Я продолжала смотреть. Китти Сью продолжала говорить.
— Хэнк такой же, как его отец, умный, осторожный, сдержанный, идет на риск только когда все просчитает. Уверена, Ли просчитывает риски, но допускает гораздо большую погрешность и полагается на… не знаю, на что он полагается, но это вытаскивает его из любых передряг, в которые он попадает.
Я не могла перестать пялиться на нее, а она продолжала говорить, и все, что слетало с ее губ, было похоже на автомобильную катастрофу. Если это ее попытка убедить меня остаться с ее сыном, ей следовало применить другой подход.
— Он… ну, понимаешь? — продолжила Китти Сью.
Я осознала, что вопрос адресован мне, поэтому покачала головой, показывая, что не понимаю.
— Он выбирается из любой передряги, всегда, и всегда сам. И чтобы жить такой жизнью, зная, какой он, зная, на какой риск он идет, ему нужна особенная женщина.
Ее рука легла мне на колено, сжав его.
— Никто здесь не стал бы думать о тебе хуже, если бы ты не была той женщиной. Я говорю тебе это, потому что это правда. Мы все любим вас обоих и всегда будем любить, что бы между вами ни случилось. — Она остановилась, вздохнула и продолжила: — Я даже не знаю, существует ли такой тип женщин. Я его мать и прожила с ним всю его жизнь, видела раны, от которых у тебя волосы встали бы дыбом, и я беспокоюсь о нем каждый день, но даже меня он пугает до чертиков.
Верно, я не хотела, чтобы у меня волосы встали дыбом. Не очень приятное зрелище.
Я также не хотела думать о том, что другая женщина стала бы той самой, беспечно принимая погрешность, с которой Ли обманывал смерть, тем самым став той, к кому бы он возвращался домой каждую ночь. И, наконец, я не хотела, чтобы семья думала обо мне хуже, если бы я бросила Ли, потому что вела себя как неженка. Я не была неженкой. Пусть Ли и пугал меня, но не настолько. Я могла бы справиться с погрешностью Ли лучше любой сучки, которая попадется мне на пути.
— Пойду за кексами, — сказала я Китти Сью.
Она похлопала меня по колену. Я встала и направилась прямо к Ли.
Он сидел в шезлонге, вытянув ноги перед собой, Хэнк, Малкольм и Элли сидели рядом с ним. Он смотрел, как я пересекаю лужайку, но не пошевелил ни единым мускулом.
— Могу я с тобой поговорить? — спросила я.
Он не ответил, но встал, последовав за мной через раздвижную стеклянную дверь на кухню. Я закрыла за нами дверь и повернулась к нему.
— Ты злишься на меня? — спросила я.
Ли молча скрестил руки на груди, но я догадалась, что его ответ был «да».
Я попыталась выпутаться из этого, одарив его улыбкой и кокетливо наклонив голову.
— Что мне нужно сделать, чтобы ты перестал злиться на меня?
Ли продолжал молчать.
Ладно, моя уловка не сработала.
Я вздохнула и всплеснула руками.
— Это никогда не был Хэнк, и никогда не будет. Хэнк — даже не вариант.
— Ради Христа, перестань говорить о Хэнке, — взорвался он, беря меня за руку и увлекая вглубь дома, подальше от глаз и ушей всех присутствующих на заднем дворе.
— Тогда в чем дело? — спросила я его спину, когда он остановился в гостиной.
— А ты подумай, — ответил он, повернувшись.
— Не хочу я думать, если бы знала, то уже объяснилась или извинилась. Тебе придется сказать мне.
— Не скажу.
— Ох, да ёж твою мать! — заорала я. — Как я могу сделать лучше, если даже не знаю, что сделала не так?
— Забудь. Я больше не сержусь на тебя.
— Нет, сердишься, — возразила я.
— Нет, — сказал он своим грозным голосом, — не сержусь.
— Боже, какой же ты бука. Ты самый угрюмый парень, которого я когда-либо встречала.
— Если действительно хочешь сделать все лучше, могла бы начать с того, чтобы не упоминать обо всех своих знакомых мужиках. Это бы помогло.
Я ахнула.
— Говоришь так, будто я шлюха!
Ли подошел ко мне, я не отступила. Он был так близко, что я чувствовала исходящий от него жар.
