─ Но как же так? ─ раздался голос с лестничной клетки. ─ У меня же наряд. Думаете, легко возить по жаре фуру с розами, туда-сюда, туда-сюда. Если Вам меня не жалко, цветы пожалейте.
Ленка отодвинула меня подальше и отворила дверь.
─ Давайте, распишусь. И розы свои заносите, так и быть.
Парень, командующий доставкой, обрадовался.
─ Вот и славненько. Освободите проход, гражданочки.
Через десять минут мы бродили по квартире, превратившейся в оранжерею. Наконец, подругу прорвало.
─ Лучше бы твой воздыхатель денег дал. Какой прок от цветиков, если они не семицветики? Да и ты с ботаникой не дружишь. Скоро волшебный аромат превратится в вонь, и ты начнёшь таскать всё это на помойку.
─ Да ничего мне от него не надо, ни денег, ни цветов. Я покоя хочу. Понимаешь? Вот штамп в паспорте поставлю, почувствую себя свободной женщиной, и заживу счастливо. ─ Представив, сколько увядшей растительности мне предстоит отправить в мусорный контейнер, я чуть не разрыдалась.
И тут Ленку осенило.
─ Слушай, а чего тебе к Ашоту не пойти? Он, бедненький, зашивается. Персонала катастрофически не хватает. Отпуска. Сама понимаешь. Там тебя Пожарский точно искать не станет.
Я передумала рыдать. Ашот, Ленкин одноклассник, держал модный ресторан японской кухни. Он слыл в меру честным и порядочным предпринимателем, любил порядок и не жадничал.
─ Звонить?
Ленка позвонила, и обрадованный армянин велел ей одеть меня, как школьницу (белый верх, тёмный низ), и отправить к месту дислокации к пяти.
─ Ресторан работает до утра. Но это ничего. Придёшь домой ─ отоспишься. ─ Давала последние наставления подруга. ─ Две ночи на работе, две дома. Две пашешь, две болдеешь. ─ Она поправила воротничок на моей блузе. ─ От чаевых не отказывайся. Посетителям улыбайся. Ясно?
Я покачала головой.
─ То, что мыть посуду мне придётся в блузе уже странно, да ладно. Но вот как я тех самых посетителей увижу, чтобы улыбаться им?
─ Посуду? ─ Елена смутилась. ─ Ашот официанткой тебя берёт.
По-моему, моё лицо пошло красными пятнами.
─ Какой официанткой, мать? Я же ничего в этом не понимаю. Считаю плохо, да и поднос уронить могу.
Подруга кашлянула.
─ Уметь ничего не надо. Подошла к столику от бедра, ─ Лена красиво прошлась по моей кухне, ─ блокнотик достала, улыбнулась, заказ приняла, снова улыбнулась. А посчитать тебе хозяин поможет. Он в детства с математикой дружил, а сейчас вообще профессором стал.
Что ж, общаться с профессорами я привыкла. Они были нестрашными, а многие даже очень милыми. Так что, воодушевлённая, я помчала в ресторан.
Ашот оказался довольно высоким импозантным мужчиной с умными проницательными глазами. Он искренне обрадовался, увидев меня, и тут же передал под покровительство весёлой толстушке, Машеньке.
─ Здорово, что ты пришла. ─ Она задорно подмигнула и потянула меня в зал. ─ Видишь, сегодня банкет. Мы просто зашиваемся. Японская делегация откушать в нашем заведении решила. Тахир нервничает, так что на кухню лучше не ходи. Зашибёт.
─ Тахир? Кто это?
─ Наш повар. ─ Хихикнула Маша. ─ Узбек. А ты что думала, суши в этом городе японцы ваяют?
По моему мнению, было бы логично пригласить в ресторан такого уровня японского повара, носителя традиций, так сказать. А вот представитель узбекского общепита совершенно не нервничал бы, окажись он перед казаном для плова. Но разве имела право я, ипешник-неудачник, давать советы преуспевающему бизнесмену?
Благоразумно обойдя кухню десятой дорогой, мы попали в помещение, где хранилась всевозможная хрень для сервировки.
Стол был практически накрыт. Мы с Марьей вложили льняные салфетки в кольца и поправили уголки скатерти.
─ Ничего мудрёного тут нет. Приносим блюда, уносим грязную посуду. Приносим, уносим. За напитками следит Вася. ─ Она кивнула в сторону улыбчивого бармена, деловито натиравшего бокалы. ─ Рассчитывать тоже никого не придётся. Банкет оплачен. Всё, пошли чаи гонять. У нас минут десять осталось.
