Я физически ощущаю взгляды, прожигающие мне спину, но иду с каменным лицом и прямой осанкой. Если чему-то и учит детдом, так это не показывать свои слабости, иначе сожрут.
Но только за спиной закрывается дверь, как я выдыхаю и опускаюсь на небольшой диван возле окна. Вадим опирается на подоконник и, сложив руки на груди, говорит:
— Я тебя слушаю.
Он старается быть равнодушным, но меня бьют в грудь волны злости, исходящие от него.
— Ты серьезно собрался жениться? — вырывается вопрос, хотя я не собиралась его задавать.
А зачем я тогда вообще приехала? Да, именно ради этого вопроса. Наверное, во мне просыпаются мазохистские наклонности. Я хотела увидеть все сама.
— Мать настучала? — с усмешкой интересуется Вадим, не ответив вопрос. — И нахрен ей это надо? Сама же говорила, что спать с женой отца не самый лучший поступок.
Я молчу, глядя на свои чуть подрагивающие пальцы.
Боже, вроде взрослая умная женщина, а чувствую себя сейчас полной идиоткой. О чем нам говорить? Или сказать, что приехала поздравить его с предстоящей свадьбой?
Ситуация настолько абсурдная, что меня разбирает истерический смех. Я откидываюсь на спинку дивана и хохочу, будто пациентка психиатрической больницы, но при этом чувствую, как по щекам катятся слезы.
Вокруг меня все ломается, все происходит неправильно.
И пусть я выживала и в худших условиях, но сейчас, если бы не ребенок, который заставляет меня жить, сиганула бы с моста. Потому что никакого просвета, ничего светлого, кроме ребенка, в моей жизни нет.
Я получаю ответы, прошлое перестает давить на плечи, но и будущее какое-то смутное. Бесцельное. Туманное. Я бы вообще ничего не увидела, если бы не этот подарок судьбы.
— Только истерики не хватало, — устало говорит Вадим и отходит от подоконника.
Вижу, как смотрит на меня, решая, то ли пощечину дать, то ли еще как остановить мой смех со слезами.
Но, видимо, методы Фила не для него. Наклонившись, Вадим упирается руками в спинку дивана и целует меня.
Я резко затыкаюсь. И…
Не скучала так ни по матери, ни по Раде, как скучала по обычному прикосновению. Пусть губ, пусть рук — это неважно.
Провожу ладонями по плечам, по спине Вадима. И хоть я уже успокоилась, поцелуй не прекращается. Наоборот, углубляется. Будто не только мне, но и Вадиму не хватало нас.
Нас…
Только кого я обманываю? Нет нас. Есть я с ребенком, а есть Вадим со своей невестой. А то, что происходит сейчас, лишь иллюзия. Но как хочется в ней остаться…
Вадим отстраняется, но все еще упирается руками в спинку. И смотрит, а глаза его так невыносимо близко — я вижу свое отражение в них. Но не только. Злость, смешанная с болью, снова передается мне и давит.
— Вадим… — говорю тихо.
— Лиза, — резко перебивает он, продолжая нависать сверху, — не твое это дело. Женюсь я или нет — тебя не касается.
— Меня зовут Маша, — не нахожу других слов.
— Как скажешь, — Вадим снова отходит к окну. — От кого ты беременна?
— Откуда?..
Впрочем, плевать. Я сжимаю кулаки и поднимаю голову. Злости теперь нет — веет равнодушием. Улыбаюсь и говорю:
— Вадим, я откажусь в твою пользу от наследства, только дом мне оставь. Он и так на меня записан, да и по завещанию вся недвижимость моя, но мне не надо ничего. И если бы я могла вернуть деньги, то вернула бы.
— Плевать на деньги, — резко говорит Вадим.
— А ребенок… Как ты мне недавно сказал: тебя это не касается.
Я поднимаюсь с дивана и иду к выходу. Но не в сторону конференц-зала, а к другому, ведущему в коридор.
И тогда мне в спину доносится:
— Зачем ты приехала?
Когда не видишь человека, то воспринимаешь интонацию. И мне кажется сейчас, что там проскальзывает надежда.
Чего он ждет?
Оборачиваюсь и смотрю прямо в черные глаза, честно отвечая:
— Я хотела убедиться, что ты счастлив.
Глава 44 Вадим
И какого черта это было?
