— Не нужно было… Хотя, если тебя назвали по имени, ничего не изменилось бы от того, кто взял трубку: я или ты, — Илья обнял меня за плечи. — Испугалась?
— Нет. Просто неприятно. Опять кажется, что кто-то следит…
— Следят. — Илья отвел глаза, — Но перестанут.
— Не ходи один!
— Я никуда не пойду, — мужчина улыбнулся. — Сами придут. Раз уж позвонили, значит, прижало.
— «Прижало»? — непонимающе нахмурилась я.
— Ну я же не просто так на работу катаюсь, — мне нравилось, когда Илья так хитро улыбался. — Забегали крысы…
— Что ты сделал? — теперь мне было любопытно, и интерес усиливал хищный блеск в глазах мужчины.
— В Федеральной службе экономических и налоговых преступлений «неожиданно» появилась информация о монополизации застройки портовой зоны. Проект заморозили.
— Ого! И как?!
— Настойчивость и знание налогового права, — ухмыльнулся Илья. — Мое звание плюс звание начальника областного МВД плюс званием моего отца…. Короче, эту шарагу оказалось не так уж просто прикрыть. Пока не знаю, кто из администрации лоббирирует их интересы, но очевидно, что так просто они от контракта, а значит от своих планов по уничтожению всех конкурентов, не откажутся. Могут затихнуть на время. Но мне этого недостаточно…
В этот же день в кабинет Вараксина зашел скромный с виду человек — адвокат Селенихин. Он подробно рассказал, как и где найти Гобенко. В обмен на эту информацию он попросил «оставить в покое» компанию «Иннорстрой».
Илья согласился.
Задержание Гобенко проходило, со слов Илюши, как цирк. Гобенко настолько был уверен в защите и покровительстве своих хозяев, что подумал, что маски-шоу — это розыгрыш, и до тех пор, пока его лицо не коснулось земли, а руки не опутали наручники, он смеялся со словами «Ну, хватит, парни! Пошутили же уже». Парни в масках тоже смеялись, но больше от удовлетворения: задержание прошло, как по маслу, без жертв и погони.
Гобенко «схоронился» в одном из дачных кооперативов, на севере области. Маленький домик с покосившимся колодцев у ворот не привлекал внимания ни местных жителей, ни участкового — ставни всегда были закрыты, и около ворот уже больше полугода не было видно и следов пребывания человека. Оказалось, что живший там преступник проникал в дом через задний двор, уводивший к ручью и густому лесу за ним. Илья переоценил Гобенко, усадив в кусты за домом своих бойцов, которых покусали пчелы. Это стало еще одним поводом для смеха. Зато дежурный Олежка, который упросил взять его с собой, сделал замечательную фотографию: бабочка на стволе автомата. «Он никогда не станет полноценным полицейским. А вот фотографом вполне бы мог», — с улыбкой подумала я.
В СИЗО Гобенко упорно отрицал любую причастность к убийствам. Продолжал упорно называть меня «бывшей девушкой, которая ему мстит» (тем самым пытаясь опровергнуть мои показания), а факт знакомства с Костиком вообще отрицал. Объяснял свое совместное нахождение с ним в машине тем, что «просто таксовал». А щеку гаишнику прострелил Костя.
В общем, очная ставка проходила тяжело. Костя сначала был в состоянии апатии, еще не отойдя от новости о смерти отца. Но когда Гобенко с ироничной улыбкой стал спирать на Костю все убийства (даже совершенные 2–3 года назад, чем, кстати, выдал себя), парень оживился, в нем проснулась нормальная, живая злость. Он дополнил свой предыдущий рассказ новыми подробностями. По итогу Гобенко потребовал «своего адвоката» (имея в виду адвоката компании «Иннорстрой»), но Селенихин отказался защищать убийцу. Государственный адвокат Петров, который в скором времени планировал переходить в нотариальную контору, так же отказался (дело обещало быть провальным), и Гобенко достался старый добрый Симанян. Дедушка, славившийся в отделе тем, что больше напоминал прокурора, нежели адвоката.
Мне кажется, что именно в этот момент Игорь Гобенко осознал, что он действительно не бог.
