— Простите меня за возможную нетактичность, — сказал Вальд. — Предположим… это просто мысленный эксперимент, понимаете?
— Да, вполне. Вы хотите спросить, что будет, если вы не захотите раскошеливаться?
— Именно это я и хотел спросить.
Виктор Петрович нисколько не удивился.
— Господа, — спросил он, — а зачем вам деньги?
Вальд ухмыльнулся.
— Виктор Петрович, это длинный разговор.
— Я просто пытаюсь ответить на ваш вопрос.
— Мы хотим жить, как хотим… исходя из того, что у нас есть, — сказал тут Филипп, — работать, как хотим… передать что положено своим детям… В общем, — закруглил он мысль, которую можно было развивать без конца, — у нас обычные цели людей, достигших чего-то своим трудом и не желающих никому ничего плохого.
— Замечательно! — с улыбкой сказал гость. — Только так не бывает.
— Это мы начинаем понимать.
— Вряд ли. Вы не начинаете понимать, что одним вам этой красоты не добиться.
Филипп и Вальд промолчали.
— Вы считаете меня обычным вымогателем, — сказал Виктор Петрович, — только, возможно, более изощренным, чем те, с которыми вы встречались до этого. Я не могу вас винить в этом, господа; могу лишь повторить то, что сказал вам, Филипп Эдуардович — нужны хозяева нового мира. Ладно; слово «хозяин» двусмысленно; в таком случае, нужны бухгалтеры, но не ворюги; нужны мастера, но не халтурщики. Вы сказали мне, что не интересуетесь политикой, так?
— Да.
— Представьте себе, что создается новое акционерное общество. Его цель — овладеть страной. Политики делят места в правлении; их дело стратегия и так далее. Однако нужна исполнительная дирекция, которая не пустит по миру новую фирму… теперь вы, может быть, понимаете немного больше?
— Мы слушаем, — сказал Филипп.
— Дирекция не может быть нанята со стороны. Она должна состоять только из акционеров, то есть из людей, внесших активы… и большие активы; внесших, возможно, все, что у них есть! Тогда этой дирекции будет что терять и отстаивать; в любом ином случае она начнет воровать и халтурить, и будет все то же, что и сейчас, и все хуже, и хуже, и хуже.
— Это может быть, — ухмыльнулся Филипп.
— Вы не глупы, — сказал Виктор Петрович. — Вы вот-вот схватите суть. Весь ваш бизнес сейчас — не что иное, как игра в казино. Вы пока выигрываете и продолжаете играть, надеясь, что это продлится долго.
— Мы вынуждены.
— В казино тоже не все могут отойти от стола… Но ставки растут, и с некоторого момента вы уже начинаете понимать, что это не может продлиться долго. Или казино оберет вас до нитки, или вам нужно побыстрей выходить из игры.
— Значит, — задумчиво спросил Вальд, — нам предоставляется возможность выйти из игры?
— В общем, да… как в кино: сесть на очень быструю машину или даже вертолет, разбросать парочку из ваших толстых чемоданов под ноги преследователям и, яростно отстреливаясь, успеть улизнуть. Один из вас, конечно, будет красиво ранен.
— А его спасут? — спросил Вальд.
— Не знаю, — улыбнулся Виктор Петрович. — Смотря что будут за преследователи… Например, эта пленка. Мелочь? Но кажется, что уровень этих людей повыше, чем тех, кого мы пустили в расход.
— Сколько же этих уровней! — психанул Филипп. — Давайте-ка… давайте-ка выпьем, Виктор Петрович.
— Давайте.
— Я хочу сказать, на брудершафт.
— На «ты», — заметил Виктор Петрович, пока Филипп организовывал возлияние со всей скоростью, на какую был способен, — это еще не на брудершафт; немецкое слово «брудершафт» означает братство.
— О’кей, для начала хотя бы на «ты».
— О’кей так о’кей.
Виктор Петрович понюхал содержимое стопки, благосклонно приподнял бровь, покинул кресло и позволил каждому из хозяев по очереди продеть руку под широкий рукав своей мантии. Они выпили и коснулись друг друга губами. Гость улыбнулся несколько снисходительно; наивная, слегка пошловатая процедура будто забавляла его.
— Скажи, Виктор, — спросил Вальд, как бы желая второстепенным разговором закрепить достигнутое, — эта мантия… это, как я понимаю, некая форма?
— Именно, Вальдемар, — кивнул гость и вновь водворился в кресле. — Хотя я и не должен был в ней разъезжать; она используется только для официальных мероприятий. Просто в пробку попал, знаешь ли… не успел добраться до своего гардероба.
— Интересно, — сказал Вальд. — Необычная форма. А если другой стороной вверх?
— Это целый регламент, — сказал Виктор Петрович. — Голубое — в основном для торжественных случаев, но некоторым можно и на каждый день.
— А тебе можно на каждый день?
Гость улыбнулся и отрицательно покачал головой.
— А дирекции, — не унимался Вальд, — дадут такую?
Гость коротко хохотнул.
— Есть анекдот. Ходит по полю Ваня, коров пасет, и тут небеса пополам, и садится летающая тарелка. А оттуда пришелец… рост — во! плечи — во! во всем фирменном, красивый неимоверно, а на груди во-от такая сверкающая звезда, по виду алмазная. Подходит, значит, он к Ване и говорит: «О землянин! я с Альфы Центавра, летел столько-то световых лет, чтобы добраться до твоей планеты… поведай, как у вас тут».
Вальд не знал этого анекдота и потому заинтересованно слушал. Филипп анекдот знал, но сделал вид, что не знает и заинтересованно слушает.
— «Да как, — говорит Вася, — сам видишь… Вот, коров пасу… это еще хорошо; у других и работы нет, и денег нет, и жрать нечего, и топить нечем, и вообще не жизнь, а одно безобразие».
«Жаль, — огорчился пришелец. — Выходит, зря я летел столько лет. Что ж, полечу дальше». — Вздохнул и пошел было назад в тарелку, а Ваня догоняет его и кричит:
«Ну погоди! куда же ты… так сразу? Расскажи хоть, как у вас там, на Центавре. Хоть послушать бы про счастливую жизнь».
«О-о, — сказал пришелец, — мы далеко впереди».
«А как с едой?»
«Даже не спрашивай. На каждого — по отдельному гастроному».
«А с жильем?»
«На каждого по дворцу».
«А с тетками?»
«На каждого — целый гарем».
«А… а вот такое, — и тычет Ваня пальцем в сверкающую звезду на груди у пришельца, аж замирая от восторга и невозможности, — такое — что, тоже у каждого?»
«Э-э! шалишь, брат, — говорит тут пришелец ехиднейшим тоном, — у каждого! ишь чего захотел… Такое — только у евреев!»
Вальд и Филипп посмеялись.
— Значит, не будет нам мантий? — спросил Вальд.
— А вы евреи?
— Нет… но мантия тоже не сверкающая звезда.
— Такая логика неопровержима, — вздохнул Виктор Петрович. — Видно, мантию придется дать.
Помолчали.
— Однако, — заметил Виктор Петрович, подмигнув Филиппу, — ты что-то хотел сказать… но не с руки было говорить такие вещи на «вы».
