Не отпустил бы, не шлялась бы…
Какого хера она здесь вообще делает?!
Вырядилась, как…
Явно же не сюда, ко мне, в таком виде собиралась!
Даже в том ночном клубе, где я её нашёл позапрошлой ночью, и то куда скромнее выглядела.
А теперь…
Очевидно, где-то запнулась и упала по дороге, так спешила. На коленях видны свежие ссадины и расцветающие синяки. Ладошки, напряжённо сжатые в кулачки, тоже испачканы. В зелёных глазах застывают слёзы. Взор, устремлённый на меня, полон всё того же отчаяния, а сама нервно кусает губы, сдобренные вызывающе бархатным алым цветом.
На последнем совершенно зря я сосредотачиваюсь.
Мозги опять быстро утекают в самом банальном направлении. Туда, где я поставлю её на колени перед собой, запущу руку в густые медные локоны, что сейчас так соблазнительно падают на обнажённые плечи, так и маня их подобрать, а она…
— Не смейте трогать мою дочь! — вскидывает голову тот самый смертник, по чью душу я сюда заявляюсь, напоминая о реальности. — Отпустите её, она тут не причем!
Дёргается ей навстречу. Его усмиряет короткий глухой удар. Девчонка вздрагивает и зажмуривается, вся сжимается. На фоне продолжающего её удерживать Адема, выглядит особенно уязвимой — до такой степени, что хочется шею себе свернуть, только бы не являться причиной такой реакции. Мне самому требуется ещё секунда, чтобы осмыслить всё это полностью. Вместе со сказанными словами от смертника.
Как он говорит?
Дочь…
Она — его дочь.
Дочь моего врага…
В самом деле?
В предоставленном досье на Вайса никакой семьи у этого отродья нет. Его жена накладывает на себя руки в тот же вечер, когда гибнут мои родители. С тех пор даже любовниц себе не заводит. Про детей в тех кропотливо собранных строчках тоже ни слова.
Только вот какого хера, спрашивается…
Что за подстава?!
Ведь Айзек тоже проверяет девчонку, прежде чем я решаю вновь встретиться с ней, следует за ней от клиники азиата до самого её дома, там же я встречаю её на следующее утро, после того, как она сбегает от меня, будто ошпаренная. У неё другая фамилия, живёт в другом районе, во вполне себе обычной квартирке, предыдущие пять лет она вообще на противоположно географической стороне этой страны проводит.
Тогда… как, блядь, так выходит?!
Ответ напрашивается сам собой.
Очевидно, стоило копать глубже.
Отворачиваюсь. Просто потому, что не могу на неё больше смотреть. Как и принять решение. Мне требуется время. Возвращаю внимание к своей жертве. Вспоминаю всё то, что предшествует.
Мне исполняется восемь, когда я возвращаюсь из школы домой, застав родителей с перерезанным горлом в луже собственной крови. Застывшее лицо матери, полное ужаса, и стеклянный взор, в котором больше нет жизни, снятся мне до сих пор, особенно ярко и мучительно в первые годы, что я провожу в детдоме, когда остаюсь один, блуждать в своей тьме. Зато в том же детдоме обретаю двух своих самых близких: Айзек и Адем даже не друзьями мне, братья — те, кто помогает окончательно не слететь с катушек и воплотить в жизнь возмездие за случившееся, ведь закон у нас не всегда следует написанной букве, и тот, кто сделал это со мной и моими родителями, до сих пор оставался безнаказанным.
Я трачу немало усилий и времени, чтобы найти Рейнарда Вайса. Однако нахожу. В тот день он — единственный, кто посещает наш дом. Тогда-то я и решаю, что просто сдохнуть — самый лёгкий вариант для него. Заберу у него ничуть не меньше, чем этот сучий потрох забирает у меня самого. Высокомерный, ведущий по большей части затворнический образ жизни богатей, зарабатывающий на жизнь не всегда законными способами — нелёгкая добыча. Но мы и с этим справляемся. Почти. Создав брокерскую контору, я определяю способ подобраться к нему поближе, воспользовавшись предлогом расширить текущий бизнес, провернув несколько финансовых афер с участием его партнёров. И едва не просчитываюсь, поплатившись за это вероятностью сдохнуть. Вайс оказывается не только ублюдком, но и проницательным ублюдком: очень быстро разгадывает, куда утекает его капитал, а потом шмаляет в меня при первой же возможности, подвернувшейся в его же доках.
Но всё то остаётся при мне.
В реале:
— Значит, он твой отец?
— Да, — продолжает утверждать Эва.
Ещё одна пауза. В моей голове начинает кипеть адовым пламенем. Напрашивающиеся выводы в любом случае неутешительные. Либо ублюдочный папаша в своей проницательности превосходит сам себя, не только меня, умело скрывая свою дочурку ото всех в принципе, либо это какое-то нелепое стечение обстоятельств, либо всё-таки настоящая подстава. От неё ли, или от её папаши, а может всё и сразу — мой мозг всё ещё кипит, плавится и взрывается, никак не в силах состыковать кусочки пазла, а итог никак не выводится. Это бесит. Так неимоверно дико, что я едва держусь, заставляю себя удерживать внимание на главном виновнике происходящего, хотя на самом деле пальцы судорогой сводит от желания сомкнуться на её хрупкой шее, а потом вытрясти всю правду — ту, что я сам пока не могу осознать.
