Брутальный чувачок в модных татухах, с которыми я бы ему вообще не рекомендовал попадать на зону, особенно те, что на пальцах, зашквар жесткий, отрывисто командует:
— С лестницы его спустите!
Грубый какой! А поговорить?
На меня тяжеловесно движутся две массивные туши, и я, оценив их тяжеловесность и общую неуклюжесть движений, вздыхаю и незаметно разминаю шею. Все же, бессонная ночь даже о себе знать.
* * *
Через пару минут, разглядывая два матерящихся на пролет ниже тела и краем глаза отслеживая еще одно, тоже матерящееся, но пока что довольно твердо стоящее на ногах и даже движущееся в нужном направлении, я лениво размышляю, о чем, вообще, думают владельцы всяких охранных агентств, нанимая вот таких вот “профессионалов”? Они же немного опасны, только когда стоишь прямо рядышком и спереди. Чуть сбоку или, тем более, сзади — и все, можно что угодно делать. Они ни развернуться быстро, ни махнуть ручищей в правильной амплитуде не могут… Только и толку от них, что здоровенные, как шкафы и, в случае опасности, свалят клиента с ног, закрывая, типа, собой. Правда, у клиента в любом варианте шансов на выживание никаких, он к моменту падения или уже помер от пули, или помирает, потому что ему кабанья туша при операции спасения жизненно важные органы отдавила.
Конкретно эти ребятки не вписались в поворот. Мне вообще даже делать ничего не пришлось. Подножку подставил и вовремя с пути убрался. А дальше все сделала инерция, закон Ньютона и Хрущев, который в свое время архитектора этих панелек наградил премией.
Засмотревшись на живописную картину копошащихся внизу кабанчиков, чуть не упускаю третьего. Он неожиданно развивает нехарактерную для такой туши скорость, летит на меня, рожа красная, глаза дурные. Дурнее — только у того прилизанного татуированного мажорика, что сейчас с лемурьими зрачками и бледной мордой пытается слиться с зелеными заплеванными стенами подъезда.
Парнишку я успокаиваю коротким ударом по горлу, которое, хоть и выглядит дубовым, но на деле — вполне себе ахиллесова пята таких вот монстрят. Подлый удар, плохой. Ну так и я — не пай-мальчик.
В итоге на площадке остаемся только мы с мажориком.
Снизу слышится оглушительный мат, кажется, кто-то там сломал ногу, и два остальных героя пытаются спасти раненого бойца, напрочь забыв о прямой своей обязанности по охране мажорской тушки.
Не собираясь дожидаться, пока вспомнят, я иду к нервно подрагивающему клиенту.
Скалюсь приветливо:
— Не поздоровался, прошу прощения. И не представился по всей форме.
Резко бью гладкого мальчика в солнышко. Не сильно и кулаком. Потому у него только слезы брызжут и дыхалка кончается. А мог бы пальцами и в другое место, тогда бы ребра сломались. Тоже подлый удар, научили в свое время серьезные веселые дядьки одного глупого молодого журналистика, думающего, что он — супермен, и журналистская неприкосновенность неукоснительно соблюдается. Так же, как неприкосновенность Красного креста, ага.
Против серьезного бойца, например, такого, как Егерь, или даже Бур, я не выстою, само собой. Да и всякие там ринги и прочие бои не люблю.
Но вот так, в подворотне, себя защитить смогу всегда. Ну и в толпе прикольно драться.
Мне в последний раз в Аргентине очень даже понравилось.
— Меня зовут Борис Константинов, журналист, — спокойно информирую я наливающегося дурной краснотой мажора, — если интересна моя биография, можно погуглить. А если кратко — освещал несколько локальных конфликтов, был в горячих точках, во время последней командировки получил ранение, контузию. На голове сказалось, знаешь ли… Нервный такой, просто пиздец. Как ты себя чувствуешь?
— Су-у-у-у… — начинает мажор, но опять захлебывается хрипом, потому что получает одновременно еще один легонький удар по горлу, куда слабее, чем досталось его охране, и жесткий хват за ухо.
— Для того, чтоб оторвать человеку ухо, — продолжаю я знакомство, — не требуется прикладывать серьезных усилий, надо только правильно рвать. Под правильным углом, то есть. Обратно ухо пришивается, кстати. Это тебе так, для информации.