Погонять чаи не удалось. К ресторану подъехало три иномарки, и мы с Машей вытянулись у стола по струнке.
Я открыла рот, когда в просторное помещение в окружении японцев вошёл Пожарский. Заметив меня, он замер.
─ Аня?
Я была готова завыть с досады, но вместо этого натянуто улыбнулась и прошипела неестественным голосом:
─ Добро пожаловать в наш ресторан!
Когда все представители иностранной державы (включая хорошенькую девушку-переводчицу, не сводившую влюблённого взгляда с Глеба) расселись, я обрела дар речи, способность двигаться и мыслить.
И мои мысли меня не порадовали. Судьба постоянно сталкивала меня с Пожарским, хотя лично я совершенно этого не желала. Что теперь? Затаиться и ждать, когда чёртова платформа выйдет в море, а её владелец отправится в Москву? А если не отправится? Если в придачу к моему пивняку он выкупит гостиницы, рестораны и дорогой моему сердцу университет? Бежать? Затеряться в дебрях Амазонки или отсидеться в племени папуасов Новой Зеландии? Впрочем, о побеге можно было и не мечтать. Мои финансы располагали исключительно к пешему путешествию. А на своих двоих я далеко бы не ушла.
─ Аня! Соберись! У нас много работы.
Я тряхнула головой и помчала следом за Машей. Даже не знаю, откуда у меня взялись такие способности! За весь вечер я не только не перевернула ни одного подноса, но и умудрилась порхать по залу легко и непринуждённо на высоченных шпильках и улыбаться направо и налево.
Ашот, наблюдавший за мной из-за ширмы, ободряюще кивал. Прикинув, что за сегодняшний вечер я смогу заработать целое состояние, я воодушевилась ещё больше. К чёрту Пожарского с его нелепыми ухаживаниями, красивыми словами и охапками роз. Его неумелые попытки вернуть меня в сказку казались жалкими потугами. Я покинула феритейл добровольно и не собиралась возвращаться туда ни за какие блага мира.
Так почему же в сердце противно ссадило, когда я видела юную переводчицу рядом с Глебом? Почему в глазах пекло каждый раз, когда она наклоняла к нему голову или кокетливо улыбалась?
Да, этого мачо всегда окружали красивые женщины. А я? Кем являлась я? Простушкой из Владивостока. Прав был Вольдемар, когда возмущался по поводу моей внешности и неухоженности. Сравнив себя с переводчицей, вздохнула. Девушка была моложе и красивее, в платье со страниц модного журнала и с чарующей улыбкой. Даже в юности я не могла похвастаться такими формами. Чего уж говорить о даме бальзаковского возраста. Я не умела преподносить себя, вызывать всеобщее восхищение. Не умела и не хотела этому учиться. Так на кого теперь обижаться? На судьбу? На Пожарского? На хорошеньких куколок, которые знали, как себя презентовать? Нет. Обижаться стоило на свою вечную занятость, на свою лень и нерасторопность, на то, что не смогла полюбить себя, не бросила семью и педагогическую деятельность в угоду косметологам и стилистам.
Я отмеряла шагами километры по залу, улыбалась и кивала, даже не вслушиваясь в то, что мне говорили, а думала о своём. Что такое любовь? Набор химических процессов? Игра гормонов? Шёпот инстинктов? Я не видела ни магии, ни волшебства. Из юной восторженной девушки я превратилась не в женщину, а в загнанную лошадь. И в настоящий момент все мысли вертелись вокруг одного: как заработать? Совсем недавно я мечтала о встрече с Пожарским, представляла, какой она будет. Так почему же сейчас, когда до Глеба можно было дотянуться рукой, мои желания исчезли? Да, легко любить на расстоянии. А вот живого человека из плоти и крови, с недостатками и изъянами, любить куда сложнее. Возможно, я просто устала, израсходовала запас душевных и физических сил, согнулась под тяжестью житейских неурядиц?
Как бы то ни было, пускать Пожарского в собственную жизнь я не собиралась.
Часам к двенадцати гости наелись и перешли к неторопливой беседе. Осмотрев стол на предмет грязных приборов, я подняла взгляд на спутницу Глеба. Та чуть из платья не выпрыгивала, демонстрируя бизнесмену свои выдающиеся достоинства. Печально улыбнувшись, я поплелась за ширму к табурету. Ноги гудели, руки отваливались, но я нуждалась в этой работе. Поэтому пообещала молившему об отдыхе организму дать отдых, но позже. Прислонившись к стене, я устало закрыла глаза.
