— Да, было бы неплохо, — тихо соглашаюсь я. — Было бы не по-джентльменски оставить меня со сломанным шкафом.
— Только есть одна проблема…
— Какая?
— Завтраки я умею готовить, — он взъерошивает волосы, — а вот чинить мебель это не про меня.
— И что мы будем делать?
— Я отца попросил приехать, — шепотом отвечает Евгений. — Он на все руки мастер. С шкафом справится. Должен. По крайней мере, он так сказал.
— Если он так сказал, то мой шкаф вне опасности, — возвращаю чашку на поднос, — и мне стоит привести себя в порядок.
— Наверное.
Я встаю, не создавая лишнего шума, и замираю в нерешительности. Хочу Евгения обнять, но он что-то не выказывает мне вербальных и невербальных знаков того, что не против утренней ласки.
— Жень…
— Да?
— А я могу тебя обнять?
— Я не знаю.
Подхожу к нему и целую между лопаток, а затем прижимаюсь щекой к его горячей спине. Как же мне будет больно, если он уйдет из моей жизни, решив, что ему больше по душе одиночество и свобода, но я не в силах его удержать.
—Я привык к тому, что меня всячески умоляют остаться.
— Тогда ты точно уйдешь, — я все же его обнимаю. — Ты такой сложный, поэтому женщин к тебе и тянет. Мы же любим трудности.
— Все хотите нас перевоспитать?
— Нельзя взрослого человека перевоспитать, — мои ладони скользят по напряженному прессу к лобку. — Я верю в концепцию того, что мы сами меняемся из-за обстоятельств и желания стать цельными и счастливыми. Жень, если ты уйдешь, то мне будет плохо и я месяц разрешу себе плакать в подушку, есть вредную еду и сетовать, какой же ты подлец и негодяй.
— Всего месяц? — возмущенно охает Евгений и когда я хочу его схватить за член, разворачивается ко мне. — Месяц?
— Но ведь это будет справедливо. Месяц я была влюблена и месяц буду страдать. Обещаю, страдать буду отчаянно и с рыданиями, — я поднимаю на него хитрый взгляд. — Второй месяц я буду жаловаться без остановки Мари на то, какой ты бессердечный, на третий я начну исцеляться.
— И тут появлюсь я, — Евгений щурится на меня.
— Зачем?
— Чтобы жизнь медом не казалась. Никакого тебе исцеления, — крылья носа Евгения в гневе подрагивают. — А ты не забывай еще о возможной беременности. Нет, я появлюсь через месяцев пять, когда точно будет живот видно.
— Предположим, что у меня нет живота?
— Ты не посмеешь, — глухо рычит Евгений.
— В каком смысле? Чего не посмею?
— Ты не избавишься от моего ребенка, — он приближает ко мне разъяренное и бледное лицо.
— Жень… Ты нормальный, нет? То, что мы с тобой без резинки побаловались, не означает стопроцентного залета, — из меня ласку и нежность смывает бурлящим потоком злости.
Я не готова к незапланированной беременности, но предположить, что я решусь на аборт? Это в высшей степени возмутительно, и я едва сдерживаюсь от того, чтобы не ударить Евгения коленом по его бубенцам.
— Да пошел ты!
Делаю шаг к двери, и он хватает меня за запястье, дергает на себя, разворачивая спиной, и валит на кровать, а затем поддтягивает, чтобы мои колени оказались на полу:
— Тогда я просто обязан увеличить шанс твоего интересного положения, — зло шепчет на ухо, стягивая с попы штаны. — Ты будешь у меня через пять месяцев с животом.
— Да какой ты неконкретный мужик, — скидываюсь я под ним. — Ты же собрался уходить!
— А вот передумал!
— А я вот передумала, чтобы ты остался, — бубню в одеяло и пытаюсь скинуть Евгения с себя.
Уверенные и жестокие пальцы ныряют между бедер и с нажимом проходят по клитору, рисуя злые узоры.
— Ты у меня не месяц будешь страдать, — шипит на ухо, — ты так легко не отделаешься.
— Я вообще не буду страдать! — из меня вырывается сердитый стон, когда он пропускает чувствительную горошинку между пальцев.
— А у тебя, милая, какие травмы, что ты себя так ведешь? — пальцы проскальзывают между половых губ в лоно до костяшек.
