— Что «но»? — У меня возникает желание припечатать ее своим телом к горизонтальной поверхности и вложить в ее голову осознание того, что, кроме меня, никого не может быть.
— На командировки, да еще и на длительный срок, я не подписывалась. Я не могу.
— Ты вообще-то мой личный ассистент, а у меня дела могут быть в любом городе, и ты обязана лететь со мной.
— Я не полечу!
— Почему?
— Потому!
— Обоснуй! — Я и не замечаю, как успеваю оказаться рядом с вредной Занозой.
Приподнимаю ее лицо за подбородок и пристально смотрю в глаза. В них вновь ураган противоречий и упрямое нежелание подчиняться. Бесит до чертиков!
— Кто мешает тебе лететь со мной в Сочи на неделю? — шиплю сквозь стиснутые зубы.
Она молчит, накаляя обстановку вокруг нас добела.
— Кто?
— Ребенок… — еле слышно сипит Заноза, но всего одно слово нокаутирует меня похлеще пропущенного на ринге прицельного хука в челюсть самим Майком Тайсоном.
Глава 26
*Ксения*
Я замираю, оцепенев в кольце его крепких рук, словно мышь перед наглой мордой вальяжного кота. Меня окутывает его дурманящим ароматом, а гневная аура припечатывает к месту. Ноги ватные и чуть дрожат, и я тону в зыбких песках темноты гипнотизирующих глаз. Дыхание перехватывает от бушующего эмоционального урагана, сметающего все здравые мысли в моей голове мощным потоком тревоги.
Только вчера я по душам поговорила с отцом, поражаясь зигзагам судьбы.
— Ты встречалась с Глебом Шумским, — прямо в лоб не спрашивая, а утверждая, начал наш разговор папа, как только мы уселись за столом на кухне.
Передо мной стояла чашка горячего шоколада с горкой зефирок, родитель же неспешно помешивал чайной ложечкой в большой кружке душистый настой из различных трав: мама в последнее время заставляет его пить травяные чаи вместо кофе и крепкого черного чая. Он пристально смотрел на меня, но в его взгляде не было осуждения и недовольства. Просто тихая отцовская любовь и искреннее желание поддержать своего ребенка во всем. Я не могла произнести ни слова, лишь прикусила губу и кивнула в знак подтверждения его догадки.
— И сейчас встречаешься? — А это уже был вопрос, ответа на который я и сама не знала.
Ну а как назвать наши отношения? Рабочими? Но они выходят за рамки обычного трудового договора, а если еще принять во внимание мои чувства к нему, пусть и тщательно скрываемые, то точно только трудовым наше общение не назовешь.
А как же тогда?
Не знаю и не желаю впутывать во все это семью, хотя Ришка уже со мной. Родителям знать не стоит.
— Максимка его сын. — Опять просто констатация факта от проницательного родственника в нашем странном одностороннем диалоге.
— С чего ты взял?
Вроде, я не отрицала, но и не подтверждала его догадку. Неужели так заметно сходство двух мужчин? Если да, то мне стоит задуматься, как продолжить скрывать сына от отца, которому он навряд ли нужен.
— Я знал Глеба в таком же возрасте, как наш Максимка. — Признание отца буквально убило меня. — Мы дружили с его отцом, мало того, бизнес тоже вели вместе. — Он огорчённо вздохнул.
— А потом? — спросила я, не удержавшись от желания все узнать.
— Потом он отошел от дел, продав мне свою долю, уехал куда-то с молодой женой, оставив мать Глеба и самого Глеба практически с пустыми счетами. Больше я не сталкивался с ним, знаю только, что Лида в итоге вновь вышла замуж и жила где-то — в Европе, вроде бы. — Папа безразлично пожал плечами. — Когда Шумский-младший появился в строительном бизнесе, я все ждал, когда он предъявит права на компанию, но время шло, и все было тихо, пока по весне его корпорация не решила скупить всех мелких застройщиков. Вот тогда-то я и встал в позу. Я не желал терять то, что все эти годы сам развивал, но на нервах и в переживаниях сам же и совершил оплошность, давшую Шумскому отличный шанс купить нас с потрохами.