Дергаю его за ухо, и мажор хрипит громче. На губах появляются кровавые пузыри. Язык, что ли, себе прикусил? Неаккуратно как…
— Я представился, теперь твоя очередь. Можешь не в произвольной форме, как я, а просто отвечать на вопросы. Первый: какого хера ты забыл у квартиры моей женщины?
— Я-а-а… Не-е-е… Зна…
— Не знал, что Эва — моя женщина? Бывает. Теперь знаешь. А ты к ней пришел? Планы имеешь на нее? Выебать хочешь?
— Не-е-е… — пугается еще больше мажор. И ножками сучит. Как девочка, ой… А такой красивый… Брутальный… Руки, татухи, колечко, вон, в ухе… Сжимаю сильнее за серьгу, и парнишка визжит поросенком.
— Знаешь… — задумчиво оглядываю его красное лицо с потеками крови по подбородку, — за такое украшение тебя особо полюбят на зоне. Там это — хороший признак. Мой тебе совет — когда пойдешь по этапу, ни в коем разе не снимай серьгу. В авторитете будешь, понял?
— Когда…
— Вот, умеешь правильно вычленять слова, не совсем пропащий, значит… Да, именно “когда”, а не “если”. Потому что то, что ты сейчас тут делал, тянет на статью. Преследование, попытка проникновения, ну и так далее… И на адвоката своего не надейся. Молоденьких девочек запугивать и заявы на них задним числом оформлять у него хорошо получается. А вот меня — вряд ли. Дернешься еще раз в направлении Валентины, я же не ошибся, ты к ней в гости, да?
Кивает, говорить уже не может. Таращит удивленные глаза, значит, я своим пальцем в небо насчет заявы задним числом, куда надо попал, прямо в точку, можно сказать. Журналистское чутье, бляха муха, оно такое. Фиг пропьешь. Мальчик мычит и обильно пускает кровавую слюну. Оно и понятно, язык прикушенный — херовая вещь. Может моментом распухнуть и хрен в рот его потом поместишь. Проверено, блять, горьким опытом.
— Так вот, — продолжаю я знакомство, — еще раз посмеешь побеспокоить девушку, уедешь по этапу. Авторитетом, не спорю, серьга тебе поможет. А вот папочка — нет. Так что думай, мальчик. А пока — забирай свою мебельную фабрику и пиздуй отсюда, пока я дружбанов из полиции не вызвал. Они, кстати, жуть как любят с такими, как ты, общаться.
После этого я отпускаю парнишку, и он, резко подхватившись, скатывается с лестницы, перепрыгивает через своих охранников и уматывает в неизвестном направлении, оставив после себя только тонкий шлейф из смеси запаха крови и обгаженных штанов.
Я смотрю ему вслед, качаю головой. Чего-то мажор нынче пугливый пошел… Мельчают. Вот в мое время не дураки подраться были… А сейчас… Интересно, ему татухи под общим наркозом били? А то чего-то с болевым порогом прям беда…
На охрану я уже не смотрю, здоровые мужики, сами разберутся, какой дорогой в травмпункт ехать, разворачиваюсь к закрытой двери, весело подмигиваю в глазок.
Открывайте, принцессы, ваш дракончик пришел. Сейчас одну из вас будет спасать, а другую трахать.
Глава 29
— Ты, Конь, вообще берега попутал, — злобно говорит Бур, потом поворачивается, еще раз пристально и недовольно рассматривает Эвиту и Валю, стоящих неподалеку и тревожно пялящихся на высокие договаривающиеся стороны. Эвита выглядит, как всегда, охуительно, широкий джинсовый комбез и взлохмаченные короткие волосы, хочется просто брать и трахать, брать и трахать. Прямо тут, не сходя с места. Валя, с ее мини-шортами и волосами, все это дело прикрывающими, смотрится куклой для взрослых утех. Любителям хентая и молоденьких крошек — прям идеально зашло бы. Бур в очередной раз оценивает длину ног и пухлые губы, и договаривает еще более злобно, — все, блять, берега попутал!
— Бур… — я пытаюсь настроить друга на нужный лад, хотя, конечно, понимаю полный бесперспективняк ситуации, — ты же говорил, тебе нужен секретарь… У нее золотая медаль в школе была. Хорошая девочка… — тут я еще раз оглядываю младшую Выстрикину, в этот момент как раз нагнувшуюся завязать шнурок на кедах, и вздыхаю, — очень… хорошая.
