— Конечно, ты права. Неважно, чья ты подруга, в первую очередь, ты — женщина, которая имеет право выбора партнера. Я с тобой согласна! Но просто если бы он знал, что ты — невеста его начальника, то не полез бы. Да и ты хороша: почему Артему не сказала?
— Да как-то я привыкла сама по себе. Жаловаться, просить — совсем отвыкла.
— Привыкай! Привыкай доверять! Ладно, я побегу, у меня пара начинается. Заочка вышла. Кстати, — подруга придала голосу как можно менее беззаботный тон. — Мне Герман вчера предложение сделал. Событие вечера, конечно, омрачило мое радостное настроение. Но тем не менее… Я согласилась.
Я, после пары секунд шока, наконец-то, пришла в себя, и закричала в трубку:
— Ты серьезно?! Лариска! Я так рада за тебя! Вы — идеальная пара!
— Ой, спасибо, — жеманно произнесла подруга. — Я не ожидала. Честно не ожидала. Да еще при всех. Отец там, тетя… В общем, я чуть не разрыдалась от умиления. Так, всё, я побежала. А то сейчас студенты разбегутся.
— Пока, — я улыбнулась телефону.
Предложение… Герман и Лариса. Да сразу было ясно, что это серьезно и надолго. Но все ровно неожиданно.
Телефон снова ожил в моих руках.
— Доброе утро, любимая женщина!
— Привет, — с нежностью протянула я.
— Надеюсь, не разбудил. Не смог дождаться твоего звонка.
— Нет, я давно встала. Уже с Ларой поговорила. Она мне о твоих вчерашних подвигах рассказала.
— Мда? — голос мужчины стал отстраненным.
— А если он заявление напишет? Ты думал, что это может привести к суду?
— Сначала я, конечно, действовал на эмоциях. Но на самом деле, все очевидно: есть твои свидетельские показания, есть запись с камеры. Там мало, что видно, но зато замечательно слышно каждое слово. Помимо этого, если
Герман даст Буйнову соответствующую негативную характеристику, то его больше вообще никуда не возьмут работать. В медицинскую организацию так точно. — После секундной паузы мужчина продолжил. — Оленька, прости меня! Я притащил его в этого город…
Я не дала договорить ему
— Ты то тут при чем?! Сергей — как мой тренер: хороший специалист и плохой человек. Знал бы, где упадешь — соломку бы постелил.
— Всё ровно, извини меня.
— Хорошо, извиняю. Хотя и не за что. Честно сказать, меня сейчас это вообще не интересует. Тема, как мне связаться с твоим отцом? Надеюсь, предложение о поездке к Саше еще в силе?
— Конечно, в силе. Он категорически отказался доверить это дело мне или Г ере. Он сам уже звонил пару раз. Давай я напишу ему адрес, и он сам приедет в центр опеки. Ты его там дождешься.
— Хорошо. Спасибо тебе, родной мой. Я благодарна вашей семье. Особенно за желание помочь Саше.
Я приехала раньше Александра Германовича, и слонялась по внутреннему двору. Наверное, если бы не ситуация с Подкорытовым, я бы тяжело переносила вторую попытку насилия в моей жизни. Но мысли о ребенке внушали мне силу. Лариновский степенно вышел из подъехавшей машины такси, и я кинулась к нему.
— Спасибо, что приехали!
— Тут и благодарить не за что. Это мой долг и как человека, и как врача, и как отца, в конце концов.
Я предупредила Ольгу Викторовну, что приеду с психологом. Она даже была рада, так как у них была острая нехватка кадров. Попросила ФИО моего психолога, и, видимо, посоветовавшись к коллегами, и посмотрев информацию о личности Лариновского-старшего, быстро согласилась. Медицинское освидетельствование мальчику уже провели. На теле мальчика врач зафиксировал множество синяков и кровоподтёков разной степени заживления.
Мы с Александром Германовичем зашли в комнату Саши. Он взволновано посмотрел на меня, и пододвинулся. Я сразу поняла его намек, и села рядом: мальчик прижался к моему боку. Я не знала, можно ли погладить его по голове, или обнять, поэтому просто в ответ поближе пододвинулась к худому детскому тельцу. Лариновский сел на стул напротив.
— Здравствуй, Саша.
— Здравствуйте.
— Меня зовут деда Саша, я твой тезка. Я отец Ольги Сергеевны. Не родной отец, названный, — он подмигнул мне. — Она мне рассказывала про тебя.
