ее на толстый ковер и припечатал сверху каблуком как следует.

— Вот и все.

— Жаль, — сказал Вальд. — Я бы сохранил на память.

— Не советовал бы, — покачал гость головой. — Вдруг мы все-таки станем компаньонами? Нам в нашей новой дирекции такие… э-э… кадры не нужны.

— Но это же фальшивка, — сказал Вальд.

— Да, — ухмыльнулся Виктор Петрович. — Ну и что?

Круглый, очень глубоко расположенный зал, в котором некогда испытывали Марину, был подготовлен для торжественной церемонии. Не менее сотни стульев было расставлено в виде подковы, таким образом, что центр был свободен и вместе с тем с любого места открывался обзор возвышения. Над возвышением красовался имперский герб — в точности такой же, какой висел на стене в кабинете князя Георгия, а может, и вообще тот же самый.