Бегу в душ. Быстро собираюсь и еду на работу.
Последующие дни проходят мимо меня. Я много работаю и везде хожу пешком. Чем длиннее расстояние, тем лучше. Зачем-то варю сложные супы, на приготовление которых трачу все вечерние часы. Сама съедаю от силы поварёшку и утром выставляю остальное в стеклянной банке к мусорным контейнерам. На второе утро обнаруживаю на том же месте ветку сирени. Меняю её на новую порцию и забираю пахучую гроздь с собой. Ставлю в узкую вазу на рабочем столе. Ксения начинает выискивать цветочек с пятью лепестками. Я же просто любуюсь таким простым и таким трогательным «спасибо».
В субботу оставляю стаканчик с кофе у баков, а суп везу на девичник. Морковно-имбирный, сладковато-терпкий с пикантными нотками. Ангелина с Майей просят добавки и пророчат вкусовые восторги моему эфемерному будущему мужу. Что делаю я? Рьяно отмахиваюсь от них, прогоняя мысль о том, что Ярослав никогда не узнает, как я люблю готовить.
Ева традиционно забрасывает меня всякими смешными картинками, среди которых ненавязчиво присылает очередную фотографию с приёма. Их полно в интернете. Как бы то ни было, такого внимания не избежать. «Мама говорит, что это твой начальник. А-гонь! Скажи, что у него есть брат!» Я думала, изображения маме показала именно сестра. Видимо, сплетницы-коллеги сработали быстрее. Испытываю облегчение от того, что Евка ни при чём. Непонимания с мамой мне более чем достаточно.
В воскресенье после обеда нас с Майей вызывают в головной офис. Произошёл информационный вброс, что совершенно не удивляет в свете объёмов, заявленных на тендер, но грязные методы конкурентов всегда вызывают ощущение брезгливости. Мы работаем в плотной связке со службой безопасности и пресс-секретарём, чтобы минимизировать риски для компании. Порочащие репутацию фирмы данные распространятся как огонь, если своевременно не потушить очаг возгорания.
Я выжата эмоционально, что позволяет трезво смотреть на ситуацию и реагировать без лишних сантиментов. В понедельник к концу рабочего дня мы возвращаемся в свой офис. Остаётся доделать ряд формальностей. Я отпускаю Ксению домой и иду, кажется, за сотой чашкой кофе. Мы молодцы!
На кухне вдруг понимаю, что Ярослав здесь. Я чувствую его присутствие. Слышу шаги из кабинета директора в малый зал. Щелчок выключателя и хлопок двери. Забываю про кофе. Я просто посмотрю на него и сообщу лично, что вопрос улажен, можно не беспокоиться и отдохнуть после дороги.
Стучусь и сразу же захожу. Он разговаривает по телефону. Встречаю его немигающий взгляд. Я фигурально смахиваю со лба пот, показываю ему большой палец и устало улыбаюсь. Яр кивает, ухмыляясь уголком губ. Я подхожу к столу переговоров и наливаю в стакан воду, хотя меня не мучает жажда.
Посмотрела. Сообщила в привычной безмолвной манере. Нужно уходить. Его тепловая энергетика накрывает меня. Пью медленными глотками. Он заканчивает разговор. Приближается и склоняется ко мне. Я ставлю стакан на стол и поворачиваюсь. Всматриваюсь в него, не отрываясь. Нечитаемое выражение. Яр проводит ладонями по моим рукам вверх от запястий, задерживается на плечах. Я начинаю неконтролируемо мелко подрагивать. Его пальцы заправляют какие-то, видимо, торчащие волоски на моём виске. Тянусь щекой к его ладони, хочу рассказать, как я соскучилась, но выдыхаю абсолютно противоположное:
— Неужели тело так сильно? Мне казалось, что столь яркие ощущения не может дарить одна лишь физиология.
Вижу, как он каменеет, и тут же жалею о сказанном. Каждым нервом чувствую исходящий от него, набирающий обороты, холод. Поцелуй в переносицу обрывается на полпути. Наш самый интимный поцелуй. Его взгляд, как приговор, обездвиживает меня.
— Мне казалось, мы никогда не были потребителями исключительно физиологии.
Ярослав резко распрямляется. Но даже в это мгновение, когда я всё разрушила, он верен себе и отступает на шаг, не давит, хотя глазами бьёт меня наотмашь.