— А что рассказывала? — настороженно спросил мальчик.
— Про то, как ты хорошо плаваешь, и про то, как получил 1 разряд.
Занял первое место на соревнованиях. Какой ты смелый мужчина. Настоящий боец.
Я почувствовала, как плечики мальчика расправились.
— Давай отпустим Ольгу Сергеевну? — мужчина посмотрел на меня. — У нас тут мужской разговор будет.
Саша кивнул. Я вышла из комнаты, прижавшись ухом к двери. К сожалению, никаких звуков до меня не долетало. Зато долетели крики и ругань, доносящиеся из коридора. Я выглянула из-за угла, и увидела, как мужчина в форме тащит какую-то женщину по коридору. Из двери выглянула Ольга Викторовна.
— Ольга Сергеевна, можно вас? — она кивнула на полицейского. — Это Подкорытова.
Я зашла в кабинет следом за Ольгой Викторовной. Мать Подкорытова оказалось совсем молодой женщиной. Но как она выглядела… Юность выдавали только молодежный сленг и одежда. Лицо ее уже было обезображено алкоголем: опухшее, с синяками под глазами. Оказалось, что ей всего лишь 25 лет. Она родила Сашу от одноклассника, погибшего пару лет назад в уличной драке. Воспитание ребенка легло на бабушку. Женщина была пьяна. Омерзительно смеялась, икала, и просила «ничего не говорить про сына». Полицейский спросил, где в данный момент находится мальчик, на что она ответила «надеюсь, что сдох». Я не выдержала, и буквально выскочила из ставшего тесным кабинета.
Разговоры (Александра Германовича и Саши, матери Саши с полицейским и сотрудниками службы опеки) длились уже около получаса. Я просто шаталась по коридору, наматывая себя. Открылась дверь комнаты Саши, и Лариновский позвал меня. Я села около Саши, который был в хорошем расположении духа, и даже подмигивал отцу Германа. Они явно плодотворно поговорили, и настроение ребенка улучшилось. Но в одно мгновение переменилось: я проследила за взглядом Саши, и увидела, как по коридору вели его пьяную мать. Мальчик зажмурился и обхватил мою талию своими детскими ручками, пряча лицо за моей спиной. Я тут же подхватила его, пересадив к себе на колени, обхватила руками, спрятав его от всего мира. Саша прошептал мне на ухо:
— Я не хочу домой.
— Я тебя не отдам, — твердо ответила я.
Александр Германович внимательно посмотрел на нас, и чему-то кивнул, как бы соглашаясь сам с собой. Я ласково погладила ребенка по спине, ощущая, как каждое мое движение он воспринимает с благодарностью. Мальчик истосковался по физической близости: по материнской ласке, по простому человеческому проявлению чувств. Лариновский остался еще о чем-то поговорить с мальчиком, а я пошла в кабинет к Ольге Викторовне. Она устало опустила голову, потирая виски, и не заметила моего появления.
— И что теперь? — просто спросила я.
— Теперь? — она как будто бы очнулась. — Теперь мы будем подавать документы на лишение родительских прав. Пока мы можем только ограничить родительские права. Суд будет на нашей стороне: тут и жестокое обращение с ребенком, и умышленное причинение вреда здоровью ребенка, и алкогольная зависимость. Знаете, что она сказала? Сказала, что ушла из дома, закрыв мальчика на ключ, чтобы он умер от голода. Она не ожидала, что он выберется из квартиры. И сейчас мадам Подкорытова очень зла, что ребенок жив. И знаете что? Это уже уголовное дело. И я буду до конца бороться, чтобы Саша ее больше не увидел!
— Я хочу усыновить его, — быстро выдала я.
Ольга Викторовна смерила меня взглядом.
— Извините, а вам сколько лет? Вы же ровесницы с его матерью. Замужем ли вы? Есть ли у вас своя жилплощадь? Достаточно ли вы зарабатываете? И главное — готовы ли вы взвалить на себя ответственность за чужого ребенка, который перенес такую травму?
— Я сама перенесла травму… — я помолчала. — А насчет всего остального: я по всем параметрам подхожу, уверяю вас.
— Подумайте, Ольга Сергеевна. А Саша все ровно пока останется в госучреждении. Да и после решения суда о лишении родительских прав усыновить ребенка можно только через полгода.
