За минуту-другую он усвоил, что по направлению вибраций можно установить расположение деревьев. Каждый звук подобен был вспышке маяка, четко указывающего свое местонахождение. Более того, плотность встречного звукового напора говорила, что лес уходит как раз в этом направлении, а за спиной деревьев не больше дюжины. Карлсен поднялся, отдалился от дерева (чтоб подальше от корней) и медленно, осторожно двинулся туда, где край леса.
Упустил он то, что из-за одного лишь размера расстояние между деревьями составляет сотни ярдов. Полчаса, а то и больше брел, пока отсутствие листвы под ногами дало знать, что лес, наконец, позади. Через несколько минут призрачный сполох молнии высветил, что движется он в сторону какого-то крупного водоема, — не то озера, не то моря, — зеркалом отражающего молнию. На секунду встревожило то, что вода как бы вот она, чуть ли не под ногами. Нет, лучше сесть, дождаться, пока снова сверкнет. Когда облака высветила очередная магниевая вспышка, до Карлсена дошло, насколько близко была беда. В десяти футах берег резко обрывался, а вода виднелась где-то далеко внизу. Что странно, близость падения воспринялась со спокойным сердцем. По-прежнему согревало сокровенное чувство неуязвимости. И все же лучше подождать до рассвета. Развернувшись, Карлсен ощупью добрался до ближайшего дерева и начал охапками собирать листья в согнездие между корней, чтобы там улечься.
Он как раз сгребал себе подушку, когда в отдалении наметился блуждающий огонек, — примерно в четверти мили, — свет постоянный, похожий на фонарик. Карлсен спиной прижался к дереву, вникая в вибрацию: если есть опасность, то наверняка почувствуется.
Минут через десять свет приблизился достаточно и стало видно, что огонь сдвоенный, вроде фар, отстоящих друг от друга примерно на фут. Следом различился силуэт человека, несущего на плечах по фонарю. Узнав приземистую, мощную фигуру бараша, Карлсен тут же пожалел, что не перебрался на ту сторону дерева. Теперь-то уж поздно: под лучом света на дерево пролегла тень.
Бараш остановился в нескольких футах, словно точно знал, где сидит Карлсен, и молча нашел его взглядом. В белесом свете, выхватывающем неухоженную бороду, он походил на Грубига, только более старого и неприглядного: вздернутый нос на гостеприимство не намекал. Угрюмец что— то сказал на непонятном, гортанном языке, правда, телепатический сигнал был достаточно ясен.
— Надо, чтобы ты шел со мной. — В телепатии, видно, он искушен был не очень, и потому без речи обходиться не мог.
— Куда?
— Туда, — повернувшись вполоборота, бараш неопределенно указал куда-то во тьму.
Затем, как будто что-то решив, он поднес руку к плечу, при этом Карлсен разглядел, что два огня представляли собой крупных насекомых вроде стрекоз, светящихся ровным, матовым светом. Одно из них словно ручная птица перебралось на вздетую руку. Насекомое он пересадил на плечо Карлсену. То, развернувшись и как следует приспособясь на лямке туники (кстати, неожиданно увесистое), нюхнуло Карлсену ухо и моментально засияло, выхватив из тьмы ближние деревья.
Бараш повернулся и пошел, не оглядываясь, причем настолько ходко для таких коротких ног — того гляди отстанешь. По крайней мере ясно, что за пленника он Карлсена не считает.
На мягком, толстом мху их шаги были бесшумны. В воздухе — прохлада и странная эйфория (видимо, бодряще сказывается смолистый запах). Ясно слышалась и вибрация деревьев, вызывающая на сердце необычную легкость.
Карлсен, как мог, удерживался от расспросов: бараш как пить дать или ухом не поведет, или фыркнет что-нибудь односложное. И без того чувствовалось, что провожатый относится к нему с тем же снисходительным презрением, что и гребиры. Ригмар, помнится, сказала, что «бараш» означает «агрессивный», «враждебный» — теперь вполне ясно, почему. Предстоящая встреча с подобным сборищем особой радости не вызывала, хотя после последних событий не сказать, чтобы и заботила. В себе он чувствовал колоссальный источник силы и жизненности, с которым все по плечу.
Шли уже примерно с четверть часа, когда начался спуск по каменистому склону. Здесь уж глаз да глаз, иначе все ноги исполосуешь. Насекомое на плече засияло еще ярче: открылся даже противоположный склон, с виду еще более крутой. Карлсен перевел было дух, когда, добравшись до низа, повернули налево и дальше, к воде. Но беспокойство стало разбирать, когда бараш прямиком пошел к клинообразному выступу на самой кромке обрыва. Там он остановился, как бы собираясь с мыслями, и начал сходить по идущей наискось тропке-карнизу. Карлсен тронулся следом, мысленно ругая не в меру распалившуюся дурищу: свет отражался на воде, пугающей своим черным безмолвием на глубине тысячи футов. Освещала бы тропу, да и ладно.
Вдруг над головой (даже в груди екнуло) раздалось сухое хлопанье. Мимо с оголтелым клекотом пронеслась какая-то здоровенная, на летучую мышь похожая тварь и спикировав к поверхности воды, взбила ее крылом словно морская птица. Подняв голову, Карлсен в сотне футов увидел еще двух, переминаются на карнизе, блекая пурпурными зенками. А вон и внизу повысунулись, — и еще, и еще, — пялятся вверх с недобрым любопытством. Те же самые, что встречались у подножия Гор Аннигиляции. Отвесный берег изобиловал их гнездами как дырками в сыре.
Карлсен от смятения замедлил ход и обнаружил, что потерял своего провожатого. Так как карниз все сужался (поневоле приходилось жаться к стене), решил двигаться медленнее. Минут через десять, — и на двести— триста футов ближе к воде, — бараша он застал в ожидании, с деревянно бесстрастным выражением лица. Стоял он во входе в пещеру и, как только Карлсен появился, исчез внутри.
Вход узкий, — пара футов, не больше, — а в высоту не будет и шести. Чтобы влезть, пришлось сгорбиться, а насекомое, когда его чуть не смахнули, обиженно зажужжало. «Пардон», — вырвалось у Карлсена (и ведь поняла тварешка!). Коридор клонился вниз, причем так много было выступов, что идти приходилось очень медленно, иначе стукнешься головой. Бараш тоже шел медленней, хотя и ниже на голову, чем Карлсен, из-за широких плеч и груди в узких местах он то и дело протискивался боком.
Так добрались до места, где коридор, неимоверно сужаясь, упирался в стену из точащихся влагой сталактитов. Бараш, остановившись, повернулся направо и исчез. Карлсен решил, что туда же ведет и коридор, но дойдя до конца, понял: тупик. Пока стоял в растерянности, насекомое, снявшись вдруг с плеча, прянуло прямо на стену, за которой исчез бараш. В камень вошло как в воду, оставив Карлсена в кромешной тьме. Он вытянул руки, ожидая наткнуться на сырой песчаник, но ощутил лишь пустоту. Сделав медленный, осторожный шаг, лицом и плечами прожался сквозь шероховатую бархатистость, словно сквозь паутину или водяную взвесь, и очутился вдруг на слепящем свету — таком, что зажмурясь, притиснул к глазам ладони, и лишь помедлив, отвел.
