— Отлично. Хватит. — Я бросаюсь к Максу и хватаю его за шиворот. — Тебе лучше надеяться, что эта штука все еще работает, иначе тебе придется платить за новую. Шевелись, пока я не подняла тебя, как ребенка, и не унесла отсюда.
Макс вырывается из моего захвата, крутится, его лицо становится свекольно-красным.
— Боже, Сильвер. Ты такая чертова сука!
За последний год люди, которых я считала своими самыми близкими друзьями, называли меня самыми мрачными, самым жестокими и резкими словами. Но все это было не так больно, как сейчас. Я чувствую себя так, словно мне дали пощечину. Макс проносится мимо меня из задней комнаты, его шаги звенят в коридоре. Через секунду входная дверь захлопывается, но я никак не могу заставить свои ноги двигаться, чтобы последовать за ним.
Что... за... черт?
У меня щиплет глаза, как будто я только что натерла их мылом.
— Прости, Сильвер, — тихо бормочет Джейми. — Это моя вина. Я хотел начать новую игру.
— Нет. Не беспокойся. Это вовсе не твоя вина. Макс... он... — Я не знаю, что случилось с Максом. Он ведет себя совсем не так, как мой младший брат, это уж точно. — Передай своей маме, что я благодарна за то, что вы пригласили его, Джейми. Я уверена, что вы увидитесь завтра в школе. Если только я не убью его сегодня ночью во сне.
Я так сильно стискиваю зубы, направляясь к двери, что за правым глазом начинает пульсировать напряженная головная боль. Вот же маленький кусок дерьма…
Эта мысль обрывается, когда я сворачиваю за угол в коридоре и сталкиваюсь с…
Черт.
С Холлидей.
Ее сумка с грохотом падает на пол, а телефон скользит по половицам красного дерева. Тюбики косметики выкатываются из ее сумки, ручки и дневник падают на землю. Какое-то мгновение она просто стоит, глядя на меня широко раскрытыми глазами, и на ее лице отражается удивление. Я пытаюсь привести в порядок свое собственное испуганное выражение, но потом смотрю вниз, туда, где распахнулось ее толстое зимнее пальто, и вижу, что на ней надето.
Скудный верх бикини, едва ли больше двух треугольников темно-синего материала, прикрепленных к нескольким кускам веревки, и пара коротких шортиков, таких маленьких, что они едва прикрывают верхний дюйм ее голых бедер. И снова, уже во второй раз меньше чем за минуту, я ловлю себя на том, что думаю о том же самом.
Что... за... черт?
Она видит, что я хмуро смотрю на ее наряд, и быстро запахивает свое пальто, сжимая его на талии. Прежде чем мы успеваем что-то сказать, из гостиной появляется миссис Ричмонд.
— О, Сильвер, прости меня. Я думала, ты уже ушла. — Она переводит взгляд с меня на дочь, и на ее лице появляется робкая улыбка. — О, хорошо видеть вас двоих бок о бок опять. Я... я знаю, что в последнее время вам, девочки, было трудно, но, честно говоря, мое сердце разрывалось оттого, что вы так поссорились. Глядя на вас двоих сейчас, черт возьми... я должна сказать, что надеюсь, что вы уже на пути к тому, чтобы все уладить.
Холлидей не произносит ни слова. Она быстро опускает взгляд на свои ноги, глубоко дыша. Я действительно не знаю, что сказать.
— Ты идешь на работу, милая? — спрашивает миссис Ричмонд.
— Да. Я опоздаю, если не уйду сейчас, — угрюмо говорит она.
— Это так мило с их стороны, что в «Роквелле» сделали исключение для Холлидей. Обычно они не позволяют людям работать официантками, пока им не исполнится восемнадцать. Они, должно быть, знали, как она будет хороша. И они хорошо платят. Когда я работала официанткой на полную ставку, то едва приносила домой пару сотен баксов в неделю. Холлидей зарабатывает в три раза больше, не так ли, дорогая?
Эм... Официантка? Я бывала в «Роквелле» и прекрасно знаю, что там нет официанток. Если вы достаточно смелы или очень голодны, чтобы заказать еду из кухни, вы должны сделать это в баре и забрать свою еду из служебного люка, когда они прокричат ваш номер.
— Да, наверное, мне повезло, — бормочет Холлидей. Она быстро опускается вниз и собирает свои вещи обратно в сумку, пока я смотрю на нее сверху вниз, слишком много винтиков крутится в моей голове, чтобы оказать какую-либо помощь. — Мне действительно пора идти.
