— Не разговаривай со мной в таком тоне, — едва слышно отзываюсь я.
— Хватит от меня бегать, Аля, — хрипит в лицо Евгений.
— Иначе что?
— Ты хочешь проверить? — он недобро на меня щурится.
Нет, я не хочу проверять, но когда Мари кричит “До встречи и удачи тебе, Аля!” и хлопает дверь, я срываюсь с места, однако меня через несколько секунд под мои крики тащат в комнату.
— Какая же ты упрямая сука.
Евгений швыряет меня на кровать, наваливается сверху, перевернув на живот, и заламывает руки за спину.
— Я тебе сказал, не сбежишь.
— Отвали, мудачила!
— Кому-то не помешает рот вымыть с мылом, — он связывает запястья поясом от халата.
Я брыкаюсь, и через минуту у меня связаны щиколотки капроновыми колготками.
— Да что ты творишь!
— Не советую кричать, — Евгений уверенно и резко запрокидывает мою голову.
А я ведь, как он сказал, упрямая сука. В общем, я кричу, а он заталкивает мне в рот какую-то тряпку. Его злая грубость отзывается во мне жгучим желанием, и испуганно замираю в его руках. Я мозгами не хочу, чтобы наша борьба со связыванием окончилась соитием. Это ведь отвратительно, поэтому я сердито и громко дышу через нос.
— Завелась, да?
Отрицательно мотаю головой, и Евгений приспускает с моей попы пижамные штаны и беспардонно лезет пальцами к промежности. Я в ярости мычу, а он хмыкает:
— Лгунья, — скользит пальцами между влажных складок, а затем натягивает трусики и штаны обратно на попу. — А вот нет. Не заслужила.
Я возмущенно вскидываюсь на матрасе, когда он насмешливо хмыкает, рассматривая вязкие нити между пальцев.
— Как же ты меня выводишь из себя, Аля, ты бы знала.
Уязвлено всхрапываю. Это я-то его вывожу? А он у нас, получается, ангел во плоти? Если я не могу сбежать из квартиры, то сползу с кровати, потому что не хочу даже лежать на одном матрасе, на котором он сидит.
— Да чтоб тебя, — рявкает Евгений, когда скованно и неуклюже перекатываюсь к краю кровати.
Он меня рывком подтягивает к себе, прижав спиной к мятому одеялу, и усаживается сверху на бедра:
— И куда ты собралась, гусеничка моя?
Тянется руками под сердитое мычание к маечке и с треском рвет ее, оголяя грудь и живот:
— Какая прелесть.
Поглаживает грудь с ехидным оскалом, стискивает напряженные соски в пальцах, вглядываясь в мое лицо, которое горит жгучим смущением и гневом, и пробегает ладонью под шумный выдох по ребрам.
— Если ты меня хорошо попросишь…
Закусываю тряпку в зубах и зло мотаю головой. Вот еще. Не буду я тебя ни о чем просить. Я не поддамся больше искушению и не стану подчиняться низменным желаниям своего слабого тела.
— Ну, как знаешь, — Евгений неторопливо и с тихим шуршанием расстегивает ширинку. — Я сам справлюсь, а ты будешь смотреть и завидовать.
Смена настроения Евгения от чистой ярости до игривых издевок меня ошарашивает. Я тяжело сглатываю, когда он бессовестно вываливает из ширинки эрегированный член в переплетении синеватых вен и крепко обхватывает его кулаком. Перевожу одурманенный взгляд с темной головки на лицо Евгения, и он мне лукаво подмигивает.
— Связанные секретарши очень сексуальны, — с утробным стоном ведет кулаком к головке и тяжело выдыхает, всматриваясь в глаза.
Мне бы закрыть веки, но не могу, пусть мне до икоты стыдно. Я опускаю взор на руку, что уверенно скользит по стволу члена, и зло фыркаю.
— Ты готова меня умолять? — головка скрывается за крепко сжатыми пальцами.
Я парализована и загипнотизирована откровенным зрелищем. Кулак опускается к яичками и вновь поднимается, а у меня между ног все плавится от тянущей и требовательной боли.
— На меня смотри, — Евгений касается свободной рукой моего подбородка.
Глаза его заволокло темной пеленой, на лбу проступила венка, а зубы крепко сжаты. Он будто себе не приятно делает, а схватил приступ эпилепсии. От каждого движения он едва заметно вздрагивает, судорожно выдыхает и на шее можно разглядеть напряженные мышцы. Он меня одновременно и пугает, и очаровывает.