Мне хочется засунуть вылетевшие слова самой себе в глотку и застонать от невозможности стереть предыдущую минуту. Я хочу обнять его и никуда не отпускать. Какая же я дура.
Внезапно робею, протягиваю руку к отстранившемуся Яру и касаюсь его плеча. Он вздрагивает, будто обжёгся… или ему невыносимо противно. Мне становится больно. И пусто. Он окатывает меня ледяным взглядом. Хватает за руку и дёргает на себя. Я оступаюсь от неожиданности, но он не даёт мне упасть. Крепко берёт под локти и практически подносит к своему столу. Не церемонясь наклоняет меня на него грудью, вдавливая горячую ладонь между лопаток.
Меня сковывает испуг. Я не боюсь его, но мне страшно от прозвучавшего тона. И замораживающего взгляда. Напрягаюсь, начиная сопротивляться. Его слова хлещут беспощадно и пригвождают меня к столу.
— Разве ты не за этим изначально пришла ко мне? Физическое, по расчету, так? Без чувств. Я думал, то было временное помутнение и оно прошло. Я ошибся. — Он задирает мою юбку на талию и сильно сжимает ягодицу. — Я дам тебе то, что ты хотела. Желание дамы — закон.
Чувствую, как его пальцы пробираются под кромку трусиков. Ему ничего не помешает. На мне чулки, которые я постоянно ношу в офис, как только стало тепло. Свожу ноги и продвигаюсь грудью вперёд по столу.
— Яр, пожалуйста… — звучит настолько жалко, что я прикусываю до крови нижнюю губу.
Он впивается пальцами в мои бёдра и возвращает обратно к себе.
Я распластываюсь по гладкой столешнице, затуманиваю дыханием глянцевую поверхность перед собой. Мне не было стыдно творить с ним откровенные непристойности, пьянеть, болтать всякий вздор. А сейчас мне невероятно стыдно.
Он наклоняется к моему уху.
— Поправь меня, если не ты сама предложила. Так почему бы не реализовать до сих пор не отозванное предложение?
Сжимаю зубы. Не буду его умолять. Я всё равно верю ему. Пусть сделает. Пусть мои чувства разобьются, не успев заполонить меня всю целиком. Цепляюсь пальцами за край стола. Костяшки белеют.
— Ты же такая проницательная… — Он одет и просто вдавливается в меня всем телом.
Я всё-таки всхлипываю. Гулко, до потери дыхания и выжигающих слёз. Он тут же отпускает меня.
Закрываю глаза и прижимаюсь щекой к столу. Слышу, как Яр выходит из кабинета, грохнув дверью. Оказывается, чужие мечты разбиваются не менее громко. Я сползаю, скорее, стекаю на пол, оправляю задранную юбку. Подтягиваю колени к груди, приваливаюсь к глухой фасадной стенке стола и тихонько подвываю. Не могу разомкнуть веки и заставить принять жалкую и глупую себя. Я так непоправимо, смертельно ошиблась, отдав предпочтение маске-подделке.
Не знаю, сколько времени я сижу у его стола. Ноги затекают, спину ломит. Наконец открываю глаза. Их щиплет от потёкшей туши и яркого света. Я промакиваю их рукавом блузки. Хватаюсь за край стола и с трудом вытягиваю себя в вертикальное положение. Руки дрожат. Глаза предательски отмечают его пиджак не спинке кресла, ручку наискосок через документ, и телефон. Он оставил свой телефон. Зачем-то тянусь к нему. Беру и в молитвенном жесте сжимаю ладонями, вдавливая руки себе в грудь. Я хочу, чтобы на чехле и экране остались мои отпечатки, и прикоснулись к нему, потому что мне в этом теперь отказано. Я сама выдала себе этот отказ. Не на кого пенять. Кладу телефон на видное место, глажу средним и указательным пальцами. Снимаю туфли, потому что в прямом смысле ноги меня не держат, и я рискую свалиться, если попытаюсь дойти в них до своего кабинета. Одёргиваю юбку, наклоняюсь за обувью, снова поправляю подол и иду к выходу. Выключаю свет, открываю дверь. В офисе тихо. Видимо, я просидела очень долго, погрузившись в самобичевание и добивая в осколки остатки собственного достоинства и сердца. Бросаю в сумку какие-то вещи, надеваю балетки, гашу свет и выхожу. Не глядя по сторонам прохожу к лифтам, но меняю траекторию движения и спускаюсь по лестнице. В лифте есть зеркало, а я не хочу себя видеть.