— Я не ждал от него признаний, — Илья делился новостями из жизни РУБОПа. — Я думал, он не дурак. Даже если сдаст своего хозяина, и это зачтут за сотрудничество со следствием, то срок его скостят незначительно… Но, — мужчина ухмыльнулся. — Оказалось, что дурак. Я и без него знал, кто за этим стоит. Появления Селенихина было достаточно, чтобы понять, кто хозяин. Но раз уж заговорил — грех было не послушать.
Я с улыбкой посмотрела на довольного Вараксина. Утренний кофе, наконец-то, выпивался не второпях, а медленно, с наслаждением, с удерживанием меня на коленях.
— Он собой еще четыре «глухаря» закрыл. В общем, понесло мужика. Вот к тому трупу в Седом бору я бы его никогда не притянул, он вообще в серию не вписывался. А Гобенко его на себя взял.
— И? — я в нетерпении заерзала на коленях мужчины.
— Пожизненное будет.
— Серьезно!? — я даже подпрыгнула.
— Десять заказных убийств. Предварительный сговор. Но решающим будет покушение на жизнь гаишника. У парня полчелюсти снесло. И убийство Виктора, при осведомленности о его должности. Убийство должностного лица, сотрудника полиции — всегда трактуется, как «Преступление против порядка управления», а это — пожизненное лишение свободы.
— Очуметь! — я закружила по кухне, взъерошив волосы. — Есть справедливость!
— Есть. Но в данном случае она пока не до конца восторжествовала. — Илья посмотрел на часы. — Через полчаса начнется шмон офиса «Иннорстроя». Руководитель компании — Иннокентий Норов, в криминальных кругах «Нора», будет депортирован, как обвиняемый в организации серии заказных убийств, из Италии. По крайней мере, хочется на то надеяться… И самое главное…
— Есть еще что-то важное?!
— Контракт по порту перешел в руки «Сибирьградострой». Это государственная организация, подведомственная департаменту архитектуры и градостроительства. Все доли будут выкуплены, и частный капитал будет участвовать в оформлении порта только на конечной стадии — аренда у городской администрации участков для открытия предприятий. Только аренда, никакого выкупа.
— И больше никакой дележки? — я хотела сказать это радостно, но интонация подвела: получилось вяло.
— Я знаю, о чем ты думаешь. Да, убитых не вернуть. И друга моего тоже. И я надеюсь, что ты больше напрямую никогда не столкнешься с этим миром. Я буду его от тебя скрывать, — мужчина притянул меня к себе, снова усаживая на колени. — Пусть это остается только моей работой, которая тебя никак не будет касаться.
— А Костя…?
— А Костя… — Илья поморщился. — Костя — соучастник, действовал в группе по предварительному сговору, оказывал сопротивление сотрудникам. В общем, я сделал все, что мог… Но выйдет он не скоро. Сейчас он, конечно, говорит, что «так мне и надо», но в колонии по-другому думать начнет. Валентина Степановна говорит, что ездить к нему будет. Может ее влияние как-то скажется. Не знаю… Ладно, давай о другом, — мужская рука медленно потянула за край моей юбки.
— Ты на свой «шмон» не опоздаешь?
— Я в нем не участвую. Парни сами справятся. У меня есть дела поважнее, — Илья поднял меня на руки, унося в спальню.
ЭПИЛОГ
— Папа, ну давайте быстрее! — я крикнула в спины своего отца и Леонида Егоровича. — Все остынет.
Оба отца дотошно рассматривали низкий куст — очередное селекционное творение моего папы. Цветы завелись, но вот плодоносить куст не хотел. Я даже не поняла, что это за оно — черешня+вишня или черноплодная рябина+юрга или его черт пойми что+что-то. Но внимание мужчин (всех, кроме Ильи и его брата, конечно) это «оно» увлекло надолго.
Сегодня последний день лета, а завтра я снова «первый раз в первый класс». Заработанных мной баллов по химии хватило для того, чтобы без проблем поступить на бюджет в медицинскую академию. Более того, в рейтинге моей группы я стояла на втором месте по результатам экзаменов. Я внешне не показывала своей гордости, но когда увидела списки, не удержалась, и взвизгнула. Я так долго к этому шла! И этот путь давался мне нелегко.