Рука его ускоряется, движения становятся короче и яростнее. Евгений задерживает дыхание, и через секунду из его груди вырывается приглушенный рык, но глаз не закрывает. Всматривается в лицо осколками весеннего неба и сдавленно урчит. Я вздрагиваю, когда живот обжигают горячие капли густого семени, и делаю свистящий и короткий вздох.
— Непослушные девочки, — Евгений с тяжелым дыханием наклоняется ко мне, — не заслуживают без оргазмов.
Мне остается только обиженно хлопать ресницами. Чмокает в кончик носа и падает рядом на кровать:
— Я тебя перевоспитаю.
Опускаю взгляд на живот в белесых пятнах спермы, и напрягаю ноги, чтобы унять свербящее желание под трусиками, и мычу, чтобы Евгений смилостивился и меня порадовал пальцами, но он встает и выходит из комнаты, тихо насвистывая под нос.
Я могу перевернуться на живот так, чтобы складка на одеяле оказалась под лобком, и поерзать, чтобы утихомирить пульсирующую похоть.
Насколько это будет жалко? Оцениваю возможное унижение на десять из десяти и поэтому выбираю молча сопеть и злиться. Не буду я тиранить одеяло, как бы мне не хотелось его изнасиловать.
— Ты там заснула, что ли? — Евгений возвращается с влажным полотенцем в руках и нависает надо мной.
Распахиваю ресницы и осуждающе хмурюсь, а он в ответ ласково улыбается и заботливо вытирает живот.
— Готова поговорить?
Глава 33
На вопрос готова ли я поговорить, я отрицательно качаю головой и мычу. Евгений смахивает с моего лба локон и присаживается на край кровати.
— Я согласен, не стоило связываться с замужней женщиной, но это был эксперимент, — Евгений пробегает пальцами по животу к груди и задумчиво ее поглаживает. — Я решил, что уж с замужними дамами не будет проблем и душещипательных признаний. Супруги для любви, а я для секса без обязательств. Именно такой уговор и был с Валерией.
Я закатываю глаза и отворачиваю лицо. У них был уговор, видишь ли! Он воспринимает женщин как безэмоциональных кукол, а мы ведь другие. Мы привязываемся и влюбляемся, и только для очень редких редких женщин секс — это лишь удовлетворение физиологической потребности. Постойте-ка. Если Евгений убеждал меня, что он занимается исключительно любовью, то он, подлец, прекрасно это осознает.
— Аля, — он вытаскивает мокрую от слюны тряпку из моего рта, — мне прежде не было стыдно.
И замолкает.
— За что именно тебе стыдно? За то, что вломился ко мне домой…
— За это мне не стыдно, — он вздыхает. — Мне стыдно, что все в меня влюбляются.
— Ты даже сейчас не можешь быть серьезным, — я недовольно причмокиваю, чтобы разогнать кровь по онемевшему языку и губам. — И Лера тебя не любит.
— Она была готова от мужа уйти…
— И мужа тоже не любит! — рявкаю я. — Ей было страшно просто от него уйти, а тут ты подвернулся и… Короче, — вглядываюсь в его оскорбленные глаза, — женская психика очень сложная штука, ясно? Муж у нее так себе, но признаться, что брак себя изжил — очень сложно. Легче пойти на измену и уйти к другому мужику, чтобы проскочит момент одиночества.
— Ты хочешь сказать, что меня использовали?
— Ну что ты, — я горько смеюсь, — ты не дался. У тебя свои причины скакать по женщинам и избегать серьезных отношений.
Теперь отворачивается он и обиженно поджимает губы.
— Несчастная любовь? — тихо предполагаю я.
— Знаешь что? — он подскакивает на ноги и зло зыркает на меня. — Ты мне тут свои психологические штучки…
— Ты же сам хотел поговорить, — я укладываюсь на кровати поудобнее. — Вот мы и говорим.
— Я не верю женщинам и несчастной любви у меня не было… — глухо отвечает он.
— Мама, да?
Вскрикиваю, когда Евгений с размаху бьет кулаком по дверце шкафа, и она с грохотом срывается с петель и падает на пол.
— Тебе бы к психотерапевту, дружочек, — испуганно шепчу я, когда Евгений в ярости разворачивается ко мне, — тут дипломированный психолог не справится.