— О, у меня никаких травм! Я цельная самодостаточная личность… — глухо постанываю, когда Евгений вытягивает пальцы и вновь в меня вторгается, — и именно поэтому ты никак от меня отстанешь…
— И тебе нравится эта игра, — хрипит и языком проводит по уху.
— Это не игра, морда ты наглая… — сдавленно пыхчу я, — твое "тяни-толкай" меня не заводит.
— Заводит, — он под мой стон дергает пальцами, и раздается громкий и решительный стук.
Евгений замирает, и я зло выползаю из-под него:
— Папа твой пришел.
— Рановато он, — Евгений вытирает пальцы о пододеяльник.
— В самый раз, — я натягиваю штаны, достаю футболку из комода. — Ты отлично начал с завтрака, но потом все испортил. И знаешь, — разворачиваюсь к нему, — только из-за идеального омлета я с тобой сейчас и веду разговор. И раз ты научился готовить, то тебе под силу не быть мудаком!
Опять стук и я с криком выхожу из комнаты:
— Иду!
Глава 35
Открываю дверь и милой скромницей улыбаюсь высокому седовласому мужчине с глубокими морщинами на лбу и переносице. И по его голубым глазам все сомнения в том, что это папа Евгения, отпадают. Одет в серый спортивный костюм и черные кроссовки, и уверенно придерживает одной рукой громоздкий велосипед.
— Вы не против, юная леди, чтобы я коня своего…
— Нет, не против, — взволнованно перебиваю я гостя и отхожу в сторонку, широко распахнув дверь.
Он улыбается, и я удивляюсь тому, что у него идеально ровные и белые зубы, учитывая его сомнительное прошлое с алкогольной зависимостью. Вероятно, не свои, а протезы.
— Благодарю, — я замечаю, как он мельком, но все же оценивающе меня оглядывает, пока втаскивает велосипед в прихожую, и одобрительно улыбается.
— Я же просил приехать на машине, — выходит сердитый Евгений в одних брюках и босиком.
— Ты лучше представь нас, — приставляет велосипед к стене, я вся напрягаюсь.
— Мой папа, по имени звать Владимир, но ты и так должна быть в курсе, как его зовут, — Евгений указывает рукой на отца, а лицо у него бледное и на виске вздулась венка.
— Что это еще за тон? — Владимир вскидывает седую бровь, и схожесть между ним и сыном точно теперь не оспорить.
— Аля, — Евгений игнорирует замечание отца и цедит сквозь зубы, — моя…
— Секретарша, — громко и испуганно говорю я.
Лучше это скажу я, чем услышу от Евгения. Главное — вовремя перехватить инициативу, чтобы потом не было обидно и больно.
— Невеста, — шипит Евгений.
— Чего? — я ошарашенно смотрю на него, а он на меня и зубами поскрипывает.
— Так невеста или секретарша? — Владимир с хитринкой улыбается.
— Секретарша-дефис-невеста, — уши Евгения краснеют.
— Когда это появились дефис и невеста? — я еще зла на него из-за утренних заявлений, что он уйдет, и не воспринимаю его слова всерьез.
— Сейчас и появились, Аля, — сердито щурится и глухо продолжает. — Уволить я тебя не успел, поэтому ты еще числишься у меня секретаршей, но я обязательно исправлю это недоразумение.
— Вы слышали, да? — обращаюсь я к Владимиру, всплеснув рукой на его сына, — а через пять минут он поменяет свое решение. Уберет невесту из моего статуса и не уволит. А если уволит, то потребует месяц отрабатывать.
Евгений молча скрывается на кухне, чем-то там шуршит, гремит, а скрещиваю руки на груди, ожидая от Владимира поддержки.
— Женя влюбился, что ли? — спрашивает он, задумчиво почесывая бровь.
— В кого? — я ревниво хмурюсь.
— В тебя, — Владимир разувается и ставит кроссовки под заднее колесо велосипеда. Затем он выпрямляется и улыбается. — В кого же еще?
— Да мало у него, что ли, шл… — я замолкаю на полуслове, выдыхаю и спокойно продолжаю. — Женщин.
— Да вот только я других его женщин в глаза не видел и ничего о них не слышал, — Владимир поправляет шнурки от капюшона на груди.
Выходит решительный Евгений, шлепая босыми ногами по линолеуму, и неожиданно опускается передо мной на одно колено. В первые две секунды я думаю, что он что-то ищет на полу, но когда он протягивает мне кольцо, скрученное из проволочки, я взвизгиваю и в испуге заваливаюсь на Владимира, который стискивает меня за плечи:
