Алёна давилась, но пила. Потом опять блевала, опять пила, опять блевала и так ещё несколько раз. Только ближе к утру подруге стало легче. Она с горем пополам приняла душ. Правда, не без моей помощи. Шатало Алёнку не по-детски. Я всё боялась, чтобы не навернулась подружка в кабинке и голову себе не расшибла. И когда, более менее, пришла в себя снова расплакалась, уткнувшись лицом мне в плечо.
— Алён, ну, что случилось? — участливо спросила я, обнимая подругу и укрывая пледом.
— Ненавижу его. Как же я ненавижу его, — причитала она, обильно смачивая мой халат потоком слёз.
— Кого?
— Юсуфа. Мразь эту. Объявился тварь. Снова объявился. Девочку ищет для своего хозяина. Псина блохастая. Я послала его, но так он не успокоится пока не найдет. На прямую будет девочек обзванивать и горы обещать. Какая-нибудь да попадётся на его сладкие речи. Как когда-то я попалась.
И Алёна заревела, подвывая будто её тело терзает невыносимая боль. Мне самой от этого воя становилось жутко. Мурашки поползли по спине. Я крепче обняла подругу. В это мгновение она казалось мне такой беспомощной, словно маленький ребёнок.
— Алёна, что происходит? Кто этот Юсуф? — почти шепотом спросила я, чувствуя, как дрожит подружка произнося вслух его имя.
— Мразь, а его хозяин чудовище, — почти заикаясь, сказала Алёна.
Подруга ещё с минут двадцать плакала взахлёб, чуть ли не сморкаясь мне в плечо. Потом немного приутихла.
— Дура, я была. Понимаешь дура. Денег хотела много и сразу. Достал этот эскорт. Два года в нём пахала. Улыбалась на пошлые шутки и дебильные комплименты. Слушала нытьё мудаков разных, как жить им плохо, как налоги душат, жёны стервы, а дети олигофрены. До варикоза на ногах по десять часов дефилировала вкруг бассейнов на высоченных каблуках. Что я только не делала, чтобы в люди выбиться, а толку? Толку ноль! Деньги разлетались, как горячие пирожки в голодный год. И агент сука! Она себе большую часть в карман клала. Нахлабучивала нас с деньгами, как котят слепых, и думала, что никто не знает. Знали. Все знали, но деваться не куда было. А тут мне на прямую позвонил некий Юсуф. Сказал, что я его господину очень понравилась и он готов заплатить мне пятьсот тысяч долларов, плюс берёт на себя все издержки. Я тогда представить себе не могла, что такое эти «издержки». Знала бы, лучше бы до конца света ноги за пару сотен раздвигала, — Алёна на секунду замолчала, зашмыгав носом. — Согласилась. Ты ведь не сразу меня узнала, правда? — спросила подруга, вытирая душившие её слёзы. Я кивнула. Да, Алёна сильно изменилась со школьной скамьи. От той долговязой худой девочки-подростка, какой я её запомнила, ничего не осталось. — Издержки, — прошептала она. — Меня собирали по частям.
— Что? — переспросила я, не понимая к чему Алёна клонит. — Как по частям?
— А вот так, — отстранившись, сказала она. — К этой мрази я прилетела на частном самолёте. Полупустой дворец был полностью в моём распоряжении. Бери, что хочешь. Ешь, что хочешь. Отдыхай. Единственное, что меня насторожило это повсюду камеры. Даже в туалете. Я думала: это и есть издержки. Ну, любит хозяин Юсуфа подсматривать за женщинами, тем более, что прошла неделя, а он так и не появился. В понедельник я должна была улетать обратно домой. Довольная жуть как была. Считай неделю в сказке отдохнула, а мне ещё и пол ляма доплатят. В воскресенье вечером собрала вещь. Приняла душ и легла спать, — она снова замолчала и, тяжело втянув воздух, медленно выдохнула, будто переводя дух прежде, чем открыть свою самую страшную тайну. — Он ворвался поздно ночью. Схватил за волосы и принялся бить. Лера, он бил меня с такой силой, что я теряла сознания от боли, а когда приходила в себя, видела его искаженное звериной яростью лицо. Эта мразь насиловала меня, когда я была в беспамятстве. «Издержки» — черепно-мозговая травма, сломанный нос, сломанная челюсть, выбитые зубы, сломанные ребра, перелом ключицы, лопнувшая селезёнка, отбита почка, удалён один яичник и матка тоже. Гематомы. Пока он измывался надо мной, во дворе дворца дежурила скорая. Меня, Лера, собирали по частям в его клинике. Мне, можно сказать, повезло. Я осталась жива, но моя жизнь — это ад без будущего. У меня никогда не будет детей и я ненавижу мужчин. Стоит только хоть кому-то прикоснуться ко мне, как в жилах стынет кровь. Я вспоминаю весь тот ужас. Полмиллиона… мою жизнь, Лера, оценили в полмиллиона. Сдохнут хочется, а не жить. И вот эта тварь объявилась, — Алёна закатила глаза, пытаясь немного успокоиться. — Ни одна девочка из моего агентства не полетит к нему, но если он свяжется с кем-то на прямую, я ничем не смогу ей помочь. А есть ещё другие агентства и я не думаю, что они так уж пекутся о благополучии своих моделей.
От истории Алёны и у меня в жилах застыла кровь. Никогда бы не подумала, что ей пришлось такое перенести. За маской закоренелой оптимистки скрывалась израненная душа. В те предрассветные часы я впервые пристально разглядела взрослую Алёну. Её действительно будто скроили заново. Передо мной сидел чужой, но уже такой родной человек.
— А что если предупредить наших девчат об этом Юсуфе? Вот взять все обзвонить и предупредить, чтобы ни в коем случае не соглашались на его плюшки. Сказать, что его хозяин садист-извращенец. Что живыми они не вернуться от него, — предложила я, ведь такую участь даже заклятому врагу не пожелаешь. — Ну, не дуры же они, Алён? Инстинкт самосохранения никто не отменял.
Она вздохнула.
— Ох, если бы, Лера. Если бы. Я тоже вроде не дура, а на бабки повелась.
— И всё равно попытаться стоит, — настояла я на своём.
— Упертая ты, Лерка, — наконец-то улыбнулась подруга.
И эта улыбка сквозь слёзы была самой доброй, которую я когда — либо видела.
Утром мы с Алёной обзвонили всех наших, предупредив о Юсуфе и его хозяине.
Одно дело обзвонить и предупредить, но вот в мозги каждой девочке не залезешь. И это исконно русское «авось» никто не отменял. Авось меня пронесёт? Авось обычная садомазо и я чуть ли не миллионерша? Потерплю. Так думает большинство мечтательниц о красивой жизни. Их не волнует, каким местом они получат желаемое, главное, что завтра проснуться богатыми. Это если проснуться… Со слов Алёны не всем так повезло, как ей. В договоре был пункт о форс-мажорных обстоятельствах, в случае которых денежные средства переводились близкому родственнику. Я так полагаю форс-мажорное обстоятельство — это смерть.
Сколько таких дур попалось или ещё попадётся на удочку Юсуфа одному богу известно, но я надеялась, что после наших звонков желающих подзаработать мимо кассы агентства станет в разы меньше. Хотя… хотя… хотя… ровно через неделю среди девчат пошли бурные разговоры о мужике настойчиво предлагающем подзаработать несколько сотен долларов. И все девочки, как один, отказывались, даже не вникая в суть да дело предложения. А ещё через неделю вроде бы ажиотажа прошёл и всё вошло в своё привычное монотонное русло. Работа, работа, работа. Мы с Алёной вздохнули с облегчением. Уберегли наших.
Думали, что уберегли…
Я сопровождала иностранного бизнесмена на корпоратив. Шумная вечеринка в одном из столичных ночных клубов, можно сказать, удалась. Реки алкоголя разбавлялись выступлениями приглашенными артистами. Мой американец уже изрядно подпил и пытался изображать мастер-класс по сквэр-дансу на танцполе, а я, улучив свободный момент, сбежала в дамскую комнату. Не носик подпудрить. Я устала от оглушающей музыки и орущего подпевания гостей. Хотелось хотя бы несколько минут побыть в относительной тишине. Если приглушённые звуки песен можно назвать тишиной. Но всё же они уже не так били по перепонкам. Плюс ко всему прочему у меня со вчерашнего утра болела голова. Похмелье никак не отпускало. Ну, не умею я пить, как впрочем, и Алёна. Пили с ней вместе. Пили от скуки. Поводом послужила обычная бабская обида: жизнь говно, мужики козлы.
Уже, правда, не Алёна жаловалась на плохую жизнь, а я. Встретила на днях Хозяина в ресторане. Он сдержанно поздоровался и всё. Меня задела его сдержанность. Мог бы и улыбнуться, а нет! Сказал: «Здравствуй!», и прошёл мимо со своим холуем Стасом. В общем, психовала я, сама не зная на что, пока подружка в психологию не полезла. Мол, я испытываю к Хозяину симпатию, вот и бешусь, когда его вижу. Этакая скрытая любовь. Я отнекивалась до последнего. В моём случае пока нас с Алёной не вырубила лошадиная доза алкоголя в крови, а утром уже и спорить не хотелось. Одним словом похмелье, мамку твою!