— Хорошо, Инди. Во-первых, мне не нравится думать о тебе с другими парнями. Возможно, их было не так уж много, но даже от одного у меня сводит зубы. Во-вторых, мне не нравится, когда меня сравнивают с Хэнком, или мысль о том, что ты думаешь, что Том примет его легче меня.
Меня осенило, какой идиоткой я себя выставила.
— Ли…
— Поеду прокачусь. Я вернусь, чтобы отвезти тебя домой.
— Ли…
Он ушел, а я стояла в гостиной, глядя в большое панорамное окно на передний двор. «Кроссфайер» уже давно исчез, когда дверь в ванную комнату открылась, оттуда вышел папа и посмотрел на меня.
— Как много ты слышал? — поинтересовалась я.
— Все это время вы говорили довольно громко, — ответил папа, подходя ко мне.
Я положила голову ему на плечо, и он обнял меня.
— Я идиотка.
— Ну, не знаю, что ты сказала, но это звучит не очень хорошо.
— Я идиотка.
Папа поцеловал меня в висок.
— Это он был бы полным идиотом, если, вернувшись, не принял бы твоих извинений. В Ли много всего, но этот парень не идиот. Схожу за кексами.
Папа ушел на кухню, и я услышала, как открылась и закрылась раздвижная стеклянная дверь.
Я зашла в ванную комнату, не потому, что мне нужно было ею воспользоваться, но если папа слышал нас с Ли, то и остальные тоже могли, и мне нужно было собраться с мыслями. Не очень хорошее начало, первое семейное мероприятие, и я наговорила глупостей и разозлила Ли до такой степени, что ему пришлось уехать, чтобы остыть.
Выходя из ванной, я размышляла о том, как загладить перед ним вину, когда в дверь позвонили. Я подошла к двери, полагая, что, может, замок каким-то образом защелкнулся. Единственный, кто мог бы прийти, был Ли, но обычно он входил без стука или же появлялся со стороны заднего двора.
Я распахнула дверь и столкнулась лицом к лицу со стрелками, на мгновение испытав шок от того, что они стояли на пороге дома моего детства и звонили в звонок.
Я открыла рот, чтобы закричать, но один из них выбросил руку вперед и все кругом потемнело.
Глава 11
Время рассказов для плохих маленьких девочек
Это похищение полностью отличалось от предыдущего.
Меня не спросили, все ли со мной в порядке, и не отнеслись радушно.
Дивана, обитого кремовым дамасском, тоже не было.
Со мной даже не разговаривали. Что было к лучшему, так как я тоже с ними не разговаривала и, таким образом, не привлекала излишнего внимания, чтобы воспользоваться возможностью разозлить их так сильно, что они выстрелили бы в меня или ударили по лицу.
Они сковали мне руки за спиной наручниками и привязали к стулу нейлоновой веревкой. Я подумала, что делать и то, и другое — немного излишне, но разумно решила не делиться своим мнением. В наручниках и связанной, мягко говоря, было неудобно. На самом деле, если бы я могла пошевелиться, то испытала бы боль. Либо от веревки, врезающейся в кожу, либо от напряжения в руках. Координация движений, после того, как меня во второй раз в жизни вырубили электрошокером, еще не восстановилась, поэтому никакой возможности сопротивляться, пока меня связывали, не было. Да и это ни к чему не привело бы, поскольку оба мужчины были вооружены. Занятия по самообороне я бросила, не успев доходить и трех недель, и, насколько я знала, не была пуленепробиваемой, как Супермен.
Я находилась в доме, бог знает где, очевидно, там никто не жил, причем уже долгое время. Мы были в грязной гостиной, где стоял старый, потрепанный, пыльный диван и стул, на котором я сидела. Вот и вся обстановка, если не считать пылевых клещей размером с кокер-спаниелей.
Двое парней, которые меня схватили, были теми, кто стрелял в нас с Рози и положил начало этой катастрофе. Один из стрелков много времени пропадал в соседней комнате, и по его приглушенному голосу я поняла, что он разговаривает по телефону. Второй стрелок оставался со мной. Эти парни не были напуганы так, как Рози, и за последние пару дней явно посещали душ. Однако их глаза внушали страх. По ним было видно, что я вляпалась в серьезное дерьмо. Эти парни были профессионалами, и они не валяли дурака.