Папа замолчал и, перестав звякать ложкой о керамические стенки своей чашки, посмотрел на меня со щемящей грустью и сожалением.
— Пап, я не спала с ним ради спасения нашей фирмы, — сказала я. облегчая его душевные терзания. — Глеб не бросал меня, узнав о беременности, и о Максике он ничего не знает. Пусть так все и остается.
— Сейчас ты с ним? — прищурившись, поинтересовался отец.
— Да пап, — ответила я, не видя смысла скрывать. — Я у него работаю. Прости… — Отчего-то мне стало неловко.
— Не извиняйся дочь, — покачал он головой. — Ты всегда была рассудительным ребенком. Никогда не была склонна к необдуманным поступкам и импульсивности в принятии решений. Ты только знай: я всегда на твоей стороне, что бы ни произошло.
Я всегда знала это, но услышать подтверждение всегда приятно, и это было подобно вакцине уверенности и укрепления иммунитета от эмоциональных качелей.
— Он был у меня сегодня, — продолжил отец, а я молча слушала, видя, что ему надо выговориться, извиниться, что ли, да и просто излить душу. — Мы подписали с ним договор, который поможет удержать фирму на плаву. — Особой радости в его голосе не чувствовалось, просто какая-то усталость. — Правда, с некоторыми условиями. — Грустная ухмылка искривила его губы.
«Увы, папа, бесплатного сыра нет даже в мышеловке», — мысленно вздохнула я.
— Ну, да ладно, — спохватился папа, нацепив на лицо добродушную улыбку, и в его взгляде вновь появилась легкая беззаботность, скрывающая переживания за пеленой уверенности в завтрашнем дне.
— Спасибо, пап! — Я порывисто встала со стула и, обогнув стол, обняла отца со спины, уткнувшись подбородком в его плечо. Прижалась крепко-крепко, как в детстве, и даже на мгновение зажмурилась. Он похлопал меня по руке своей большой, немного шершавой ладонью, ничего не говоря: все было понятно и без слов.
«Я разберусь во всем, — мысленно пообещала я себе, — а если не справлюсь, то у меня есть крепкий тыл, и он меня не бросит, не укорит и не будет стыдить за провал».
…И вот сейчас Глеб хочет от меня невозможного, и мой взбудораженный мозг слишком быстро генерирует решение. Слова срываются с языка раньше, чем я успеваю включить разум и рационально взвесить последствия сказанного.
— Сколько? — слышится его хриплый голос, и шквал отрицательных флюидов накрывает меня.
— Шесть, — сиплю пересохшим горлом.
— Лет? — В голосе и во взгляде Глеба полное недоумение.
— Месяцев, — вру я, желая хоть так выпутаться из ловушки, в которую угодила.
Атмосфера вокруг нас накалена до предела, мне даже кажется, что я слышу легкий треск напряжения. Дышу через раз, а на плечах явно останутся следы от крепких пальцев Глеба. Он не сводит с меня нечитаемого взгляда, что-то для себя решая, а мне остаются лишь ментальные молитвы о том, чтобы он не решил все проверить. Чтобы поверил мне на слово, а еще лучше — отпустил.
Цепкая хватка ослабевает, и я морщусь, потирая плечи ладонями в тех местах, где он касался меня. Глеб отступает на шаг назад, прячет руки в карманах брюк и, прищурившись, качает головой.
— И с кем он, пока ты работаешь? — парализует меня его странный вопрос.
— С моей мамой.
Умалчиваю о переезде в город и о Ришке в качестве няни. В памяти еще свежи воспоминания о клубном инциденте, после которого у Глеба навряд ли сложилось приятное впечатление о моей сестре. Вроде, и волновать меня это не должно, но отчего-то я не желаю оправдываться.
— Ладно, иди.
И это все?
Он просто разворачивается и идет к своему рабочему столу, выдвигает кресло, опускается в него и принимается за работу. А я стою на том же месте, как бабочка, пришпиленная к стенду в музейной коллекции. Смотрю на него, а внутри клокочут страх, непонимание и масса различных негативных предположений.
— Ксения, — окликает он меня строго-официально, — идите работать, вам план на неделю надо переделать. Или вы забыли о своих должностных обязанностях, переспав с боссом?