Не из-за моих же случайно оброненных слов о свадьбе Лиза вернулась в Питер? А мать тоже хороша. Зачем было звонить? Хотя Лиза могла узнать о женитьбе не только от нее. Я, конечно, ничего такого не планирую, ну, пока. Так ляпнул, не подумав.
И пусть я послал эту чертову бабу куда подальше, не хотел ее больше видеть, но когда увидел… Черт возьми! Не понимаю, как у нее это получается и что она со мной сделала.
А я тоже идиот полный. Зачем поцеловал ее? Все старания забыть и вычеркнуть из жизни пошли насмарку из-за одного поцелуя.
Еще и эта новость о беременности.
Блядь!
Одним махом сношу со стола в кабинете все, а потом впечатываю кулак в поверхность. И кто надоумил отца сделать стеклянную поверхность? Пусть стекло и толстое, но трещина идет.
Точно так же трещит по шву и моя жизнь, как только в ней снова появляется Лиза.
Нахожу телефон и звоню матери. Как только она отвечает на звонок, я почти ору в трубку:
— Что за цирк? Зачем ты позвонила Лизе?
Молчание… Долгое, тяжелое. Я тяжело дышу в трубку, а на другом конце — тишина. И только спустя некоторое время мама спрашивает:
— Успокоился?
— Нет, — сквозь зубы цежу.
— А надо бы, — спокойно отвечает мама. — Она приехала?
— Приехала.
— Я так понимаю, что разговора у вас не получилось.
— Да не о чем мне разговаривать с этой стервой! — снова срываюсь, повышая голос. — И от кого она залетела, мне тоже плевать!
— Вадим, — вздыхает мама в трубку, — она старше и умнее меня, но все равно дурочка, потерявшаяся в жизни. Так, может, тебе стоит быть умнее.
И снова непонятные слова, но бьют по мозгу лучше кувалды. Мне и так казалось, что я поступил умно: уехал, послал, постарался забыть.
— Хватит, я сам разберусь, что делать, — злюсь и вымещаю злость на матери.
— Я и так не лезу. Но ты сейчас можешь таких дров наломать, что вы потом не разгребете эти завалы. Она уже испортила свою жизнь. И не только свою. Не повторяй ее ошибок.
— Как раз пытался исправить, — не удерживаюсь от язвительного замечания.
— Ты пока только ломаешь. И еще сопротивляешься себе.
— Завязывай, мама, с психоанализом, — уже без злости, устало выдыхаю я и опускаюсь на диван.
— А ты завязывай наказывать всех вокруг. Сам виноват. Ты переспал с женой отца, ты в нее влюбился…
— Не люблю я ее!
— Вадим, просто подумай, сколько ты сейчас можешь разрушить жизней. Свою, этой девочки и ее ребенка, второй девочки, с которой пытаешься забыть… Впрочем, ты сам разберешься, взрослый мальчик. Или через двадцать лет только осознаешь свои ошибки, как и я.
— Ты знала о ребенке? — с сомнением спрашиваю.
— Знала, — не отрицает мама. — Только у меня не спрашивай, от кого она беременна. Тебе уже известен ответ.
Что-то я устал. В висках начинается ломота, а с дивана даже вставать не хочу. Так бы здесь лег и остался, чтобы подумать. Разговор с матерью только больше все путает.
И я его завершаю, так и не придя ни к какому выводу. Сбросив обувь, все-таки устраиваюсь на неудобном маленьком диване и закрываю глаза. После ее приезда мне плевать даже на людей в конференц-зале, хотя и им на меня, скорее всего, тоже. Думаю, все уже пьяные и готовы разъехаться по домам.
Слышу скрип двери, а через секунду ощущаю легкое прикосновение к плечу. И пусть на мгновение мне кажется, что это Лиза вернулась, но я быстро понимаю: это не ее руки. Ее прикосновения ни с чьими другими не спутаешь.
Открываю глаза и вижу Катю. Черт возьми! Я и забыл о ней.
— Все нормально? — спрашивает она.
— Устал, — отвечаю, поднимаясь.
— Красивая у твоего отца жена, вернее вдова.
Да что за?.. Зачем она это говорит? И пусть на вид она чистый ангел, но… Но…
— Сука! — снова сжав кулак, рявкаю я. — Подлая, двуличная стерва!
Катя, отступив назад, оглядывает разбросанные по кабинету вещи и как-то грустно усмехается.
И почему у меня снова возникает впечатление, что люди вокруг видят больше меня?