Не оглядываясь, она бросается к двери, оставляя ее зияюще открытой за собой. И я понимаю, более чем немного ошеломленная тем, что я только что увидела, что одна из моих бывших лучших подруг раздевается за деньги за спиной своей матери.
Глава 14.
Алекс
В баре катастрофически не хватает персонала, поэтому Монти предлагает мне тройную плату за то, чтобы я остался здесь и поработал. Я соглашаюсь, но не из-за денег, как таковых. Мой разум мчится со скоростью мили в минуту, и с Сильвер, преподающей уроки до самой ночи, перспектива вернуться в трейлер и находиться там в одиночестве звучит не очень привлекательно. Люди продолжают вливаться в дверь по мере того, как наступает ночь, и следующие шесть часов пролетают в размытом пятне пролитого пива, разбитого стекла, шумных споров и нескольких брошенных ударов.
Появляется Холлидей и выходит на сцену. Я не замечаю ее присутствия, а она, в свою очередь, делает вид, что меня не существует — негласное соглашение, которое я всем сердцем поддерживаю. К полуночи это место пустеет. Снежная буря, может быть, и прошла, но дороги все еще опасны, особенно после наступления темноты, и копы всегда на страже после напряженной ночи в «Роквелле». Никто не хочет оказаться в канаве или, что еще хуже, попытаться пройти тест на трезвость, когда они выпили больше, чем должны были.
Пол отпускает меня в двенадцать тридцать. Я выхожу на улицу тем же путем, что и вошел, готовясь к холоду, кладу в карман свою ночную зарплату и уже собираюсь забраться в Camaro, когда чья-то рука опускается мне на плечо, грубо разворачивая меня.
Когда ты растешь в приемных семьях, или, по крайней мере, в таких приемных семьях, где рос я, у тебя вырабатываются довольно острые рефлексы; мой кулак замахивается еще до того, как я замечаю, кто пытается меня ударить. В моем мире нерешительность может убить тебя.
Ублюдок позади меня — это не более чем черная полоса, когда он отшатывается назад, за пределы моей досягаемости.
— Ну-ну, Моретти. Черт возьми. Становишься немного медлительным на старости лет? — говорит голос с усмешкой.
Я делаю шаг вперед, нацеливаясь на кусок дерьма, который пытается прыгнуть на меня, но затем мои уши догоняют мой мозг, и я понимаю, что знаю этот голос. Я очень хорошо его знаю.
Вторичный апперкот, который я собирался отправить в полет, останавливается в воздухе. Там, передо мной, одетый в кожаную куртку, которая выглядит слишком новой, и пару нелепо тесных выстиранных джинсов, стоит парень, которого я никогда не думал увидеть снова.
Ну, черт возьми!
— Зандер Хокинс. Что б я сдох. — Я не очень то рад его видеть. Это и понятно, когда я в последний раз видел этого ублюдка, он заплатил парню по имени Хорхе пятьдесят баксов за то, чтобы тот затеял со мной драку в кафетерии центра содержания несовершеннолетних. Я был почти уверен, что Зандер убьет кого-нибудь до того, как его выпустят из колонии, и закончит тем, что его задницу переведут в законную тюрьму, и все же он, бл*дь, стоит здесь. И вот это меня и беспокоит. — Какого хрена ты делаешь в Роли?
Зандер пожимает одним плечом.
— Были кое-какие дела. Меня вызвали из Беллингема. Я слышал, что ты здесь работаешь, поэтому и задержался. Думал, что не плохо бы наверстать упущенное. Старые добрые времена, понимаешь?
Зандер почти такой же высокий, как и я, с такой же сердитой искоркой в глазах. В колонии он проводил большую часть времени с парой гирь в руках или на корточках, тренируясь как дьявол. Я тоже решил скоротать время за этими занятиями... вот так мы и подружились.
— Старые добрые времена?
У меня короткостриженые ногти на пальцах, с учетом того, что я каждый день скрупулёзно играю на гитаре; если бы нет, я бы впился ими в ладони, пытаясь отвлечься от боли, пока решаю, что, черт возьми, я должен делать. В течение одиннадцати месяцев Зандер был рядом со мной, присматривая за мной, готовый искалечить каждого, кто косо на меня посмотрит. Я завел еще пару друзей во время моего заключения, но Зандер был чем-то большим. Он был мне как брат. А потом этот самый брат предал меня за день до моего освобождения? Да, это чертовски отстойно.
